Эдвард Радзинский - Монолог о браке

ОН. Понимаешь… Я хотел тебе все рассказать. Это мне необходимо сейчас… как третий для игры в пре­феранс! Но когда ты вошел, я сразу понял, что все зря. Я не смогу тебе рассказать, как я хочу!.. Для этого мы слишком хорошо знаем друг друга.

ГЕНЫЧ уходит в глубь сцены и садится за свой столик И тотчас засыпает.

А в это время ОФИЦИАНТКА обходит столики и, не обращая внимания на сидящих, будто не видя их, сервирует столики.

ОН. Зачем так много рюмок?

ОФИЦИАНТКА. Вечером сервируют в три стек­ла: фужер, винно-водочная и коньячная рюмки… Вы что, со мной познакомиться хотите?

ОН. А я уже был с вами знаком. Вот только вспомню…

ОФИЦИАНТКА. Это все так говорят. У меня фи­гура красивая, а лицо не очень. И пристают ко мне все на этом основании… красавцы, потому, что фигура у меня красивая… И некрасавцы – тоже не церемонят­ся, потому что физиономия у меня не блеск… Вам «Южную ночь» или «Космос»?

ОН. «Космос» – вечный порядок. Лицом в космос, лицом к порядку…

ОФИЦИАНТКА. Они все одинаковые. Ну и бол­тун вы! (Ставит коктейль.)

ОН (кивнув на коктейль). Может, за компанию?

ОФИЦИАНТКА. Нельзя, у меня кислотность.. Так устала… А вы не вспомнили, откуда вы меня знаете?

ОН. Вспомню… Вспомню… Я сегодня буду вспоми­нать массу нужных вещей и эту заодно.

ОФИЦИАНТКА отходит, садится на свой стул, надевает очки и продолжает писать.

ОН (жене, шепотом). Я тебя жду. Я пришел. Это наше первое свидание.

ОН встает. ОНА тоже поднимается и медленно движется к нему по сцене, отсчитывая шаги.

РАЙ

ОН. Это – рай. (Она останавливается.) (В зал.) Она всегда считала шаги… Она верила, что если вый­дет определенное число шагов – будет удача…

ОНА (считая). Двадцать восемь… Двадцать де­вять… (Делая крохотные последние шажки.) Тридцать… Слава богу, тридцать!.. Я не опоздала?

ОН. Нет… (В зал.) Потрясающе! Она опоздала все­го на двадцать семь минут.

ОНА. Только не бери меня так сильно под руку, а то останутся синяки – у меня руки какие-то ненор­мальные…

ОН (в зал). О, как хорошо! В этом – признание моей силы и ее девичьей слабости, и в этом понимание, как прелестна и женственна эта ее слабость. Рай! Рай!

ОН (в зал, почти поет). Это – эра прикосновений! Нам всюду с нею слишком просторно. Нам всюду слиш­ком много места… Мы…

ОН и ОНА садятся на один стул, читают невидимую книгу.

ОН (придвигаясь к ней). Тебе не тесно?

ОНА. Ну что ты! А тебе?

ОН. Нет, нет! (Придвинувшись.) Я переворачиваю страницу, если ты прочла?

ОНА. Да, переворачивай.

ОН (вдавливается плечом в ее плечо). Ты прочла?

ОНА (вздрогнув). Да.

ОН (еще придвинувшись). Тебе не тесно?

ОНА. Ну что ты! А тебе?

ОН. Нет, нет! Ты прочла?

ОНА (не слыша). Да-да…

ОН. Тогда я переворачиваю страницу.

Стук часов. Время.

ОН (прекрасно). А вот он – первый поцелуй…

Они целуются.

Стук часов. Время.

Они целуются.

ОН. Это – уже тысяча первый… (Ей.) До свидания!

ОНА. До свидания. (Целуются.) Ну хватит, хватит! (Целуются.) До свидания. (Смех.)

ОН. До свидания. (Целуются.)

ОНА. Во сколько завтра ты позвонишь? (Целуются.)

ОН. Я позвоню тебе завтра в семь. (Целуются.)

ОНА. Да, в семь я уже буду дома. (Целуются.)

ОН. Я знаю. В семь я тебе и позвоню. (Целуются.)

ОНА. Ну все… все… в семь… (Целуются.) В семь. (Целуются.)

ОН. В семь. (Целуются.) Ты запомнила – в семь?

ОНА. Все, все запомнила – в семь. (Целуются.)

ОН. И не опаздывай – в семь! (Целуются.)

ОНА. Ага, не опоздаю – в семь. (Целуются.) (Сча­стливо.) Мой подбородок горит, как семафор, ты его совсем уничтожил… (Целуются.)

ОН (гордо). В семь, да? (Целуются.)

ОНА. В семь! В семь! (Целуются.)

ЕЕ МАТЬ. Поразительно! Два студента! Хоть бы слово разумное сказали!

Стук часов. Время.

ОН (в зал). Я уже привык к ней. Мне уже казалось естественным, что эта красивая девушка почему-то из всех окружающих предпочитает меня. И теперь…

ОНА. Не смей об этом! Не надо!

ОН. Ты права… Прости.

Стук часов. Время.

ОН (шепотом). Ты меня любишь?

ОНА. Ты знаешь…

ОН (шепотом). Тогда почему же…

ОНА. Я не хочу об этом! Перестань! Перестань! (И тут же после паузы, почти испуганно целует.)

ОН. Нет! Нет! Так нельзя! Получается так печаль­но… Видимо, когда-то я еще недовообразил! (Задумчиво оглядывая.) Теща… тут… И тесть на месте… «Тени минувшего, счастья уснувшего». Геныч – под боком… Нет, нужно что-то повеселее… Ну конечно же, Нептуна! Он! Он всегда улыбался! (Призывно кричит.) Нептуна.

И тотчас, расталкивая нашу лирическую пару, на сцену врывается новое ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО.

ОФИЦИАНТКА тотчас срывается со своего стула навстречу ему с криком «Нету мест, гражданин», но появившееся столь внезапно лицо с ответными криками «Почему нет, я, может, диссертацию защитил – и справляю! Я, может, в министерство опаздываю и поужинать пришел!» убегает от ОФИЦИАНТКИ.

Внезапно он останавливается и с криком «А я материально тебя заинтересую!» хватает стул ОФИЦИАНТКИ и с этим стулом, победно восклицая «А мне заняли! А меня здесь ждут!» устремляется к нашему герою.

ЛИЦО (плюхаясь на стул). Кто это? Как фами­лия? Уж не Жареный ли это?

ОН. Нептун?! (В восторге. Хохочет.) В столице?

НЕПТУН. Обижаешь!

ОН. Вообразился?!

НЕПТУН. Обижаешь!

ОН (официантке). Это Нептун… Мы с ним сидели на одной парте в четвертом классе. (Растроганно.) Здорово, Нептун!

НЕПТУН. Здорово, Жареный! (Целуются.)

ОН (официантке). «Жареный» – это потому что я – Жариков. А Нептун…

НЕПТУН. Обижаешь, я сам речь тяпну. (Официантке.) А Нептун, потому что я в четвертом классе вы­пил на спор чернила за три рубля шестьдесят две ко­пейки…

ЕЕ МАТЬ. Какой милый молодой человек!

ОН. Нептуша, ты совсем не изменился. И как ты вовремя! Мне надо обязательно кому-то все рассказать. (На официантку.) Я вон к девушке приставал…

НЕПТУН. Ах ты Мопассан!

ОН. Дон Жуан.

НЕПТУН. Ну да, Мопассана у меня в четвертом классе Троллейбус отобрала… Ты помнишь, старый, нашу классную руководительницу Троллейбус? Еще ее звали «Ампиратырь» – за толщину.

ОН. Нет, как хорошо, что я тебя вообразил! Я вон девушке все надоедал своими «лирическими» воспо­минаниями… Я боялся, что просто недотяну тут один. Нет, как ты вовремя! Нептуша, ты пришел ко мне на помощь из детства.

НЕПТУН. Прямиком оттуда! (Элегически.) И даже пораньше: мы ведь ходили с тобой в один детсадик.

ОН. Да, мы оба были в продленке…

НЕПТУН. А ты помнишь – город-курорт, детса­дик номер три. Вечер. Лунный свет. Нас всех высадили на горшочки, и я сижу на своем и придумываю считалочку: «Как дам по башке, так уедешь на горшке…» И тут же проверяю ее на тебе, сидящем рядом.

ОН. Игры детства! Женат?

НЕПТУН. Был комендант.

ОН. Значит, тоже развелся?

НЕПТУН (хохочет). Ну! И Фирсов из «Б» тоже… И Коляныч Грязнов тоже. Разведенка какая-то! Висо­косный год… Но многие женились!.. Вот братья Двоскины – они ледчиками теперь работают, лед возят на мотороллере… Так братья Двоскины, наоборот, жени­лись…

ОН. Братья Двоскины?!

НЕПТУН. Ну! И завели себе говорящих попугаев на халтуру – «Для дома, для семьи». Ходили себе с по­пугаями в выходные по школам, по яслям, концерты давали… Ну а потом братьям Двоскиным дали новую квартиру, напротив судового профсоюза, а окна не за­крываются – город-курорт. И повело: раньше попугаи все советовали детишкам: «Лена, учись на пятерку»… Та­кие хорошие были попугаи… А как судовой профсоюз въехал, про пятерки и про Лену скажут и прибавят… Ну детки мрут от смеха… РОНО вмешалось…