В. Розов - Вечно живые

Входит Ирина с пузырьком в руках.

(Ирине.) Разбавь согласно правилам. (Борису.) Тогда и там будет о чем вспоминать, будет куда возвращаться, будет хотеться жить, жить назло всем бомбам и пулеметам! Жить, чтобы вернуться сюда, где твои самые близкие люди, вернуться славно, поднявши нос кверху!

Входит Марк.

Марк. Купил.

Федор Иванович. Красненькое?

Марк. Да.

Федор Иванович. Вот и будешь сам лакать. Мы найдем более содержательную жидкость. Все в сборе? Садитесь.

Все рассаживаются вокруг стола.

Ирина. Марк, не садись на мое место.

Марк. Откуплено?

Федор Иванович. Не откуплено, а ты знаешь, я не люблю, чтобы за столом мелькали. Сидели так двадцать лет и еще пятьдесят просидим. (Борису.) Ты на это место вот каким сел — от горшка три вершка. Так оно твое и будет, пока свой дом не заведешь. А Ирина когда замуж выйдет — я ее стул на чердак выброшу.

Ирина. С диссертацией отмучаюсь и выйду.

Федор Иванович. Ты бы мои записки посмотрела, я их лет тридцать собирал: выписки, факты, наблюдения. Думал книгу написать, звание получить. Работал, работал, все думал — успеется, а теперь вижу — поздно.

Ирина. Я уже кончаю их просматривать.

Федор Иванович. Ну как?

Ирина. Заключение — потом.

Федор Иванович. Ого! Того гляди, двойку залепишь!

Ирина. Посмотрим.

Сборы у стола окончены.

Федор Иванович (поднимает рюмку). Ну, за твою жизнь, Борис! (Пьет, садится.)

Звонок.

Марк. Вероника! (Бежит к дверям.)

Входят Даша и Люба со свертками в руках.

Даша. Здравствуйте!

Люба. Здравствуйте! Борис Федорович, мы к вам от завода…

Даша. Нам поручили передать эти подарки и сказать от имени заводского комитета…

Люба. И комсомольской ячейки…

Федор Иванович. Держись, мол, товарищ Бороздин, до последней капли крови, бейте проклятых фашистов, а ваш завод здесь, в тылу, будет выполнять и перевыполнять… Это мы все знаем, не бойтесь, не подведем. Вы лучше… садитесь и выпейте на дальнюю дорогу моему сыну Борьке…

Даша. А как же подарки?

Федор Иванович. А подарки возьмем. Что там? (Разворачивает сверток.) Безопасная бритва, мыльница, почтовая бумага, конверты… все как полагается. (Разворачивает второй сверток.) Пирожные. Одни наполеоны.

Люба. Это мы от себя по дороге купили, Борис Федорович, мы видели, всегда в буфете эти пирожные брал.

Федор Иванович. Ешь, Борис, больше — воевать по-наполеоновски будешь! Подарок со смыслом! Мы но первой выпили, так теперь — по второй. (Наливает.) Жизнь на земном шаре еще не устроена так складно, как нам этого хотелось бы, вот ты и уезжаешь. За тебя, Борис! (Пьет.)

Даша. Вчера я брата провожала, мама так плакала!

Федор Иванович. А вы?

Даша. И я плакала.

Федор Иванович. От месткома или так, по-домашнему?

Даша (смеется). По-домашнему.

Люба. А у нас провожать некого — три сестры и мама… Даже неудобно, у всех уважают…

Федор Иванович. Да, когда наши вернутся, вы нам позавидуете.

Марк. В том-то и ужас, что не все вернутся.

Федор Иванович. А кто не вернется — тем памятник до неба! И каждое имя — золотом. За тебя, Борис! (Пьет.)

Звонок.

Не иначе как от дирекции.

Марк бросился открывать.

Борис. Я сам. (Уходит, возвращается с Кузьминым.)

Кузьмин. Здравствуйте. Простите, пожалуйста, я некстати: проводы сына… Я понимаю… Простите, я даже не отрекомендовался. Кузьмин — товарищ Бориса Федоровича по работе. Борис Федорович, конечно, вы поступили не совсем честно… простите, не совсем правильно. Вы постарались опередить судьбу. Но, разумеется, смешно было бы вас осуждать, особенно мне. Вы отказались от брони, а, вероятно, именно вы получили бы ее. Я остаюсь. (Всем.) Конечно, может быть, это нехорошо, но война, фронт… меня, знаете, как-то не манят. Вы знаете, мне даже неприятно, когда мальчишки стреляют из ключа: набьют в обыкновенный ключ от замка спичечных головок, заткнут гвоздем, а потом как ахнут об стенку!.. Чрезвычайно неприятно. Конечно, если и я понадоблюсь… Ну что же, возьму, как говорят, штык в руки… Борис Федорович, простите, на прошлой неделе мы говорили с вами о соединительной трубке к цапфе…

Борис. Да-да, я сделал расчет. Как раз просил брата отнести вам. Вот. (Подает Кузьмину тетради и чертежи.) В расчете получилось, за практику не ручаюсь. Проверьте.

Федор Иванович. Товарищ Кузьмин, присаживайтесь к столу.

Кузьмин. Благодарю вас, благодарю, ни под каким видом. Спешу. (Борису.) Обещаю вам работать не покладая рук за двоих, за десятерых. Кстати, Люба, хоть вы и молодая лаборантка, но порядок должны знать: ушли и оставили на столе прибор. Могла попасть пыль. За него две тысячи золотом заплачено. Так мы с вами можем не сработаться. (Всем.) Я еще раз прошу прощения. Ну, Борис Федорович, до встречи! Разрешите, я вас обниму! (Обнимает и целует Бориса.) Только, пожалуйста, пусть с вами ничего не случится… а то я буду чувствовать себя совершенно неловко. (Улыбается.)

Борис. До свидания, Анатолий Александрович. Ничего не случится. Мы еще поработаем вместе.

Кузьмин (всем). Всего доброго. Будь она проклята, эта война! Ну до чего же она некстати! (Уходит.)

Федор Иванович. Да, Чапаев из него не получился бы.

Марк. В душе, наверно, рад, что Борис идет вместо него. Верно, Борька, может быть, ты из-за него?..

Борис. Не трус он.

Люба. Просто глубоко штатский.

Борис. Человек опытный, знающий… А мне надо быть там. Понимаете — там. Я не хочу говорить…

Федор Иванович. А ты не говори. Умный человек и так поймет. А для дураков язык трепать нечего.

Ирина. Борька, ты мне родной брат, а я тебя вижу как будто впервые…

Федор Иванович. Семейные излияния — потом. Что же Вероника не идет?

Борис. Да она сказала — может, и не успеет. Мы попрощались с ней.

Федор Иванович. А я слыхал, как ты ее зовешь. Белка! Вы тут, в комнате, шуры-муры, а я ухо к двери, подслушиваю. Вот уж белка так белка! Пусть сюда почаще приходит, попрыгает, а то Ирина не по годам серьезная. Марк… для него весь мир — музыка. А я в этой области профан. Бабушка отпрыгала свой век.

Варвара Капитоновна. Вчера в домоуправлении рассказывали, как надо тушить зажигательные бомбы, — может быть, мне еще придется попрыгать на крыше.

Борис. Мне пора, папа.

Варвара Капитоновна. Уже?

Федор Иванович. Ну что ж, пора так пора.

Ирина (подавая Борису маленькую книжку). Авось будет свободная минута, откроешь — Лермонтов. (Обнимает и целует брата).

Марк. Ну вот, сказал бы раньше, я бы что-нибудь приготовил.

Борис. Подари свою самописку, если не жалко.

Марк. Нашел подходящий момент выудить? Бери и пиши чаще. (Целует Бориса.)

Варвара Капитоновна. Раньше крестик бы я на тебя надела, а теперь не знаю… Разве что пуговицу от платья…

Федор Иванович. Здорово! Срезай с нее пуговицу, самую большую, вон с пояса.

Борис берет нож и срезает пуговицу. Бабушка дает ее и крестит.

Варвара Капитоновна. Все-таки лучше.

Федор Иванович. Ну, мне дарить нечего, и так не забудешь — ругал я тебя немало. Провожать не пойду, устал. Дай глаза. (Целует Борису глаза.) Вот девушки проводят.

Даша. Конечно.

Люба. Будьте спокойны — мы сегодня восьмого провожаем.

Борис (Марку). Ты не ходи.

Марк. Почему?

Борис. Останься с отцом.

Марк. Понял. До трамвая провожу.

Варвара Капитоновна (отведя Бориса в сторону). Боря, ты по какому адресу сейчас едешь?

Борис. Не нужно, бабушка. Так даже лучше. Вы скажите ей — с дороги напишу. Если сейчас придет — отдайте. (Кивает на сверток с белкой.) Там записка.

Марк. Тронулись?

Варвара Капитоновна. Дай в последний раз погляжу.

Федор Иванович. Мама!

Все выходят, кроме Федора Ивановича и Варвары Капитоновны.

Э-эх! Выпить разве еще маленькую?

Варвара Капитоновна. Выпей, Федя.

Федор Иванович хочет выпить, но отстраняет рюмку.