Ясмина Реза - Пьесы

ИВАН. Я сделаю так, как вы хотите.

МАРК. Он сделает так, как мы хотим. Он всегда делает то, чего хотят другие.

ИВАН. Да что с вами сегодня! Вы какие-то странные!

СЕРЖ. А он прав, ты хоть иногда мог бы иметь собственное мнение.

ИВАН. Послушайте-ка, друзья, если вы намерены сделать из меня мишень для насмешек, я ухожу! Я сегодня и так намучился.

МАРК. Побольше юмора, Иван!

ИВАН. Что?

МАРК. Побольше юмора, старина.

ИВАН. Побольше юмора? Причем здесь юмор?. Странный ты какой.

МАРК. Мне кажется, в последнее время тебе несколько не хватает юмора. Смотри, не стань таким, как я!

ИВАН. Да что с тобой?

МАРК. А тебе не кажется, что мне тоже в последнее время не хватает юмора?

ИВАН. А-а-а...

СЕРЖ. Так, хватит, надо на что-то решаться. Хотя по правде говоря, я даже не голоден.

ИВАН. Вы какие-то не такие сегодня!...

СЕРЖ. А ты хочешь, чтоб я высказался по поводу твоих бабских историй? По-моему истеричней всех Катрин. Гораздо истеричней.

МАРК. Это очевидно.

СЕРЖ. И если ты уже сейчас позволяешь ей так доставать тебя, ты готовишь себе ужасное будущее.

ИВАН. А что я могу поделать?

МАРК. Откажись.

ИВАН. Отказаться от свадьбы?!

СЕРЖ. Он прав.

ИВАН. Я не могу, вы ума сошли.

МАРК. Почему?

ИВАН. Да потому что, не могу и все! Все уже подготовлено. Я уже месяц как работаю с канцтоварами...

МАРК. Какая связь?

ИВАН. Предприятие принадлежит ее дяде, который вовсе не нуждался в новом сотруднике, тем более в таком, который до этого работал только с текстилем.

СЕРЖ. Поступай как знаешь. Я только сказал свое мнение.

ИВАН. Извини меня, Серж, я не хочу тебя обидеть, но ты не тот человек, чьи советы по поводу супружества я стал бы выслушивать. Трудно сказать, что в этой области у тебя все сложилось удачно...

СЕРЖ. Именно поэтому.

ИВАН. Я не могу отказаться от этой свадьбы. Я знаю, что Катрин несколько истерична, но у нее есть свои достоинства. Она обладает необходимыми достоинствами для брака с таким как я... (Указывая на Антриоса) Ты куда его повесишь?

СЕРЖ. Еще не знаю.

ИВАН. Почему бы не повесить его там?

СЕРЖ. Потому что там его подавляет дневной свет.

ИВАН. Да, правда. Я сегодня вспоминал тебя, в магазине напечатали сегодня пятьсот афиш какого-то типа, который рисует белые цветы, совершенно белые, на белом фоне.

СЕРЖ. Антриос - не белый

ИВАН. Конечно нет. Это я так, к слову.

МАРК. Ты считаешь, эта картина не белая, Иван?

ИВАН. Нет, не совсем...

МАРК. А-а... А какой цвет ты здесь видишь?...

ИВАН. Я вижу цвета... Вижу желтый, серый, линии слегка охристые...

МАРК. И тебя волнуют эти цвета?

ИВАН. Да, меня волнуют эти цвета.

МАРК. Иван, ты совершенно бесхребетное, безвольное, половинчатое существо.

СЕРЖ. Почему ты так агрессивен по отношению к Ивану?

МАРК. Потому что он придворный льстец, раболепный, зачарованный ценой, зачарованный тем, что он принимает за искусство, от которого меня лично просто тошнит.

Небольшая пауза.

СЕРЖ. ...Что с тобой?

МАРК (Ивану). Да как ты можешь, Иван?.. В моем присутствии. В моем присутствии, Иван.

ИВАН. Что в твоем присутствии?... Что в твоем присутствии? Эти цвета меня трогают. Да. Пусть тебе это и не нравится. Не будь ты таким категоричным.

МАРК. Как ты можешь в моем присутствии говорить, что эти цвета тебя трогают?

ИВАН. Потому что это правда.

МАРК. Правда? Эти цвета тебя трогают?

ИВАН. Да, эти цвета меня трогают.

МАРК. Эта цвета тебя трогают, Иван?!

СЕРЖ. Эти цвета его трогают! Он имеет право!

МАРК. Нет, он не имеет права.

СЕРЖ. Как это, не имеет права?

МАРК. Не имеет права.

ИВАН. Я не имею права?!

МАРК. Нет.

СЕРЖ. Почему он не имеет права? Знаешь, с тобой что-то не так, тебе надо обратиться к врачу,

МАРК. Он не имеет права говорить, что эти цвета его трогают, потому что это ложь.

ИВАН. Эти цвета меня не трогают?!

МАРК. Здесь нет цветов. Ты их не видишь. И они тебя не трогают.

ИВАН. Говори сам за себя!

МАРК. Как это унизительно, Иван!...

СЕРЖ. Да кто ты такой, Марк?!... Кто ты такой, чтоб диктовать? Ты никого не любишь, всех презираешь, ты кичишься тем, что ты человек не своего времени...

МАРК. Что значит, быть человеком своего времени?

ИВАН. Чао. Я ухожу.

СЕРЖ. Ты куда?

ИВАН. Я ухожу. Я не понимаю, почему я должен терпеть, пока вы пары выпускаете.

СЕРЖ. Останься. Не будешь же ты разыгрывать оскорбленную невинность... Если ты уйдешь, ты подтвердишь тем самым его правоту.

Иван стоит в нерешительности, не зная, как быть.

СЕРЖ. Человек своего времени тот, кто живет в своем времени.

МАРК. Что за чушь. Как человек может жить в каком-то другом времени? Объясни мне.

СЕРЖ. Человек своего времени это тот, о ком и через двадцать и через сто лет можно будет сказать, что он представляет свою эпоху.

МАРК. Гм, гм. А зачем?

СЕРЖ. Как зачем?

МАРК. Зачем мне это надо, чтобы обо мне однажды сказали, он представляет свою эпоху?

СЕРЖ. Но, старина, речь вовсе не о тебе! Кому какое до тебя дело?! Человек своего времени, говорю я тебе, да это вклад в цивилизацию, как большинство из тех, кого ты ценишь...Человек своего времени не ограничивает историю живописи псевдо-фламандским видом Кавийона...

МАРК. Каркассона.

СЕРЖ. Да, все равно. Человек своего времени участвует в процессе динамической эволюции...

МАРК. И по-твоему это хорошо.

СЕРЖ. Ни хорошо, ни плохо - почему, тебе хочется быть моралистом - это в порядке вещей.

МАРК. А ты например участвуешь в процессе динамической эволюции?

СЕРЖ. Да.

МАРК. А Иван?...

ИВАН. Да нет. Половинчатое существо ни в чем не участвует.

СЕРЖ. Иван по-своему тоже человек своего времени.

МАРК. А он-то каким образом? Ты судишь по той мазне, что висит у него над камином!

ИВАН. Это вовсе не мазня!

СЕРЖ. Нет, мазня.

ИВАН. Да нет!

СЕРЖ. Неважно. Иван представляет определенный образ жизни, образ мыслей, абсолютно современный. Как и ты впрочем. Ты - мне очень жаль - типичный представитель своего времени. И на самом деле, чем меньше ты этого желаешь, тем больше ты им становишься.

МАРК. Значит все в порядке, в чем же проблема?

СЕРЖ. Это исключительно твоя проблема, потому чет ты почитаешь за доблесть стремление к исключительности. И не можешь этого добиться. Ты словно барахтаешься в зыбучих песках - чем больше ты стремишься вырваться - тем больше увязаешь. Извинись перед Иваном.

МАРК. Иван - трус.

При этих словах Иван принимает окончательное решение: он стремительно выходит.

СЕРЖ (После паузы). Браво.

Пауза.

МАРК. Лучше бы сегодня вечером нам вообще не встречаться... да? ... Я лучше тоже пойду... Мне тоже надо было уйти ...

СЕРЖ. Возможно...

МАРК. Ладно...

СЕРЖ. Ты сам трус... Ты нападаешь на человека, который не способен защищаться... И ты это прекрасно знаешь...

МАРК. Ты прав... Понимаешь, я вдруг перестал понимать, что связывает меня с Иваном... Я не понимаю, на чем держатся наши отношения с ним.

СЕРЖ. Иван всегда был таким.

МАРК. Нет. В нем было какое-то безумие, что-то нелепое... Он не был стойким, но его странности обезоруживали...

СЕРЖ. А я?

МАРК. Что, а ты?

СЕРЖ. Ты знаешь, что тебя связывает со мной?

МАРК. Такие вопросы могут далеко нас завести...

СЕРЖ. Давай.

Недолгая пауза.

МАРК. ...Мне жаль, что я расстроил Ивана.

СЕРЖ. О! Наконец-то ты сказал хоть что-то человеческое... Тем более, что касается мазни у него над камином, боюсь, ее написал его отец.

МАРК. Да? Вот черт!

СЕРЖ. Да...

МАРК. Но ты тоже ему...

СЕРЖ. Да, да, но произнося это, я как раз и вспомнил.

МАРК. Ах черт...

СЕРЖ. М-да-а...

Небольшая пауза. Звонят в дверь. Серж идет открывать. Иван стремительно входит в комнату, и едва войдя, сразу же начинает говорить, как и в первый раз.

ИВАН. Возвращение Ивана! Лифт был занят, и я бросился вниз по лестнице думал, спускаясь по ней бегом : трус, половинчатое существо, бесхребетный, и я сказал себе: я вернусь с пушкой и убью его, он узнает, какой я безвольный и раболепный, спускаюсь на первый этаж и там уже соображаю: старина, не за тем же ты шесть лет посещал психоаналитика, чтобы в конце концов убить своего лучшего друга, не за тем же ты посещал психоаналитика, чтобы не разглядеть за этим словесным безумием глубокий душевный дискомфорт, и вот я начинаю подниматься, и преодолевая ступени прощения, я говорю себе: Марк нуждается в помощи, я должен ему помочь, даже если страдаю сам... Кстати, я как-то говорил о вас с Финкельзоном...