Борис Ласкин - Избранное

Свой век Борис Ласкин прожил достойно. Он писал много, без затяжных перерывов, иногда, быть может, излишне торопливо. Теперь, когда его нет среди нас, память о нем остается в его книгах. Жизнь его продолжается в его многочисленных, всегда согретых теплом его души рассказах, новеллах. Здесь он был мастером.

Не все писатели ласкинского поколения могли рассчитывать на такое расположение судьбы. Его спасал, помогал найти выход из любого, даже трудного, положения великий пересмешник, лукавый мудрец — ЮМОР.

В. Фролов

Оператор хроники Гриша Кутейкин говорил так: «Хроникер, товарищи, — это человек инициативы и темпа, это человек, опережающий события!» Когда Гриша получил последнюю и, прямо скажем, ответственную командировку, он скромно сказал товарищам:

— Прощайте, ребята, и не поминайте лихом. Еду в тайгу снимать охоту на тигра. Его будут брать живьем. А? Это вам не траляля, печки-лавочки. Это сюжет!..

Охотничья база находилась далеко в тайге. Рано утром, сойдя с поезда, Гриша встал на лыжи и осмотрел снаряжение. Все было на месте и в образцовом порядке — и съемочная камера-автомат, и рюкзак, и футляр с запасными кассетами.

Гриша легко шел на лыжах и думал о том, какая у него, в сущности, героическая профессия. Он — Гриша Кутейкин, будет снимать охоту на тигра. А? В самом деле, это вам не печки-лавочки.

Вскоре Гриша явился на базу. На поляне вокруг костров сидели таежные охотники-звероловы. Они пили горячий чай, курили и грелись у огня.

— Привет, товарищи, — сказал Гриша, — я к вам из областного центра. Вот, пожалуйста. — Он протянул командировку. — Имею срочное задание, буду снимать, как вы тигров ловите…

Один из охотников, плечистый бородач, прочитал командировку и виновато улыбнулся.

— Товарищ Кутейкин, очень извиняемся, но, к сожалению, вы чуток опоздали.

— Что значит опоздал?.. Хроника не имеет права опаздывать.

— Да так получилось. Поймали мы уже одного…

— Без меня?

— Без вас. Вон он, — сказал зверолов, указывая в сторону, — будьте знакомы.

Гриша оглянулся и невольно вздрогнул. Под деревом, спутанный ловческой сетью, лежал молодой тигр. Он ласково и бесстрастно смотрел на огонь костра.

Гриша помрачнел.

— Товарищи, все ж пропало!.. С пустыми руками придется возвращаться. Когда-то вам еще тигр попадется…

Охотники переглянулись. Печальный хроникер вызвал у них сочувствие.

— Ну, вот что, — сказал старший зверолов, детина в защитном ватнике и в беличьей ушанке, — поскольку трудовая дисциплина и командировка, то мы для вас, так уж и быть, сделаем это дело. Отпустим этого тигра.

— Как… отпустите?

— Да так. Отпустим и снова поймаем.

— Вы, наверно, шутите?

— Зачем же нам шутить? Мы вам всерьез говорим…

— Тогда — спасибо! — горячо сказал Гриша. — Большое спасибо за внимание.

Через час зверя выволокли с поляны и ловко стянули с него крючьями сетку. Оскалив клыки и глухо рыча, тигр оглянулся на костер и побежал. Звероловы помчались на лыжах вслед. Вместе с ними, на лыжах, с кинокамерой на плече, устремился Гриша.

Тигр бежал, петляя, прыгая и проваливаясь в глубокий снег. Задерживаясь на мгновение, Гриша, глядя в визир, нажимал кнопку, и камера стрекотала, фиксируя эффектные кадры погони за хищником.

Пытаясь уйти от людей, загнанный тигр провалился в овражек, где был настигнут и спутан подоспевшими звероловами.

На обратном пути Гриша громко и весело пел песню о романтиках и победоносно оглядывал плененного тигра.

Вернувшись на базу, Гриша решил проявить пробу. Открыв в темном чулане кассету, он глухо застонал. Кассета была пуста! Вся охота была снята на пустую кассету!..

Если вы сами не снимаете, обратитесь к фотографу или кинооператору, и они вам популярно объяснят, что переживают в подобных случаях люди их профессии.

Когда Гриша появился у костра, видавшие виды охотники и отважные звероловы встревоженно поднялись ему навстречу. На Гришу жалко было смотреть.

— Товарищи, — тихо сказал он, — дело в том, что все надо переснимать!

Охотники растерянно переглянулись и опустили глаза. Пригревшийся тигр не подозревал, что его лишения только начинаются.

— Друзья, — сказал Гриша и, вытащив из кармана командировку, обошел всех сидящих у костра, — может быть, можно, в виде исключения, еще разик, а?..

Охотники хмуро отворачивались.

В результате ночного совещания было решено еще раз отпустить зверя.

— Но предупреждаем, дорогой товарищ, — старший зверолов погрозил Грише пальцем, — в последний раз. Зверь — он тоже не железный. Учтите!..

— Спасибо!.. Не сомневайтесь! — заверил Гриша. — Все будет как надо. Кассеты заряжены. Я готов!..

Было ясно, что теперь на карту поставлено все: или снял, или пропал!

Тигра снова развязали. Хищник Уссурийского края не двигался с места. Казалось — он не доверяет Грише. Тогда оператор свирепо замахал из-за дерева кулаком:

— Брысь!.. Брысь!..

Тигр поднялся и нерешительно побежал.

— Снять, — шептал Гриша, не выпуская из виду тигра, — снять во что бы то ни стало!

Звероловы обходили тигра широкой цепью. Внезапно тигр прыгнул куда-то в сторону. Гриша споткнулся от неожиданности и упал, а когда поднялся, с ужасом убедился, что тигр исчез. Впрочем, спустя несколько минут зверь вновь показался за деревом. С криком «Вот он!» Гриша побежал вслед. Тигр уходил большими прыжками. Гриша снимал, неотступно преследуя тигра.

Глубокую яму замело снегом. Это решило исход операции. Тигр прыгнул и провалился в яму. Теперь он уже был не страшен.

Гриша вытер вспотевший лоб и оглянулся. Кругом стояла тишина. Гриша повесил на плечо аппарат и зашагал назад по своей лыжне.

Все охотники были уже на базе, когда он вернулся. Улыбаясь и мурлыкая песню, усталый, но счастливый Гриша присел у костра. Звероловы разом отвернулись.

— Что случилось? — бодро спросил Гриша.

— А то случилось, дорогой товарищ, что вы дите!.. Мы для вас зверя гоняли, а вы со следа сбились.

— Кто сбился? — ликуя спросил Гриша. — Я?.. Вы пошлите-ка людей, я провожу, пусть его приволокут, окаянного. Я его там в яму свалил!..

— Кого ты в яму свалил? — иронически усмехнулся бородатый охотник. — Кого?..

— Тигра нашего!..

— Ты только, друг, зря языком не болтай. Наш-то тигр — вот он.

Гриша обернулся. Под деревом лежал накрепко спутанный сетью красавец тигр. Гриша дробно застучал зубами.

— Товарищи… Значит, я там один за… за другим тигром гонялся…

Бледнея на глазах у присутствующих, Гриша медленно, как в полудреме, опустился на снег.

1939

Стеклянный квадратик с надписью «26-я начальная школа» отражал солнце. Большая перемена только что началась, и ребята опять собрались под липой. Продолжалась игра в зимовку. На пяти бумажках было написано: «Папанин», «Кренкель», «Ширшов», «Федоров» и «Пес Веселый». Бумажки скатывались в шарики, и каждый из ребят вытаскивал по очереди. На прошлой перемене Димке Ушакову шесть раз достался Папанин, два раза Ширшов и по разу Кренкель и Федоров. А Сене Фомину третий раз подряд выходил пес Веселый. Сеня вздохнул, сделал равнодушное лицо и выбыл из игры.

Размышляя в отдалении о превратностях своей судьбы, Сеня увидел Гришу. Курсант артиллерийского училища Григорий Фомин пришел в школу навестить своего младшего брата Сеню. Мгновенно толпа ребят окружила братьев Фоминых.

Григорий был ослепительно красив. Синие брюки с огненными полосками канта, зеленая гимнастерка, хрустящий ремень, золотая звезда на пряжке, фуражка с лакированным козырьком и лежащие крест-накрест бронзовые пушечки в петлицах.

Сеня стоял счастливый и предельно торжественный… А ребята продолжали прибывать.

— Ну как, брат? — спросил Григорий.

— Да ничего, брат, — ответил Сеня, и Димке Ушакову вдруг показалось, что Сеня стал выше.

— Ну как там служба? — солидно спросил Сеня и запросто потрогал блестящую Гришину пряжку.

Этого Дима уже не мог вынести. Он подошел поближе к Сене и тихонько положил ему в карман пакетик с марками французских колоний.

Григорий гостил у брата целую перемену, а когда прозвенел звонок и он закончил увлекательный свой рассказ, стал прощаться с ребятами и каждому пожимал руку. Ребята выстроились в очередь, а некоторые ловкачи и арапы умудрились подойти по второму разу.

— Заходи, Гриша, не забывай, — сказал Сеня, хотя забыть-то его брат мог только до вечера.

На уроке естествознания притихшие ребята смотрели на Сеню. А он сидел молчаливый и казался даже утомленным от избытка гордости и нечеловеческого счастья…