Антология - Западноевропейская поэзия XХ века

Давайте попробуем представить себе поэтическую карту Европы.

То есть давайте вспомним всех более или менее значительных поэтов, живших (или живущих) на Европейском континенте. Только объединим их по языкам и странам.

В общем-то, такую карту представить себе можно.

Правда, я не знаю, как на ней обозначать поэтов. Может быть, кружочками — как города?

Маленький кружочек — небольшой поэт, кружочек побольше — и, соответственно, поэт позначительней. Совсем крупный кружок (нечто вроде столичного города) — огромный поэт.

Но, во-первых, Европа тогда окажется сплошь забитой кружочками — маленькими, средними, большими и огромными. Сплошные города будут на поэтической карте этого континента. Для селений и хуторов не хватит места. И для полей не хватит, и для лесов. Одни города.

А во-вторых, выйдет, что в большинстве европейских стран появится сразу несколько столиц. Заранее скажу, что споры, какая из этих столиц значительнее, какая из них представительнее и ярче, будут бессмысленными…

Можно пойти по другому пути и условно обозначить самых великих поэтов так, как на географических картах обозначают вершины гор.

Но тогда в Европе не останется равнин, и современный Непал со всеми своими Джомолунгмами будет выглядеть — по сравнению с такой Европой — просто холмистой местностью.

Этим я ничуть не хочу как-то принизить поэзию других континентов. Нет, там вполне достаточно своих гигантов, своих вершин.

Я только хочу сказать, что Европе повезло с поэзией.

А поэтическая карта континента нужна для того, чтобы легче было разбираться в именах, датах и стихах.

Тем более что в этой книге не вся Европа, а только часть ее. И не за все века, а лишь за последние семьдесят пять лет.

Но даже одно перечисление стран, представленных на нашей поэтической карте, впечатляет: Австрия, Англия, Бельгия, Германия (до 1945 г. и ФРГ), Греция, Дания, Ирландия, Исландия, Испания, Италия, Нидерланды, Норвегия, Португалия, Турция, Финляндия, Франция, Швейцария, Швеция.

А ведь если заменить названия стран фамилиями некоторых поэтов, то — я уверен — впечатление будет еще более ярким:

Австрия — Райнер Мария Рильке, Стефан Цвейг, Георг Тракль…

Англия — Томас Гарди, Томас Стернс Элиот, Роберт Грейвз…

Германия — Герхарт Гауптман, Герман Гессе, Оскар Лёрке…

Ирландия — Уильям Батлер Йейтс, Джеймс Джойс, Остин Кларк…

Италия — Умберто Саба, Сальваторе Квазимодо, Чезаре Павезе…

Франция — Поль Валери, Гийом Аполлинер, Сен-Жон Перс, Поль Элюар…

Видпте, я перечислил только несколько стран, несколько фамилий. И, поямлуйста, не надо думать, что в неперечисленных странах поэзия хуже или что неперечислепные поэты слабее. Прочтите эту книгу, и вы сами убедитесь, что это не так.

Английский поэт Уистен Хью Оден однажды заметил:

Так что не надо ранжира. В поэзии его не существует. Не будет ранжира н на нашей поэтической карте. Лучше давайте поговорим о самой поэзии.

У нее есть «вечные» вопросы: что такое Я? Зачем Я? Что значит Время? На них отвечает каждый па протяжении всей жизни.

А еще у нее есть «вечные» темы: рождение, детство, юность, любовь, материнство, творчество, старость, смерть, мечта, надежда — онн неисчерпаемы, как сама жизнь…

В этой книге вас непременно захватит точность чувства, точность мысли, точность поэтического образа и слова.

Вы увидите все многоцветие мира, всю его неуловимость и всю определенность.

А когда вы будете читать Джона Мейсфилда, вам покажется, что в лица ваши летят брызги соленых океанских волн, а прямо над головой скрипят и раскачиваются мокрые мачты.

Вы наверняка почувствуете пронзительную правду стихотворного диалога «Мать» итальянского поэта Альдо Палаццески. Это короткое стихотворение похоже на конспект многотомного романа.

Поэты, отмеченные на поэтической карте Европы, были разными. Они были простодушными и утонченными, нелюдимыми и экстравагантными. Они могли быть любыми и не могли только одного: не могли придумывать себя.

Потому что за это поэзия мстит.

Человек, придумавший себя, очень скоро перестает писать настоящие стихи…

Поэтическая карта, конечно же, не равнозначна карте политической. Однако сопоставление этих карт порою бывает небезынтересным.

Например, большие поэты, как правило, влияют на поэзию не только своей страны, но и других стран.

Такое влияние запросто перешагивает любые государственные границы. Так что в этом случае и недремлющие пограничные заставы, и самые строгие таможенные службы не являются помехой. И можно вспомнить время, когда границы устойчивого влияния, скажем, французской поэзии проходили так далеко от Парижа, что это вряд ли снилось и самому Наполеону.

Происходит и взаимопроникновение, взаимовлияние поэзий различных стран. Этот очень непростой процесс — своеобразный обмен художественными ценностями иногда затухает, а после — с появлением новых имен — разгорается опять.

И все-таки ничто так не влияет па литературу, ничто так пе влияет па поэзию, как политика.

Она влияет, не переставая. Ежедневно. Ежечасно.

Влияет даже тогда, когда некий конкретный поэт думает, что «уж он-то вне всякой политики…».

Да и как может быть иначе, если во время первой мировой войны в Европе местожительством миллионов разноязыких людей на долгое время стали окопы, а самой распространенной одеждой тех же миллионов — солдатские шинели.

Европе везло не только с поэзией. Ей катастрофически «везло» и с количеством войн.

И время, когда — по словам итальянского поэта Джузеппе Унгаретти — «чувствуешь себя, как на осенних деревьях листья», не могло по отразиться на творчестве поэтов разных стран.

Не могло не отразиться на их творчестве и послевоенное разочаровапие, охватившее почти все слон общества.

Резкие строки португальского поэта Фернандо Песоа, по-моему, наиболее четко выражают это состояние:

Но если «всё… не так», то что делать дальше? С кем идти? И во имя чего?

Поэзия не смогла бы ответить на эти вопросы, если бы она не была связана с общественной жизнью своих стран. А в этой общественной жизни все явственнее ощущалось влияние Великой Октябрьской революции.

И вы почувствуете биенне общественного пульса западноевропейской поэзии, ощутите его наполненность во многих стихах, представленных в книге.

Надо еще сказать, что в те годы в самых разных странах с какой-то новой силой зазвучали голоса поэтов высочайшего класса. И тех, кто был уже прославлен раньше, и самых молодых, тех, чья слава была впереди.

В то же время некоторые поэты, растерявшись и устав от большой и маленькой лжи буржуазного мира, пытались поселиться в «башнях из слоновой кости», хотели уйти от «суеты», служить «чистой» поэзии, быть «над схваткой».

Но почти каждый раз башни оказывались не слишком прочными, а в сугубо «чистую» поэзию то и дело врывались вполне конкретпые политические мотивы.

В общем, как пишет португальский поэт Мигел Торга:

Именно так все и бывает.

Только в конце концов оказывается, что жизнь не «помешала», а помогла. Причем помогла в чрезвычайно важный, переломный момент истории.