Том 2. Лошадь Паллада - Борис Бета

В поход труба зовет октябрь –

Играет важно.

И спящий оживает табор,

А высь – бумажна.

Седло спотело сыростью осенней

И тепло – мокр крестец.

Мне, неумытому, в трухе от сена,

Седлающему, вспомнился отец:

«Бориска, в пятницу в Казань поедем», –

Сказал он перед сном

В июне при вечернем светлом свете,

Перед окном;

И улыбаясь, кутаясь и ежась,

Забылся в снах…

Опять спросонок путаешь сквозь слезы

В пустых сумах.

Опять заслышать на заре

Сквозь мягкий сон укрытых глаз

Протяжность зовов на трубе,

Вновь неожиданных для нас,

Заспавших и на этот раз

Устав о воинской игре!..

Проснуться так: в окне мороз

Раздольных голубых просторов,

И миг приготовлений скорых,

И звоны на одетых шпорах,

И натощак от папирос –

Проклятый кашель без угроз…

А вышел – что твое вино,

Он ранью ковкой опьянит,

И снова в высоте звенит

И заливается труба,

И сердце ей опьянено,

Хоть холодеет на губах!

Пола тотчас же просквозит,

Походка звонкая легка,

И песня новая звенит;

Чея-то глупая рука

Уже засыпала овес,

И чешется, рассевшись, пес.

У двери теплых денников

Навоз подстилочных клоков

Дымится свежестью своей,

И стуки-постуки подков

Уверенные: из дверей

Выводят первого коня.

О, Господи, прости меня,

Что я опять желаю брани,

Что вот опять мое желанье

Проходит, славою звеня,

И смяты смертно зеленя

Отменным полевым галопом

На страх застигнутой Европы!..

Я мертвый и гляжу на вас,

Один над площадью живою:

Внимание незрячих глаз

Над цветниками, над толпою.

Струят фонтаны и дрожат

Цветы сквозь радуги глядятся,

А люди площадью спешат,

Порою перейти боятся.

Ревут один другому вслед,

Замедлят, лаками блистают

Ряды бензиновых карет –

Афишки по следу летают.

И огибая цветники

Звенят трамваи возмущенно,

И вспыхивают светляки

На проволоках заплетенных.

А в вечер множество огней

Сияют, потухают, снова

Горят над мраком этажей

И ткут сияющее слово.

А по утрам плывет туман

Но все же на сырой скамейке

Усталостью угрюмой пьян

Хранит бедняк, поджав коленки.

А то у цветников пройдет

Неверной, зябкою походкой

Зевает, крестит темный рот

Девица, пахнущая водкой…

И снова облачную шаль

Пронзит кинжал, слепя, сияя –

Опять мне никого не жаль

Но тень от статуи большая.

Я всадник. Подо мною конь,

Он тоже медный и несветлый.

Палит нас солнечный огонь,

Открыты мы дождю и ветру.

Мы подвиги свершали. Вот

Держу палаш рукою правой.

Единственный громоотвод,

Стоит на каске птица Славы.

Два гения у ног моих

Не устают трубить Герою:

Суровый на коне старик,

Слежу за громкою игрою.

И у подножья знамена

Склонились мне же строем медным

Великолепная война

В изображении победном.

Смертельно раненый лежит,

Украшен лоб его повязкой –

Но будет вечно, вечно жить

Солдат с конем, с орлом на каске!

Стоим над площадью живой,

И я и конь, всегда недвижны,

Над цветниками, над толпой

Благословляющие жизни…

Изображение побед,

Кто мимо них пройдет спокойно?

Спокойному и жизни нет,

Господь нам посылает войны.

На все его, Творца, рука,

Он – Промысел, а мы – как дети,

И муха, жертва паука,

Не просто попадает в сети.

И следует, коль крепкий дуб

Березы детство заглушает

И облако большое вдруг

Господне солнце закрывает.

И вот гляжу – проходит мать,

Коляску с сыном тихо катит…

Дано ли сердцу угадать

О пышнопламенном раскате?

Да, будет сила в трубаче:

Труба зовет – зовет Россия, –

И сладко плакать на плече

Родного воина и сына.

И слух о славе пролетит,

Орлу подобно, над домами,

И медный памятник стоит,

Сияет солнечное пламя…

Мне имени иного нет,

Как неизвестного солдата,

Я только памятник побед,

Меня поставил Император.

Сквозь сон напуган ознобом, круженьем,

Очнулся я. Один без сна.

Сквозь сучья черные так четко, без движенья,

В мороз светилася луна…

. . . . . . . . . .

Кто-то канул, захлебнулся,

Кладью, вещью упал, лежит,

А кто-нибудь усмехнулся

Стоя у этой межи.

И больно сердцу, еще обидней,

Когда уходишь в странный предел

Тот, кого сердца глаз увидел,

Кто для сердца сердцем же пел.

. .