Джон Китс - Малые поэмы

Напев нездешний, полный волшебством,

Способным погубить и воскресить.

И раковина пала на песок,

И раковину залило волной,

А душу – током золотых мелодий.

И жизнь, и смерть вмещались в каждый звук…

О, звон чистейших нотных верениц!

Так сыплется весенняя капель —

Иль жемчуг бус, когда порвется нить.

Иль – нет! Как будто лебеди в лазурь,

За звуком звук торжественно взмывал,

И умножал гармонию окрест.

Меня томила радость, будто хворь,

И, точно хворь, брала меня тоска —

Острей, чем радость. Я руками слух

Замкнула – но и сквозь преграду рук

Донесся нежный, музыки нежней,

Призывный голос, восклицавший: “Феб!

О юный Феб! О светозарный Феб!”

Как больно было слышать имя “Феб”!

Отец мой! Ты навряд ли ощущал

Такую боль – и ты не ощущал,

О Крон! Молю: не надобно винить

За жалобу мой дерзостный язык».

Струилась речь пугливо: так ручей

Струится морю бурному навстречь —

И повстречает бурю, как ни кинь!

И гневно грянул, точно ярый шторм,

Громоподобный Энкеладов бас —

Глагол был каждый тяжек и свиреп,

Как разогнавшийся, ревущий вал.

Не встал Титан – лежал, облокотясь

О камень – в знак безмерного презренья:

«Ни горе-мудрецам, ни дуракам

Внимать не время, о гиганты-боги!

Ни гром за громом, бивший в нас, пока

Мятежник Зевс опустошал колчан,

Ни круг за кругом преисподних мук —

Не хуже, не ужасней болтовни

Бесцельной, жалкой, немощной – срамной!

Эй, сонный сброд! Рычи, реви, лютуй!

Иль не стегали громы, как бичи?

Иль вас не истязал молокосос?

Не заживо ли ты, властитель волн,

Варился в них?.. Ого! Я пробудил

Дремавший сброд, едва лишь изругал!

О радость! Вижу лица храбрецов!

О радость! Вижу тысячи очей,

Горящих местью!» – Грозный Энкелад

Зашевелился грузно и восстал

Во весь огромный рост, и молвил так:

«Теперь вы – пламя! Должно пепелить

Врагов, и очищать от них эфир;

Язвите лютых жалящим огнем,

Палите всех – и смрадным дымом Зевс

Да захлебнется в собственном шатре!

О, пусть познает, сколь безбожен бунт!

Ведь мы не только царства лишены;

Потеря наша – больше, скорбь – острей:

Наш век, великий век, бесследно канул —

Волшебный век, не ведавший войны.

В то время, если речь держал Титан —

Внимали жадно жители небес;

И был Титан приветлив, а не хмур,

И был Титан заботлив, а не груб —

Однако, пораженье потерпев,

Доверчивости он изведал цену…

Воспряньте! Помните: Гиперион,

Светлейший бог, досель неуязвим!

Глядите! Вот он! Вот его лучи!»

И, с Энкелада не спуская глаз,

Увидели Титаны – прежде, чем

Замолкло эхо в скалах, – бледный свет,

На Энкелада павший. Недвижим

Стоял Титан, понудивший богов

Ожить. Потом окинул взглядом всех:

На каждом лике бледный свет мерцал,

А волны снежных Кроновых кудрей

Сияли, как сияет лишь бурун,

Встающий пред форштевнем при луне.

И серебристый разгорелся брезг —

И разом, точно тысячи зерцал,

Сверкнули скалы! Свет повсюду хлынул,

Ударил в ребра каменистых круч,

И в каждый гребень скальный и хребет:

Он от вершин разлился – и до недр

Немеряных, неведомых, немых;

И всякий грохотавший водопад,

И всякий клокотавший водный ток,

Дотоль завешенные плотной мглой,

Сверкали нестерпимо для зениц.

То был Гиперион. Гранитный пик

Стопою тронув, долго бог смотрел

И страшный видел край: угрюмый, злой,

В губительной представший наготе.

И пламенели завитки волос

Коротких, и огромный силуэт

Обрамили сияньем: древний Мемнон

Таким же зрится, если на закат

Глядеть, покинувши пределы Фив.

И, точно Мемнон, тягостно вздохнул

Гиперион. И длани скорбно сжал

Гиперион, молчание храня.

И вновь отчаялся всяк падший бог,

Увидев, сколь Гиперион угрюм,

И многие сочли несносным свет.

Но зыркнул на собратьев Энкелад —

И вот, покорен зову грозных глаз,

Восстал Япет. А за Япетом – Крий

И Форкий. И пошли они туда,

Где, словно башня, возвышался гость.

И на ходу ревели: «Крон!» – В ответ

Гиперион с вершины крикнул: «Крон!»

А Крон сидел близ Матери Богов —

Безрадостной, хотя среди Богов

Уже вовсю гремело имя: «Крон!».

Книга III

Титаны велий учинили гул:

Казалось, пробуждается вулкан…

Оставь их, Муза! Право же, оставь —

Тебе ли, нежной, петь о мятежах?

Твоим устам пустынная печаль

И одинокая милее грусть.

Искать недолго будешь их – зане

Скитается по диким берегам

Немало древних свергнутых Божеств.

Дельфийской арфы трепетно коснись —

И все ветра небесные дохнут

Подобно тысячам дорийских флейт:

Восславься, Бог, дарующий стихи!

О, пусть леса оденутся в багрец,

И пусть пылают розы на кустах!

Пусть алые клубятся облака

Над морем поутру и ввечеру;

Пускай вино алеет, как рубин,

Пускай рождает пурпур всяк моллюск;

Пускай любая звучная строка

Зовется красной, – и пускай румянцем

Девичьи красит щеки поцелуй!

Наиглавнейший остров средь Киклад —

Ликуй, о Делос! – дивный край олив,

И пальм, и сребролистых тополей,

Меж коими Зефир заводит песнь, —

Ликуй! Отныне истинный герой

Поэмы – светозарный Аполлон!

Летел к изгоям Солнечный Монарх —

А что же юный делал Кифаред?

Сестру совместно с матерью дремать

Оставив на рассвете в шалаше,

Он тихий отыскал, укромный дол,

И шествовал среди приречных ив,

По ландышам, унизанным росой.

И соловей замолк, и мало звезд

Уже сияло в небе. Певчий дрозд

Прочистил горло. Пробуждался Делос —

И в каждую пещеру, в каждый грот

Отчетливо струился рокот волн,

И смешивался с шелестом листвы.

И слушал Феб, и плакал. Токи слез

На золотой, – испытанный, тугой,

Зажатый в шуйце, – заструились лук.

И замер Феб: навстречу, вдоль реки,

Величественная Богиня шла,

И взгляд Богини ласков был, и строг.

И Феб, гадая, как истолковать

Подобный взгляд, напевно возгласил:

«Отколе ты? Неужто по морским

Волнам шагала семо? Или ты

Очам была незрима посейчас?

О да! Я слышал ризы этой шелест

По листьям палым! Я, наедине

В лесу мечтая, там внимал, клянусь,

Шагам твоим – и видел, как цветы

Сникали под невидимой стопой!..

О нет! Без колебаний присягну,

Богиня: лицезрел тебя и прежь!

Не постигаю токмо: наяву ль —

Во сне ли?» – Отвечала гостья: «Да,

Во сне – а пробудившись и восстав,

Златую лиру, драгоценный дар,

Увидел рядом, и персты пустил

По струнам – и согласью звонких струн,

Ликуя и страдая, слух вселенной

Внимал неистомленный: родилась

Мелодия впервые! Не грусти,

Не плачь: безмерный дан тебе талант —

О чем же ты горюешь? Изложи

Свои печали той, кто стерегла

Твой сон, оберегала каждый шаг —

Пока твоя младенческая пясть

Не стала дланью мощною, согнуть

Способной этот приснославный лук.

Доверься древней Власти, ветхий трон

Отринувшей, – зане звенела весть

О боге творчества, о красоте

Новорожденной!» – И ответил Феб,

И просветлел его упорный взгляд,

Когда слетело с юных божьих уст

Напевно и любовно: «Мнемозина!

Я знаю имя, да не вем, отколь.

А ты меня, Богиня, зришь насквозь,

И ты, Богиня, ведаешь сама,

Почто рыдаю… О, туман, туман —

Мертвящий, мерзкий, – застит мне глаза!

О, я ли не отыскивал причин

Своей печали? Я ли не страдал,

Не падал, и не бился, точно птах,

Лишенный крыльев? О, зачем же я

Безумствую, когда бесхозный воздух

Ласкается к стопам? Зачем же я

Ступаю на презренный, жалкий дерн?

Богиня добрая, молю – повеждь:

Ужель я в этот замкнут окоем?

Я звезды вижу! Вижу солнце, солнце!

И нежный, бледный вижу блеск луны!

О, тысячи светил! Поведай путь

К любой прекрасной, трепетной звезде —

И, лиру взявши, я порхну превыспрь,

И возбряцаю струнным серебром!

Я слышал грохот грома. Чья же власть,

И чья же пясть – какого Божества? —

Колеблет небеса, пока томлюсь

В неведении семо, на брегу

Постылого родного островка?

Скажи, велящая незримой арфе

Стенать в начале и на склоне дня:

Почто скорблю среди знакомых рощ?

Молчишь, немотствуешь! – а я прочел

В очах твоих негаданный урок:

Ты – Бог, понеже умудрен зело.

Легенды, сказы, мифы, имена,

Восторг вселенский, мировая боль,

Творенье, разрушенье – вещий вихрь

Наитий горних носится в мозгу —

И мнится, что небесного вина,

Божественного нéктара испив,

Я стал бессмертен!» – Так воскликнул Бог,

И светоносным сотворился взор,

Вперявшийся в зеницы Мнемозины.

И страшно, дико Феба сотрясло,

Эфирную объяло жаром плоть —

Казалось, это миг предсмертных корч, —

Верней, кончины божьей, коей жар

Сопутствует, а не земной озноб:

Дано богам, оставив позади

Бессмертную, бездейственную смерть,

Скончаться к новой жизни. Юный Феб