Авторов Коллектив - Фривольная поэзия

Она была поэтесса,
Поэтесса бальзаковских лет.
А он был просто повеса,
Курчавый и пылкий брюнет.
Повеса пришел к поэтессе.
В полумраке дышали духи,
На софе, как в торжественной мессе,
Поэтесса гнусила стихи:
«О, сумей огнедышащей лаской
Всколыхнуть мою сонную страсть.
В пене бедер, за алой подвязкой
Ты не бойся устами припасть!
Я свежа, как дыханье левкоя,
О, сплетем же истомности тел!..»
Продолжение было такое,
Что курчавый брюнет покраснел.
Покраснел, но оправился быстро
И подумал: была не была!
Здесь не думские речи министра,
Не слова здесь нужны, а дела…
С несдержанной силой кентавра
Поэтессу повеса привлек,
Но визгливо-вульгарное: «Мавра!!»
Охладило кипучий поток.
«Простите… – вскочил он, – вы сами…»
Но в глазах ее холод и честь:
«Вы смели к порядочной даме,
Как дворник, с объятьями лезть?!»
Вот чинная Мавра. И задом
Уходит испуганный гость.
В передней растерянным взглядом
Он долго искал свою трость…
С лицом белее магнезии
Шел с лестницы пылкий брюнет:
Не понял он новой поэзии
Поэтессы бальзаковских лет.

Слишком туго были зажаты губы,
Проскользнуть откуда могло бы слово?
Но меня позвал голос твой – я слышу —
Именем нежным.

А когда, так близки и снова чужды,
Возвращались мы, над Москвой полночной
С побережий дальних промчался ветер, —
Морем подуло…

Ветер, ветер с моря, один мой мститель,
Прилетит опять, чтобы ты, тоскуя,
Вспомнил час, когда я твое губами
Слушала сердце.

2
Не всегда под ветром пылает ярче,
О мой друг, подчас потухает факел.
Не всегда волна кораблям попутней
Тихого моря.

Ты торопишь негу, нетерпеливец,
Укоряешь деву в ленивой страсти, —
Иль забыл, что многим милее молний
Медленный пламень?

Не того дарит дивной песней лира,
Чья рука безумно цепляет струны, —
Много правил есть (вот одно – запомни!)
В нежной науке:

С плавных плеч сползая лобзаньем длинным,
Не спеши туда, где в дремотной лени
Две голубки белых, два милых чуда
Сладостно дышат.

3
Глаза распахнуты, и стиснут рот.
И хочется мне крикнуть грубо:
О, бестолковая! Наоборот, —
Закрой, закрой глаза, открой мне губы!

Вот так, мучительница… Наконец!..
Не будем торопиться всуе.
Пускай спешит неопытный юнец, —
Люблю я пятилетку в поцелуе!

Весел вечер за бутылкой
Искрометного вина,
Полон я любовью пылкой,
А Беккина уж пьяна!

К черту узы узких юбок,
Сладок тела зрелый плод!
Из бутона алых губок,
Как пчела, сосу я мед.

Смех Беккины все счастливей,
Поцелуи горячей,
И движенья торопливей,
И дыханье тяжелей…

Стекла окон побелели,
Пред Мадонною лампадка
Гаснет, выгорев до дна.
Разметавшись на постели,
Спит моя Беккина сладко,
Зноем ласк утомлена.

Мне ж не дремлется, не спится;
Впился в сердце жгучим жалом
Неутомный Купидон.
И чтоб больше не томиться,
Я – к устам припавши алым,
Прерываю милой сон!

Под нами золотые зерна,
В углах мышей смиренный писк,
А в наших душах непокорно
Возносит похоть жгучий диск.

Нам близок ад и близко небо,
Восторг наш плещет за предел,
И дерзко вдавлен в груды хлеба
Единый слиток наших тел!

Без конца лобзанья, вихрь объятий бурных,
Аромат кос влажных, блеск очей лазурных,
Шепот, полный тайны, робкий и неясный,
Скрип кровати легкий, тихий, сладострастный.
Косы распустились, и глаза блестят,
Грудь волною ходит, сброшен прочь наряд,
И бесстыдно топчет Страсть его ногой,
А Любовь уходит робкою стопой.

Разжал я ей алые губы
Своим поцелуем палящим
И жестом внезапным и грубым
Обнял ее круглые плечи…
Погасли смущенные свечи, —
Одни мы в потоке кипящем!

Вспыхнули молнии страсти,
Белое тело сверкнуло,
В пьяной, томительной власти,
В бездне немых содроганий
Все потонуло!

Бешенство груди несытой,
Бедер дрожащих извивы,
Хмель, в поцелуях разлитый,
Искры безумных желаний, —
Шепот стыдливый!

Но голос Дьявола не дремлет,
Твердит о смене наслаждений,
И пьяный мозг уже не внемлет
Тому, что робко ропщет стыд,
И мрачным пламенем горит
Заря отверженных сплетений.

И там, где кричали орлы,
Протянулись ползучие, цепкие змеи,
Изогнувши свои сладострастные шеи,
И в холодные кольца зажали
Лебедей, опьяненных развратом…
……………………………..
В бездне царственной мглы
Смехи Дьявола вдруг зазвучали
Громовым, тяжкомлатным раскатом!

Я люблю отцветающих дам,
Отдающихся власти Порока;
Их альковы – единственный храм,
Где молюсь и люблю я глубоко.

В тихой мгле полуспущенных штор,
Неотступным желаньем волнуем,
Я гашу распылавшийся взор
Своим юным – как май – поцелуем.

И ответ увядающих губ —
Словно жгучего ветра касанье!
…И сомлевшее тело – как труп —
Застывает в порочном дрожаньи.

…………………………….

За любовь отцветающих дам
И за их похотливые ласки
Я весеннюю свежесть отдам,
И мечты, и безгрешные сказки!

Все ближе шум весенних юбок,
Все жгучей вздохи ветерков,
И вновь моих молчаний кубок
Наполнен страстью до краев.

Свершает яркую обедню
С грехом играющая кровь,
Душа хмельна, и все победней
Поет воскресшая Любовь.

За каждой женскою фигурой
Стремится мой бесстыдный взор,
И канул в прошлое мой хмурый,
Бессильем сотканный позор.

Опять в задвинутом алькове
Всю ночь – до зорь рассветных вплоть —
Я славлю буйство жаркой крови
И страстью зыблемую плоть!

Одежды с плеч своих срывая,
Как ненавистное ярмо,
Ты любишь перед сном, нагая,
Глядеть в глубокое трюмо.

По сладкомлеющим коленям
Губами жадными скользя,
Не внемлю я стыдливым пеням,
Не внемлю тихому «нельзя!».

И отражает без желаний
Глубь чудодейного стекла
И ветви мертвые латаний,
И наши страстные тела.

И я как будто бы взволнован,
Но там, в душевной глубине,
Я льдом безжизненным окован
И сердце Зеркала – во мне!

Он идет со мной, насвистывая…
В сердце сладостная жуть,
Давит кофточка батистовая
Замирающую грудь.

Небо вешнее – лазоревое,
Крылья бабочек блестят,
И – желанья подзадоривая —
Льют цветы свой аромат.

Тяжелеют груди млеющие,
В жилах сладкий сок разлит,
И уносят ветры веющие
Из хмельного тела стыд!