Марина Цветаева - Царь-девица

По имени-отчеству!

На морском холму на кажном —

Вóт наше Высочество!)

То не просто — конь

В боевой огонь,

Без стремян-подков

Острогрудый конь —

По морским заповедным чащам,

С белым всадником, ввысь глядящим.

А навстречу — из чертога —

Кто — в броню закованный?

Не ему ли дать дорогу

Войска — на две стороны?

К гусляру простерты длани,

За плечьми-просторами

Разошлась двумя крылами

Рать золотоперая…

То не меч честной

Мечу держит речь,

То булавка-сон

Промеж хилых плеч,

То острожник двух рук ревнивых

Женской местью сражен в загривок.

Над орленком своим — орлица,

Над Царевичем — Царь-Девица.

— Бог на небе — и тот в аду,

Ворон в поле, мертвец в гробу,

Шептуны, летуны, ветрогоны,

Вихрь осенний и ветр полудённый,

Всé разбойнички по кустам,

Хан татарский, турецкий султан,

Силы — власти — престолы — славы —

Стан пернатый и стан шершавый,

Ветер — вóды — огонь — земля,

Эта спящая кровь — моя!

Царю не дам,

Огню не дам,

Воде не дам,

Земле не дам.

Ребенок, здесь спящий,

Мой — в море и в чаще,

В шелках — под рогожей —

Мой — стоя и лежа,

И в волчьей берлоге,

И в поздней дороге,

Мой — пеший и конный,

Мой — певчий и сонный.

Ребенок, здесь спящий,

Мой — в горе и в счастье,

Мой — в мощи и в хвори,

Мой — в пляске и в ссоре,

И в царском чертоге,

И в царском остроге,

В шелках — на соломе —

Мой — в гробе и в громе!

В огне и в заразе,

В чуме и в проказе,

Мой — в сглазе и в порче,

Мой — в пене и в корчах,

В грехе и в погоне,

Мой — в ханском полоне,

Мой — есть он дотоле

И будет — доколе:

Есть страж — в раю,

Не-наш — в аду,

Земля — внизу,

Судьба — вверху.

Чтó это вдруг стальным лучом

Рассекло луч вечерний?

То Дева-Царь своим мечом

Клянется, саблей верной.

Припав к головочке льняной,

Ресницы-нежит-стрелы:

«Сама виной, сама виной, —

Гордыня одолела!

Видали вы такую стать,

Чтоб вдруг ребеночку не спать?

Да мне твой взор и спящий,

Всех царств небесных — слаще!

Кто спит — тот пьян, кто спит — тот сыт.

Да, цветик благовонный!

Есть Толстый Царь, есть Тонкий Царь,

Ты Царь мой будешь — Сонный!

Чуть что не так — и двор сквозной,

И дом дружку заказан…

Хоть и хорош, как заказной, —

У Бога не заказан!»

С великой нежностью ему

Разглаживает шнур-тесьму,

Лик-наклоняет-солнце

На белое суконце.

И вдруг — будь счастлив, паренек,

Что сон твой непритворный! —

Белого поля поперек

— Пропала! — волос черный!

Через всё небо — вкось

Красные письмена.

Первый глухой удар

Грома далекого.

Дева не крестит лба,

Лат отломила бок,

Сабельной сталью в сталь

Знаки-врезает-весть.

Кончив, на острый край

Весть-насадила-гнев.

Через коленку — враз —

Саблю-ломает-сталь.

В правой — чем грудь разить,

В той — где рукой хватать.

Стан преклонив, к ногам

Оба конца кладет.

Не разогнув колен,

Русским честным крестом

Лоб-ему-грудь-плеча

Крестит на сон ночной.

Гонит пророк коней.

Гривами хлябь пошла.

Пуще взметнулся бич

В длани пророковой.

Молнией поднялась,

Грудь-разломила-сталь.

Правой рукой под грудь,

Левою — сердце вон!

Взмах — и ответный всплеск.

Красен рубахи холст,

Как кровяная — хлябь…

Ветер замел круги.

Ох, уж не ветр, не вихрь!

В небо полезла хлябь!

Не оплошай бичом, —

Вожжи уж вырваны!

Не приступ протрубил горнист —

Кулашный свист!

Не бурю полоснувший хлыст —

Ответный свист!

— Здорóво, нареченный брат!

— Здорóво, брат!

— В дорогу, нареченный брат!

— В дорогу, брат!

Довольно, знать, по гусляру

Рвать волоса!

В грудь — сквозь сердечного дыру —

Ветр ворвался!

Сталь из вóрота —

Память в лоб.

«Где же Воинство?

Что за сноп

Из воды, за лучи-за-стрелы?

Середь моря, что ль, солнце село?

Что за кровь на моей груди?»

А колдун: — В облаке гляди!

И видит гусляр: в облаках тех румяных,

В морях тех не наших — туманных — обманных —

Челнок лебединый с младым гусляром…

И дивного мужа под красным шатром

Он видит — как золотом-писанный-краской!

И светлые латы под огненной каской,

И красную каску на красных кудрях,

И властную руку, в небесных морях

Простертую — через простор пурпурóвый —

Чрез версты и версты к челну гуслярову.

И вот уж — прыжками морская слюда,

Вот-вот уж носами сшибутся суда…

Сошлись — и как древнего времени чудо —

Тот муж светоносный в челнок белогрудый

Нисходит — склоняется — сдернул покров…

Да как подивится на вид гусляров!

Да как рассмеется так вот откровенно, —

Как новое солнце взошло во вселенной!

Как лев златогривый стоит над щенком…

Так, ласка за лаской, смешок за смешком,

В морях тех небесных! — далече-далече! —

Вся их повторяется первая встреча.

И снова туман-всколыхнулся-фата,

И сызнова в небе всё та же мечта:

Корабь тот — и челн тот, и вновь пурпурóвый

Вскипающий вал промеж ними — и снова

По грозному небу — как кистью златой —

Над Ангелом — Воин из стали литой.

И грозную смуту на личике круглом,

Жемчужную россыпь на золоте смуглом

Он видит. — Как дождичком-бьет-серебром!

Да что ж это? Аль обернулся бабьём?

Да как ж это можно, чтоб в каске хвостатой

Над дрянь-гусляришкой реветь в три ручья-то!

Аль черная ночь-тобой крутит-дурман?

И длится, и длится зеркальный обман…

И вот уж, мечом-поиграв-рукоятью,

Уста гусляру припечатал печатью.

— Смеется! — И это, мол, нам нипочем!

Так, слезка за слезкою, луч за лучом,

В том зеркале чудном — с закатного краю —

Вся их повторяется встреча вторая.

И видит гусляр, как в волшебном стекле,

Эбеновый волос на белом сукне,

И светлую саблю с письмом рукописным,

И крест тот широкий — любви бескорыстной,

Которым нас матери крестят: — Живи!

Ох, латы ломает! Рубаха в крови!

Кровавое сердце взметнулось над хлябью!

— Спаси мою душеньку! — Грудка-то — бабья!

Кровавою дланью громам поклялась!..

Так, перед морями двух плачущих глаз,

В морях тех небесных — далече-далече! —

Вся их разыгралась последняя встреча.

И снова: гладь — гладью,

Синь — синью…

Где сердце упало — красно!

Оставьте вы Царского сына,

Он память-читает-письмо.

Науки — не царское дело,

Мозги не пристали гербам.

Знать, лютая страсть одолела,

Коль сразу прочел — по складам:

— Нигде меня нету.

В никуда я пропала.

Никто не догонит.

Ничто не вернет.

Как цветочек!

Смотреть-то жалость!

Эх вы, сабельных

Два куска!

«Что ж, — шепочет, —

Теперь осталось?»

— Ей войска, а тебе — тоска! —

Размахнулся всею силой рук:

Ан уж нету старика — паук!

Как притопнет, поглядев вострó:

Ан уж нету паука — мокрó!

Сам же в воду — добывать свое добро.

«Ой, вётлы, ой, вётлы —

Полночные мётлы!

Ой, вётлы!

Ой, рот ты мой блёклый,

Глаза мои стёклы —

Ой, вётлы!

Пришел к побережью

Без парня — челнок-то!

Ой, вётлы!

Не жить мне на свете!

Ой, вётлы, ой, ветер,

Ой, ветер!

Бери меня, ветер,

На крылышки, ветер,

Ой, ветер!

Берите, туманы!

Не быть мне румяной —

Туманы!

Отравой-обманом-

Объелась-дурманом,

Ой, ветер!

Не жить мне на свете!

Ой, вётлы, ой, ветер,

Ой, ветер!»

А Ветер в ответ ей:

«Я милого встретил,

Шлет вести.

Жив белый твой цветик,