Юрий Кузнецов - Стихотворения и поэмы

Душа у пьяного горит,
Она хватила через край,
Во сне кому-то говорит:
— Не возникай! Не возникай!

Господь, спаси мою страну,
Она хватила через край
И заклинает сатану:
— Не возникай! Не возникай!

Жена! А ты предашь меня мгновенно
По легкости иль бренности своей
Уж столько лет ты лжешь самозабвенно,
И натрясешь с три короба чертей.

Когда за мной придут ночные люди,
Не лги душой, уход мой торопя,
И не царапай в кровь лицо и груди:
Они еще прекрасны у тебя.

Рос когда-то сиреневый куст
Под окном у забытой сторожки.
Был рассеян, и пышен, и густ,
Но все время он знал о березке.

Он скрывал свою боль много лет
Под окном у забытой сторожки.
Из него пробивалась на свет
Кривоватая струйка березки.

Он глушил свою старую боль,
Он сжимал ее в сердце косматом.
Свою ненависть или любовь
Обвевал по весне ароматом.

Но пробилась на свет, но взошла
И над ним распустила сережки,
Иссушила его, извела
Кривоватая воля березки.

Время-птица летит и летит,
А устанет — на ветку садится,
На березу, что криво стоит
И не может никак распрямиться.

На дальнем бреге вор скучал,
И в глубь морскую
Он свою руку запускал,
Но шарил всуе.

Прохожий мимо проходил,
Разбойник, право!
На ближних трепет наводил,
А звать Варавва.

Из глаза ближнего сучок
Он крал, играя.
— Чего ты шаришь, дурачок?
— Ключи от рая.

— Напрасно ты скучаешь здесь
С дурной рукою.
Но у меня отмычки есть,
Пойдем со мною…

Разбойник вора убедил.
Но путь далекий
Через Голгофу проходил
И крест высокий.

Свет-русалка, ты слушала песни Садко
И на лунное солнце глядела легко.

Испокон с тобой дружат вода и земля,
Мирно дышат зубчатые жабры Кремля.

Твое царство живет крепким задним умом.
Управляется прошлым, как рыба хвостом.

Бьет со дна его чистый прохладный родник..
Но великий ловец ниоткуда возник.

Он явился, как тень из грядущего дня,
И сказал: "Эта тварь не уйдет от меня!"

Ты дремала, не зная о близкой беде.
Он словечко "свобода" подкинул тебе.

Чтобы в тину зазря не забилось оно,
Ты поймала словечко — с крючком заодно.

Острый воздух хватаешь разинутым ртом,
Возмущая все царства могучим хвостом.

Есть в мире две неравных части,
Два царства: мертвых и живых.
Мир жив и мертв, двоятся страсти,
Один страдает за двоих.

Ума и сердца не хватает
Поверить мертвых и живых.
Во мне отчизна вымирает,
Одна страдая за других.

Уж я один останусь скоро,
И мой огарочек во тьме
Учтет небесная контора,
Один запишет, два в уме.

Но я всегда жил нелюдимым
И перед Господом во тьме
Я написал себя единым,
А остальных держал в уме.

На голом острове растет чертополох.
Когда-то старцы жили там — остался вздох.

Их много было на челне… По воле волн
Прибило к берегу не всех — разбился челн.

Спросил один чрез много лет: — А сколько нас?
— А сколько б ни было, все тут, — был общий глас.

Их было трое, видит Бог. Всё видит Бог.
Но не умел из них никто считать до трех.

Молились Богу просто так сквозь дождь и снег:
— Ты в небесех — мы во гресех — помилуй всех!

Но дни летели, годы шли, и на тот свет
Сошли два сивых старика — простыл и след.

Один остался дотлевать, сухой, как трут:
— Они со мной. Они в земле. Они все тут.

Себя забыл он самого. Всё ох да ох.
Всё выдул ветер из него — остался вздох.

Свой вздох он Богу возносил сквозь дождь и снег:
— Ты в небесех — мы во гресех — помилуй всех!

Мир во гресех послал корабль в морскую даль,
Чтоб разогнать свою тоску, свою печаль.

Насела буря на него — не продохнуть,
И он дал течь, и он дал крен и стал тонуть.

Но увидала пара глаз на корабле:
Не то костер, не то звезда зажглась во мгле.

Соленый волк взревел: — Иду валить норд-ост!
Бывали знаки мудреней, но этот прост.

Пройдя, как смерть, водоворот меж тесных скал,
Прибился к берегу корабль и в бухте стал.

И буря стихла. Поутру шел дождь и снег,
Морские ухари сошли на голый брег.

Они на гору взобрались — а там сидел
Один оборванный старик и вдаль глядел.

— Ты что здесь делаешь, глупой? — Молюсь за всех.
И произнес трикрат свой стих сквозь дождь и снег.

— Не знаешь ты святых молитв, — сказали так.
— Молюсь, как ведаю, — вздохнул глупой простак.

Они молитву "Отче наш" прочли трикрат.
Старик запомнил наизусть. Старик был рад.

Они пошли на корабле в морскую даль,
Чтоб разогнать свою тоску, свою печаль.

Но увидали все, кто был на корабле:
Бежит отшельник по воде, как по земле.

— Остановитесь! — им кричит. — Помилуй Бог,
Молитву вашу я забыл. Совсем стал плох.

— Святой! — вскричали все, кто был на корабле.
— Ходить он может по воде, как по земле.

Его молитва, как звезда, в ту ночь зажглась…
Молись, как прежде! — был таков их общий глас.

Они ушли на корабле в морскую даль,
Чтоб разогнать свою тоску, свою печаль.

На голом острове растет чертополох.
Когда-то старцы жили там — остался вздох.

Как прежде, молится сей вздох сквозь дождь и снег;
— Ты в небесех — мы во гресех — помилуй всех! 

Слабеет солнце бытия,
Тускнеет каждое оконце.
И вот горит душа моя —
Она поддерживает солнце.

Пускай сгорит и жизнь моя
До тла последнего зиянья,
Чтоб только солнце бытия
Набрало силы для сиянья.

«Воздух полон богов» —
так говорили древние греки.

Воздух полон богов на рассвете,
На закате сетями чреват,
Так мои кровеносные сети
И морщины мои говорят.

Я покрылся живыми сетями,
Сети боли, земли и огня
Не содрать никакими ногтями —
Эти сети растут из меня.

Может быть, сам с собой я схватился,
И чем больше рвалось, тем сильней
Я запутался и превратился
В окровавленный узел страстей?

Делать нечего! Я погибаю,
Самый первый в последнем ряду.
Перепутанный мрак покидаю,
Окровавленным светом иду.

Бог свидетель, как шёл я по жизни
Дальше всюду и дальше нигде
По святой и железной отчизне,
По живой и по мёртвой воде.

Я нигде не умру после смерти.
И кричу, разрывая себя:
— Где ловец, что расставил мне сети?
Я свобода! Иду на тебя!

У меня весёлая натура,
У меня счастливая рука.
В чистом поле свищет пуля-дура.
Не меня ли ищет, дурака?

Вот она! Горячая и злая,
На лету поймал её в кулак.
Здравствуй, дура! Радость-то какая!
И в ответ я слышу: — Сам дурак!

Я причину зла не понимаю…
Брошу пулю в пенистый бокал,
Выпью за того, кого не знаю,
За того, кто пулю мне послал.