Виталий Каплан - Стихотворения

Мы вышли вскоре к остановке,

Приплыл автобус триста семьдесят,

И ты пропала…

Ночью снова

Проснулся я от света месяца,

Пронзительного, злого света,

И снова вспоминал ту лестницу,

Которой вовсе нет на свете.

1986 сентябрь

Был суд. Судили нас,

Всех семерых судили разом.

Наверно, помутился разум,

Но ведь куда ни падал глаз -

Везде белели стены, и толпа

Сидела на скамейках чинно.

Все в черных смокингах мужчины.

От люстры тень

На них ложилась, как печать.

Но впрочем, главное не это.

Вот вышли судьи в париках

Из внутреннего кабинета -

И потекла река.

Слова стучались о слова,

Катилось время на колесах

Несмазанных, и скрип колес

Был как гвоздем по сердцу.

Вот прокурор окончил речь

И сел, парик свой снял

И лысину утер платочком серым.

А мы, все семеро,

Сидели на скамье, отполированной

Задами грешником за тыщу лет.

За что? Мы не пролили крови,

Не вытащили грош у сироты,

Но очевидно, главное не это -

И мы подведены под монастырь.

Потом досталось слово адвокату,

И он воспользовался им

Весьма искуссно,

И трещали копья,

И стлался дым пороховой.

Но вот он кончил. Головой

Своей ог дорожил не меньше прокурора,

Ее платочком белым он утер,

И дальше покатилось время,

И скрип колес до сердца доходил,

Молчали в зале. Ведь для них

Мы были варварами на арене,

И лев уже облизывал клыки,

И пальцы опустили они вниз.

Они все ожидали приговора -

И приговор был оглашен.

Зловещий суффикс "изм"

(К нему сводились наши преступленья)

Упал на нас как черная печать.

Хотелось крикнуть: "Ложь!" -

Да не смогли кричать, сдавило горло.

А люстра вдруг качнулась в вышине,

И свет от люстры, ядовито-желтый

Обрушился плитой тяжелой

На скамью,

Где мы сидели в обрамленьи стражи.

Не стану врать – нам страшно

Стало, когда нас повели

По искривленным пыльным коридорам.

Куда? Да кто их разберет, куда…

Пора проснуться, проломить барьеры,

Чтобы над нами прежняя звезда

Зажглась. Пора напиться веры

И вылезти из-под обломков сна,

Где суд, и судят нас.

Всех семерых.

1987 март

А может, это мартовское небо

И талый снег – всего лишь только сон,

А явь – она, наверно, будет в том,

Что по миру иду с краюхой хлеба

И солнца белого полуденный огонь

Меня палит с усталым равнодушьем.

В пыли косые тени. Плохо, душно,

Все здесь не то. Да я и сам другой.

Иду босой, под раскаленным небом…

Дойти б до леса, лечь лицом в траву,

Забыть о всем, что было наяву,

Уснуть – и вскоре зашагать по снегу,

Набрать воды в ботинки, но дойти

До остановки пятого трамвая.

Войти в вагон. Билет не отрывая,

Два трояка небрежно опустить.

Потом – домой по мокрому асфальту.

Пешком. А солнце в синей глубине,

А ветер волосы взъерошит мне,

И надо мне на все смотреть сквозь пальцы.

Ведь жизнь бежит, как струйка по песку,

По камню мчась, и камень разъедает.

И лишь порой тревога сердце сдавит

И боль ударит камнем по виску,

И я проснусь. Проснусь в траве горячей,

Нащупаю потертую суму,

И может быть, не сразу я пойму,

Откуда я и кто. Зачем я прячу

За пазухой кривой булатный нож.

Пойду, однако, по лесной дороге.

Настанет ночь, и месяц тонкорогий

Зальет лучами поле. Выйду в рожь,

Улягусь под огромною копною,

Краюху зачерствевшую умну,

Глаза закрою, вытянусь, усну

И, убаюкан странной тишиною,

Вернусь туда, где солнце не палит,

Где талый снег, трамвай и в дымке время.

…Вот так и жить в двух разных измереньях.

Жаль, что висок не вовремя болит.

1987 апрель

Кто строит дом из дыма,

Кто строит дым из дома,

Кто просится на дыбу,

Кто просит свою долю.

Кто проживет без пищи,

Лишь воздухом питаясь,

Кто антрикоты ищет

И пачками глотает,

Кто строит дым из дома,

Кто, веря в дом из дыма,

Ползет по коридору

За липкой коркой дынной.

…Журчит река печалей,

Весло надежней слова.

Когда же я отчалю

От берега ночного?

1987 апрель

Рыбы имеют жабры -

Такой уж их рыбий жребий.

Имеют жабры и жабы.

…Жемчужное ожерелье

Носит желтая жаба

И носит жирная рыба,

И в жабрах их скрыта жалость,

Коль нет души. Что ж, спасибо,

Что жабры даны тем жабам,

Тем грустным желтым рыбам…

…Не надо ругаться с жаром,

Что толку рыдать с надрывом -

Ведь скоро черные жерла

Извергнут сгустки жара,

Скоро сгорят ожерелья,

Сгорят и жалкие жабры.

– Что же будет на шаре? -

Спросил я, и мне открылось:

Останется желтая жаба,

Останется жирная рыба.

1987 июль

Этих жребий иной -

На войну да с войны,

И идут за виной,

Кто пока без вины.

По колено в беде -

Месяца и года,

И лежит на воде

Бледной пленкой беда.

На войну да с войны,

Да из сумерек в ночь.

Подарите им сны -

Чем еще им помочь?

Подарите им снег,

Синеву и сосну,

Пусть хотя бы во сне

Позабудут вину,

Подарите им сон,

Сон про облачный день.

…Но скрипит колесо,

Жизнь ползет по воде.

И встают облака.

Смерть лежит на стекле.

Их вина нелегка.

Их беда тяжелей.

1987 сентябрь

– Мы стояли тут за колбасой,

Вы стояли тут за молоком.

– Говорят, тот ангел был босой,

Но его убили молотком.

– Говорят, здесь черти развелись,

Спрятали под шляпами рога…

– Говорят, тут кабель провели!

– …спрятали копыта в сапогах.

И пока не видно колбасы,

Нет в тумане даже молока.

– Если б этот ангел был бы сыт,

Он бы улетел от молотка!

– Бросьте! Это сказки для детей,

Главное – крупа гниет в мешках!

– Развелось невидимо чертей,

Даром что в очках и пиджаках!

Но поверьте – за стеною дождь,

Ангела босого белый труп…

Медною болванкой мокнет вождь,

Окисляясь на гнилом ветру.

Мокнет вождь, в мешках гниет крупа,

Кабель провели, чертей полно,

Тешится над ангелом толпа…

Глупое осеннее кино.

1987 сентябрь

Что есть жизнь? Старинный вопрос.

Сочетание слез и гроз,

А доступней – не объяснить,

Не помогут ни явь, ни сны.

Недоступен ответ и высок,

Каждый знает лишь малый кусок.

Что-то знает о жизни кот,

Что-то знает о жизни крот,

Ничего не знает народ -

Вот и смотрит пророку в рот.

А пророк – не мудрей кота,

Знает он не больше крота,

Не обманет он темный рок,

Не откроет створки ворот.

…Так не мучай себя, мой друг.

Вот гляди – продают грейпфрут.

Ты пойди, купи килограмм.

Вкус ответа узнаешь сам.

1987 октябрь

На бетонных плитах тут сидели

Молодые Каины и Авели.

Чтобы были олухи при деле,

Их на стройку вкалывать отправили.

Извергая по привычке ругань,

Молодые Авели и Каины,

Как всегда, надеясь друг на друга,

Полчаса бродили неприкаянно.

Не найдя прораба, закурили.

Кто-то шустрый сбегал за закускою.

Водку еще раньше прикупили

Между Бауманскою и Курскою.

И всего лишь получасом позже

Зависть закипит в мозгах у Каинов,

Но никто не станет бить по роже,

Не взмахнет своим орудьем каменным.

Просто в годы бурного прогресса

Есть у Каинов иные методы.

Черепа у Авелей не треснут -

В наши дни обходятся без этого.

1987 октябрь

Жизнь была жестянкой,

Жизнь была чугункой,

Жизнь была портянкой,

Жизнь была окурком.

…В зале ожиданья,

В полутьме загробной,

Ни к чему рыданья,

Злоба или робость.

Вот откроют двери -

И шагнешь ты скоро

В свет Небесной Веры,

В беспечальный Город.

Будет жизнь рекою,

Будет жизнь сосною,

Будет жизнь звездою,

Будет жизнь весною.

И тогда ьы скажешь:

– Мне милей портянка! -

Потому что даже

Выйдя из жестянки,

Жестяную душу

В свет не переплавить.

…А в июльских лужах

Дождик будет плакать.

1987 ноябрь

Почему я все чаще и чаще во сне