Наталья Романова - Стихи

Он его внес торжественно, держа аж двумя руками.

Че бы ему не хранить в нем на случай войны припасы?

Например, сухари пусть бы в нево складировал!

А еще туда поместилось бы три пузыря бухла!

Дохуища мыла, спичек и сала. Подобнова отвратилова

Я видела только у завучи, которая всех заебла!

То, что пОртфель из дорогой крокодиловой кожы –

Сильно проперло моих родаков.

Было голимо зырить на их довольные рожы,

Прикинув, какие рыла будут завтра у чуваков,

Когда я попиздю в жало с таким баулом –

С таким сундуком блядь - и это нихуя не смешно:

Вот я выпрусь в люди с этим олдскулом –

Нихуясе! Пиздец. Ну и гавно.

Наутро я к нему пришкерила адрес завуча школы

И подпрягла двух придурков из «Б» класса в нево насрать!

Че они и сделали – за шесть колес цыклодола:

По три нарыло – и неделю на все ебать!

Жабе пригнали бонус. А меня родаки пригнули:

Типа куда я проебала дедовский блядь подгон.

На это я им в рыло нагло сказала:

- А хули!

Я его обменяла у соседей на самогон.

Я забила на все и училась только на одни двойки.

Меня поперли из школы, и я вообще из дома ушла:

Обносила хаты, нюхала клей, жыла в люках и на помойке

И однажды, роясь в ПУХТО, там свой портфель нашла.

Значит, все что было – провокацыя и проеб –

Абсолютно все – палево и фуфло:

Такие бонусы руками дедушек раздает

Мелкий менеджер ада – какой-нибудь DR Зло.

Портфель уже был без ручки и пах гавном,

И нести его можно было только двумя руками.

Но все-таки я наутро с ним попиздила за бухлом –

В магазин «груз-200» - с двумя грязными чуваками

На группу НОМ ходят одни ублюдки.

Это фашгруппа. У них есть песня «Жыд».

Они там орут, напрягая глотки,

И в кальсонах скачут. Короче, мудацкий шыт.

А мы отберем самых старых, злобных, тупых евреев

И создадим трэш-фашыстскую группу «МОН».

Чтобы было круче Корна, Лайбах или Кореи –

На концертах у клубов будет стоять ОМОН.

Ну короче: я нихуя не скрыла,

Т.к. это давно все знают, ебацца в рот –

Что уже утвержден состав на 4 рыла:

Лев Лурье, Розенбаум, Либуркин и Топоров.

Либуркин будет в кальсонах скакать по сцене

Под песни с припевом зиг хайль, мазафака.

Поэтому это все поймут и заценят,

Будь ты хоть ниггер, хоть хач, хоть пенснур с филфака.

А если какой-нить, бля – лошара –

Например Дядя Жора, Быков, случайный жлоб -

Покажет, какой он мачо и Че Гевара –

То немедля пулю получит в лоб.

Стрелять по ним будет, естественно, Розенбаум –

Именно для этова он и поддудонен в этот проект,

Потому что у нево везде поднятый шлагбаум,

А сядет в тюрягу – так ему там везде кардбланш и респект.

Главным Бликсой Баргельдом будет Топоров дядя Витя,

Т. к. петь на немецком никто не сможет лучше нево.

А Лурь пускай на перкуссиях колбасицца

И ебалом торгует – больше нечево взять с его.

Здесь ему не Борей, чтобы изображать Приапа.

Пусть: Розенбаум похож на хуй, а Либуркин туп как полено, -

Зато НОМ сосет – все узнают, что это фуфло и шляпа

Для лохов. МОН – вот наш ответ Чемберлену.

Жыдо-old school и фашыстские маршы –

Это всей гопотеке альтернатива.

Да и никакие хуи не учИнят демаршы:

Ни патриоты, ни евразийцы, ни лимоновские побратимы.

На улице Восстания у метро – фанерная будка

Размером скорей с собачью, чем с будку Летнего Сада

В ней стоит Марина, похожая на старую проститутку.

На самом деле это не будка, а модель ада.

Марина, высунув рыло из очка в фанере,

Мутно зырит на проплывающий мимо планктон.

Очко наружу – это бонус, т.к. там отсутствуют двери

И оттуда ей никогда не выйти – таков закон.

Ее программа – тыщу лет здесь продавать картонные фрукты и ДСП-овощи,

Недвижно стоя как труп во льду.

Раз даже покойник уже не может взывать о помощи,

То что и говорить о тех, кто давно в аду.

Вот она и думает о другом. Ей этого знать не надо.

Она ржет в жало, апгрейдив рыло прошлогодней свеклой.

Вон к ней пиздует ее татарин – тоже персонаж ада.

Про него была передача «Культурный слой».

Типа в Питере дворники все – пожызняк татары –

Со времен Петра Первого, или что-то вроде того.

Он несет ей пустой пузырь – без бухла: одну стеклотару.

Т.к. в аду ни у кого не бывает ценного ничего.

                              В. Курицыну

А Тургенев-то написал не только «Муму»,

Но еще и мрачный роман о блокаде!

Пока другие писатели жопы грели в Крыму,

Он там очень жесткие темы катит.

Вечный огонь на Марсовом Поле –

Это не просто газовая горелка.

Здесь птицы не поют, и все такое.

Здесь никогда не забивают стрелки.

В Марсовом Поле скважына всасывает все жывое:

Котов, собак, бомжей, что влезли на территорию.

Там из-под земли кто-то гнусно все время воет –

Будто в Мариинском театре хор поет ораторию.

Придурки из школы на Соляном (а с ними один уебок из Мухи)

В мае большой гопшой поперли туда,

Чтоб там бухать. До сих пор не утихают жуткие слухи.

Никто не вернулся. Всем им пришла пизда.

Ясно, что адскую скважыну пришлось-таки заварить.

А в качестве бонуса – что может быть офигенней –

Чтобы снизу никто не смог ее отворить –

Сверху поставили памятник А. Тургеневу.

Типа это пиздато: чтобы потомки

Знали автора в рыло, а не по одному стиху.

Но тут акт вандализма учинили какие-то подонки,

Приварив статУе из строительной пены хуй!

Это голимо, но кому нужен еще один нах писатель.

Все любят собак и очень любят фонтаны:

Муму с поднятой лапкой – типа пришла поссать –

Намного пизже, чем какойнить писатель сраный.

Я вчера опаздывала в Кулек

И из школы в жало попиздила на тот берег

Через Поле, - но меня догнал и мрачно к себе привлек

Каменный монстр – писатель Андрей Тургенев.

                                   Кислому

У нас в городе жыли совсем дикие старухи и старики.

Это вам не бомжы, что бродят по Невскому.

Старухи все были лысые и носили грязные, как валенки, парики

Из конских волос; а те, у кого их не было –

Ходили в шапках-ушанках, спизженных у дедов.

Деды занимались сутенерством, разбоем и грабежами.

Они сбивались в банды и отморажывались, забив на Ментов.

Менты ничего не делали: боялись и уважали.

В парке утром висели трупы; без мяса не проходило дня.

До сотни человек в день людей давило камазом.

Т. е. постоянно происходила какая-нибудь хуйня.

То и дело что-то горело: ДК, Собес, гостиница, автобаза.

Старухи на это зырили, молча, имея свои дела.

Кто жертвы абортов закапывал в муравейник,

Кто воровал, а кто свежевал тела.

А одна взяла и какой-то химоз пустила по вене

Всей школе, где она работала медсестрой.

И все – в течение суток – загрызли своих родителей,

Поселились в люках – и вот тут пошел глобальный трэш и дестрой,

Кровавая бойня, где не было победителей.

Это были не люди. У них началась война.

Я в жало ползла к границе, чтобы в жывых остацца.

Через неделю моделью ада сделалась вся страна,

Так как там взорвалась атомная электростанцыя.

Вот это уже не новость, собственно, как и то,

Чтот этот город теперь – заповедник активной зоны:

Утопическая помойка, постъядерное пухто,

Где бродят кОты-мутанты, здоровые, как бизоны.

Мой дядя в закрытой зоне работал, как на войне,

И одного радиоактивного злого кОта вывез наружу.

В память о городе детства он его поддудонил мне.

Теперь у меня есть тайное смертоносное биохимическое оружие.