Влад Снегирев - В своей избушке

Мне холодно. Когда уже весна
нам за окном напишет акварели?
Даль за окном задумчиво грустна,
вся в предвкушении тепла в апреле.

Объединяет всех людей тепло.
Есть снова повод вырваться в походы.
Как жаль, что мне и здесь не повезло.
Тесны в сезон объятья огорода.

И одевая старый дождевик,
весь порванный, в разводах черных пятен,
я восклицаю: Как же он велик
и даже в чем‑то явно необъятен!

Я понимаю – это тяжкий крест,
но где же слава и венок терновый?
И взяв лопату, (эпатажный жест),
иду апрель встречать, ругаясь снова.

2016

Пришла весна, но как же сухо!
Который день все нет дождя…
Назойливо жужжит над ухом
мохнатый шмель, с ума сводя.

В деревне грустно, скучно, тихо.
Выходишь утром, смотришь вдаль, -
штурмуют огороды лихо
соседи, веря в календарь.

И, кажется, что время стало.
Опять, как много лет назад:
буряк, картопля, "Прима", сало
и самогонный аппарат.

2009

Июльский день. Сижу, страдаю,
лениво отгоняя мух.
И комаров звенящих стая
терзает беспокойный слух.

Деревня, скука, лето зноем
решила за день доконать.
Там облака плывут над полем,
а здесь - открытая тетрадь.

Пытаться тут писать нет смысла.
Нет, лучше в речке целый день
сплетать с волной шальные мысли
вдали от пыльных деревень.

Еще б дождя совсем немного:
на день, на два, – на целый год.
Чтобы, идя через дорогу,
ходил к соседу только вброд.

О снеге я уж не мечтаю.
Такое счастье не для нас.
Хоть чай со льдом, – побольше чаю.
И побыстрее, – хоть сейчас…

2009

Было детство. Жили просто
в доме маленького роста
на окраине села.
На обед всегда картошка,
мясо – редко и немножко.
Бедность тут гнездо свила.

Посчитать – семья большая.
Здесь традиция такая
у соседей и у нас.
Ни комода, ни дивана,
а темнело зимой рано:
так "стругали" про запас.

Как весна – всех гонят в поле:
кто ползком, а кто в подоле.
Все должны быть на виду.
У родителей – работа.
Мы ж малые, нам охота
забавляться в чехарду.

Куры, кролики, корова,-
нерушимая основа
выживания семьи.
И вокруг – в саду на ветках,
(было так еще при предках),
заседают воробьи.

Как давно всё это было!
Печь давно уже остыла,
а топили каждый день.
Разлетелись, словно птицы,
все братишки и сестрицы
и легла на сердце тень.

Дремлют целый день устало
старики, так тихо стало
в доме ветхом и пустом.
Пусть болеют и ворчливы,
но еще покуда живы,
что бы ни было потом.

2012

Я знаю – последнее время
пишу я стихи не о том,
не в ногу шагаю со всеми,
себя изнуряю постом;

не моден, угрюм и застенчив,
а сердцем – совсем как дитя,
как поздняя осень изменчив
и часто скучаю, грустя.

Я видел в музеях картины,
ходил иногда на балет,
но снятся березки, осины –
банальный, обычный сюжет.

Потерянной Родиной болен.
Диагноз безжалостный прям:
давно не брожу чистым полем,
а кланяюсь всем фонарям.

И пусть я еще вспоминаю
тот двор и дощатый сарай,
но что будет дальше – не знаю.
Так пуст мой заброшенный край...

2012

Слегка корявые стишки
пишу в потрепанной тетрадке, -
пишу с трудом, волнуясь, кратко.
Как летом ночи коротки…

Так душно в сумраке ночном,
и каждый день бушуют грозы,
а я застрял – все грезы, слезы, -
побьют, и будет поделом.

Все темы, исчерпав до дна,
пишу я про проблемы пола.
Да легче жито сеять в поле,
хоть каждый день и дотемна.

Ведь к старомодным чудакам
не ходит ангел современный.
И муза строго и надменно
глядит немного свысока.

Но не писать же про деревню.
В ней всё, как много лет назад:
навоза терпкий аромат,
разруха, пьянство, хмурый мат.
И крест на колокольне древней.

2009

Возле края заросшего леса,
где приветливы к людям поля,
был я молод когда-то и весел...
Опустела родная земля.

Там, в деревне, я прожил немало.
Помню сонных садов тишину.
Под березками юность мужала.
где я рвал на гитаре струну.

Помню первых свиданий надежды
и печаль моих первых разлук.
За околицей дремлют, как прежде,
поле близкое, роща и луг.

Пруд затянут осклизлою тиной.
Покосился дощатый забор.
Двор зарос лопухами, малиной.
И пустынен речной косогор.

Боль души забывается разве?
Край далекий заброшен и нем.
Лишь болотная жижа в канаве
не поймет моих вечных проблем.

2009

Зачем в осенний, темный вечер
покинул я свой дом родной?
Зачем помчался вдруг навстречу
мечте неясной, как слепой?

Надеясь на свое везенье,
на случай, что меня найдет,
не расставаясь с милой ленью,
легко и смело шел вперед.

А в старом доме, на пригорке,
на перекрестке двух дорог,
всё смотрит мать, отдернув шторку,
во двор, где носится щенок;

на кур, что роются в навозе
у полусгнившего плетня,
на сад, что вытоптали козы…
Вот только нету там меня.

2009

Не знаю чувства более святого,
чем та любовь, которая всегда
в тени густой, у самого порога,
меня ждала, безмолвно вдаль глядя.

Вдали дорога пыльной лентой вьется,
всегда пуста – и летом и зимой.
И мать все ждет, когда же он вернется,
когда вернется сын ее родной.

Как часто мы легко всё забываем
в плену своих безрадостных побед.
Как бабочки, в саду густом играя,
летим беспечно на неверный свет.

А мать все ждет покорно и устало
всю жизнь мою в душе своей храня.
Вернуться бы в далекое начало,
чтоб заслужить прощенье для меня…

2009

Весь этот мир, – в былом могучий,
теперь придавлен хмурой тучей.
Везде технический прогресс.
А счастья нет, – остался стресс.

Природу надо разлюбить,
чтобы не выглядеть отсталым.
И вот весь мир в одном квартале.
Теперь в нем буду вечно жить.

И шепот трав, и листьев шорох,
мне не услышать вдалеке.
Тихонько стонет ветер в шторах
и снова двери на замке.

2009

Был ветер, дождь. Опали листья,
ковром покрыв уснувший сад.
И всё бегут куда-то мысли,
тихонько шепчутся, шуршат.

Я их не слушаю, увольте…
Их жалкий лепет надоел.
Мне жить по-новому позвольте,
без этих повседневных дел.

Другие мучают заботы,
иные рифмы я хочу.
Влекут безмерные высоты,
любая ноша по плечу.

Но только родине печальной
совсем нет дела до меня.
Погас закат за рощей дальней,
поблекли тихо краски дня.

Покрыл под утро даль степную
мороз осенний – всё в снегу.
Но не любить тебя, такую,
как не пытаюсь – не могу.

2010