Вячеслав Иванов - Cor ardens

Но белее — лилия Галилеи!

Там, далече, где жаждут пальмы Магдалы

В страстной пустыне львиной, под лобзаньем лазури,

Улыбаются озеру пугливые скалы,

И мрежи — в алмазах пролетевшей бури.

И — таинницы рая — разверзли долины

Растворенным наитьям благовонные лона:

И цветы расцветают, как небесные крины;

И колосья клонятся Эздрелона.

Лобный купол круглится, розовея, Фавора;

И лилия утра белее асбеста;

И в блаженную тайну заревого затвора

Неневестная сходит с водоносом Невеста.

То пело ль младенцу мечтанье?

Но все я той песни полн…

Мне снится лучей трепетанье,

Шептанье угаданных волн.

Я видел ли в грезе сонной,

Младенцем, живой узор —

Сень тающей сети зеленой,

С ней жидкого золота спор?

Как будто вечерние воды

Набросили зыбкий плен

На бледно-отсветные своды,

На мрамор обветренный стен.

И там, в незримом просторе,

За мшистой оградой плит,

Я чую — на плиты море

Волной золотой пылит…

Чуть шепчет — не шепчет, дышит

И вспомнить, вспомнить велит —

И знаки светом пишет,

И тайну родную сулит.

С отцом родная сидела;

Молчали она и он,

И в окна ночь глядела…

«Чу,- молвили оба,- звон»…

И мать, наклонясь, мне шепнула:

«Далече — звон… Не дыши!..»

Душа к тишине прильнула,

Душа потонула в тиши…

И слышать я начал безмолвье

(Мне было три весны) —

И сердцу доносит безмолвье

Заветных звонов сны.

И видел, младенцем, я море

(Я рос от морей вдали):

Белели на тусклом море

В мерцающей мгле корабли.

И кто-то гладь голубую

Показывал мне из окна —

И вещей душой я тоскую

По чарам живого сна…

И видел я робких оленей

У черной воды ложбин,

О, темный рост поколений!

О, тайный сев судьбин!

Мой луг замыкали своды

Источенных мраморных дуг…

Часы ль там играл я — иль годы —

Средь бабочек, легких подруг?

И там, под сенью узорной,

Сидели отец и мать.

Далось мне рукой проворной

Крылатый луч поймать.

И к ним я пришел, богатый,—

Поведать новую быль…

Серела в руке разжатой,

Как в урне могильной,- пыль.

Отец и мать глядели:

Немой ли то был укор?

Отец и мать глядели;

Тускнел неподвижный взор,

И старая скорбь мне снится,

И хлынет в слезах из очей…

А в темное сердце стучится

Порханье живых лучей.

И где те плиты порога?

Из аметистных волн —

Детей — нас выплыло много.

Чернел колыбельный челн.

Белела звезда отрады

Над жемчугом утра вдали.

Мы ждали у серой ограды…

И все предо мной вошли.

И я в притвор глубокий

Ступил — и вот — Сестра.

Не знал я сестры светлоокой:

Но то была — Сестра.

И жалостно так возрыдала,

И молвила мне: «Не забудь!

Тебя я давно поджидала:

Мой дар возьми в свой путь».

И нити клуб волокнистый —

Воздушней, чем может спрясти

Луна из мглы волнистой,—

Дала и шепнула; «Прости!

До тесной прости колыбели,

До тесного в дугах двора,—

Прости до заветной цели,

Прости до всего, что — вчера»…

Ночь пряжу прядет из волокон

Пронизанной светом волны.

И в кружево облачных окон

Глядят голубые сны.

И в трещинах куполов тлеет

Зенит надлунных слав;

И в тусклых колодцах белеет

Глубоких морей расплав.

В даль тихо плывущих чертогов

Уводит светлая нить —

Та нить, что у тайных порогов

Сестра мне дала хранить.

Как звон струны заунывной,

В затвор из затвора ведет,

Мерцая, луч прерывный,—

И пряха Ночь прядет.

И, рея в призраках зданий,

Кочует душа, чутка

К призывам сквозящих свиданий,

За нитью живой мотка.

Кочует средь кладбищ сонных

И реет под сень и столпы,

Где жатвы коленопреклонных,

Где пляска свивает толпы,—

На овчие паствы безбрежий

И в шаткий под инеем лес,

Сплетеньем разостланных мрежей,

По замкам глухим небес…

И путь окрыленный долог:

Но Тайной — мне ль измениться

Из полога в облачный полог

Бежит, мелькая, нить…

И вдруг из глуби черной

Зигзаг ледяной возник;

Увижу ль с кручи горной

Разоблаченный лик?

Сугробы последней поляны

Алмазный застлали восклон…

Сквозят и тают туманы —

И тает, сквозя, мой сон…

Здесь тихая душа затаена в дубравах

И зыблет колыбель растительного сна,

Льнет лаской золота к волне зеленой льна

И ленью смольною в медвяных льется травах.

И в грустную лазурь глядит, осветлена,—

И медлит день тонуть в сияющих расплавах,

И медлит ворожить на дремлющих купавах

Над отуманенной зеркальностью луна.

Здесь дышится легко, и чается спокойно,

И ясно грезится, и всё что в быстрине

Мятущейся мечты нестрого и нестройно,

Трезвится, умирясь в душевной глубине,

И, как молчальник-лес под лиственною схимой,

Безмолвствует с душой земли моей родимой.

В поле гостьей запоздалой,

Как Церера в ризе алой,

Ты сбираешь васильки;

С их душою одичалой

Говоришь душой усталой;

Вяжешь детские венки.

Вязью темно-голубою

С поздней, огненной судьбою

Золотые вяжешь дни;

И над бездной роковою

Этой жертвой полевою

Оживляются они,—

Дни, когда в душе проснулось

Всё, в чем сердце обманулось,

Что вернулось сердцу вновь…

Всё, в чем сердце обманулось,

Ярче сердцу улыбнулось —

Небо, нива и любовь,

И над щедрою могилой

Не Церерою унылой

Ты о дочери грустишь:

День исходит алой силой,

Весть любви в лазури милой,

Золотая в ниве тишь.

Чисты воды ключевые,

Родники — струи живые;

В темном лесе — студенец.

В тихой сеннице прохлада;

Над криницею лампада

Золотит Христов венец.

В райском поле — огородец,

Цвет лазоревый — колодец.

Говорит с душой Христос:

«Наклонися у криницы,

Зачерпни Моей водицы

Полон емкий водонос».

Твоя ль голубая завеса,

Жена, чье дыханье — Отрада,

Вершины зеленого леса,

  Яблони сада

Застлала пред взором, омытым

В эфире молитв светорунном,

И полдень явила повитым

  Ладаном лунным?

Уж близилось солнце к притину,

Когда отворилися вежды,

Забывшие мир, на долину

  Слез и надежды.

Еще окрылиться робело

Души несказанное слово —

А юным очам голубела

  Радость Покрова.

И долго незримого храма

Дымилось явленное чудо,

И застила синь фимиама

  Блеск изумруда.

Осень… Чуть солнце над лесом привстанет,

Киноварь вспыхнет, зардеет багрец.

По ветру гарью сладимой потянет…

Светлый проглянет из облак борец:

Озимь живая, хмурая ель.—

Стлань парчевая — бурая прель…

Солнце в недолгом бореньи стомится —

Кто-то туманы прядет да прядет,

Бором маячит, болотом дымится,

Логом струится, лугом бредет,—

По перелесьям пугает коня,—