Федор Сологуб - Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест

Туман и дождь. Тяжёлый караван
Лохматых туч влачится в небе мглистом.
Лесною гарью воздух горько пьян,
И сладость есть в дыхании смолистом,
И радость есть в уюте прочных стен,
И есть мечта, цветущая стихами.
Печальный час, и ты благословен
Любовью, сладкой памятью и снами.

Туманы над Волгою милой
Не спорят с моею мечтой,
И всё, что блистая томило,
За мглистою никнет чертой.

Туманы над милою Волгой
В забвении тусклых болот
Пророчат мне счастья недолгий,
Но сладостно-ясный полёт.

Амур – застенчивое чадо.
Суровость дня него страшна.
Ему свободы сладкой надо.
Откроет к сердцу путь она.

Когда ничто не угрожает,
Как он играет, как он рад!
Но чуть заспорь с ним, улетает
И не воротится назад.

И как ни плачь, и как ни смейся,
Уже его не приманить.
Не свяжешь снова, как ни бейся,
Однажды порванную нить.

Поймите, милые, что надо
Лелеять нежную любовь.
Амур – застенчивое чадо.
К чему нахмуренная бровь?

«Бойся, дочка, стрел Амура.
Эти стрелы жал больней.
Он увидит, – ходит дура,
Метит прямо в сердце ей.

Умных девушек не тронет,
Далеко их обойдёт,
Только глупых в сети гонит
И к погибели влечёт».

Лиза к матери прижалась,
Слёзы в три ручья лия,
И, краснея, ей призналась:
«Мама, мама, дура я!

Утром в роще повстречала
Я крылатого стрелка
И в испуге побежала
От него, как лань легка.

Поздно он меня заметил,
И уж как он ни летел,
В сердце мне он не уметил
Ни одной из острых стрел,

И когда к моей ограде
Прибежала я, стеня,
Он махнул крылом в досаде
И умчался от меня».

За цветком цветёт цветок
Для чего в тени дубравной?
Видишь, ходит пастушок.
Он в венке такой забавный.

А зачем, скажи, лужок?
На лужке в начале мая
Ходит милый пастушок,
Звонко на рожке играя.

Для чего растёт лесок?
Мы в леску играем в прятки.
Там гуляет пастушок.
С пастушком беседы сладки.

А песочный бережок?
Он для отдыха годится.
Там гуляет пастушок,
В воды светлые глядится.

А прозрачный ручеёк?
Хорошо в ручье купаться.
Близко ходит пастушок,
Хочет милую дождаться.

Цветков благоуханье,
И птичье щебетанье,
И ручейков журчанье, –
Всё нам волнует кровь,
И сказывает сказки
Про радостные ласки,
Про сладкую любовь.

Прекрасна, как цветочек,
Легка, как мотылёчек.
Иди ко мне в лесочек,
Иди ко мне смелей.
Чего тебе бояться?
Не долго улыбаться
Весне в тени ветвей.

Поспешно мчатся Оры.
И дни, и ночи скоры.
Замолкнут птичьи хоры,
Всё милое пройдёт.
Настанет час истомный,
Увянет ландыш скромный,
Фиалка отцветёт.

К чему терять мгновенья
На ложные сомненья,
На скуку размышленья?
Целуй меня, целуй!
Любви отдайся нежной
И ласке безмятежной
У этих звучных струй.

Нет, я тому не верю, что шепчет мне Колен,
Как радостен для сердца любовный милый плен.

  Перед Клименой отчего же
    Климен в слезах,
  И вечно всё одно и то же,
    То ох, то ах!

О нет, я не поверю, как ни шепчи Колен,
Что сладостен для сердца любовный нежный плен.

  Тогда зачем же все моленья
    У милых ног,
  И столько горести, томленья,
    Тоски, тревог?

О нет, о нет, не верю, как ни шепчи, Колен,
Что для сердец отраден любовный хмельный плен!

  Тирсис под сенью ив
  Мечтает о Нанетте,
  И, голову склонив,
  Выводит на мюзетте:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

  И эхо меж кустов,
  Внимая воплям горя.
  Не изменяет слов,
  Напевам томным вторя:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

  И верный пёс у ног
  Чувствителен к напасти,
  И вторит, сколько мог
  Усвоить грубой пасти:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

  Овечки собрались, –
  Ах, нежные сердечки! –
  И вторить принялись,
  Как могут петь овечки:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

  Едва от грусти жив
  Тирсис. Где ты, Нанетта?
  Внимайте, кущи ив!
  Играй, взывай, мюзетта:
«Любовью я, – тра, та, там, та, – томлюсь,
К могиле я, – тра, та, там, та, – клонюсь».

Румяным утром Лиза, весела,
Проснувшись рано, в лес одна пошла.

Услышав пенье пташек по кустам,
Искала гнёзд она и здесь и там,

И что же взор прекрасной подстерёг?
То был Амур, любви крылатый бог.

Она дрожит, в огне жестоком кровь,
Лицо горит, и к сердцу льнёт любовь.

Корсаж Амуру сделавши тюрьмой,
Она несёт его к себе домой,

И говорит отцу, едва дыша:
«Смотри, отец, как птичка хороша!»

Ждала улыбки Лиза от отца.
Отец ворчит: «Узнал я молодца!»

Амуру крылья вмиг обрезал он,
И в клетке бог, – попался в злой полон.

Скоро крылья отрастут
У пленённого Амура,
И фиалки зацветут
В сладких песнях трубадура.

Прутьев клетки не разбить
Соловью иль робкой кенке,
Но Амура полонить
Разве могут эти стенки?

Ах, придёт, придёт весна,
Засмеются гибко ветки,
И, проснувшийся от сна,
Улетит Амур из клетки.

Не пойду я в лес гулять одна, –
Тень лесная мне теперь страшна.

  Накануне повстречалась
  Там я с милым пастушком,
  Но лишь только обменялась
  С ним приветливым словцом,
  Уже он меня лобзает
  В щёки, в губы и в плечо,
  И о чём-то умоляет,
  Что-то шепчет горячо.

Не пойду я больше в лес одна, –
Мне страшна лесная тишина.

  Поняла, о чём он стонет,
  Что стремится он найти,
  И к чему он речи клонит.
  Как мне честь мою спасти?
  Уж смыкаются объятья,
  В бездну жуткую влача.
  Развязался пояс платья,
  Лямка падает с плеча.

Нет, уж не пойду я в лес одна, –
Мне лесная тишина страшна.

  Так бы я совсем пропала,
  Но на счастие моё
  В том лесу Филис гуляла.
  Мы увидели её,
  И в смущеньи, и в испуге
  Он умчался как стрела.
  Побежала я к подруге:
  «Хорошо, что ты пришла!»

Не пойду вперёд я в лес одна, –
Мне страшна лесная тишина.