Мухаммед Физули - Лейли и Меджнун

Потом в похмелье бросила меня,

В печальной келье бросила меня,

Огнем разлуки сердце опалила,

Глаза водою скорби напоила?

Огонь печали ярко занялся,

Зарей вечерней взвился в небеса.

Глаза не сохнут, слезы проливая,

Слезами залиты моря до края.

Теперь в любимой не нуждаюсь я, -

Пусть будет лишь со мной мечта моя.

Но, может быть, мечта моей любимой

С другим - пусть он умрет, огнем палимый.

Вином любви я терпким опьянен

И злой разлукой разума лишен.

Рок! Спутником моим беду не делай:

Раскрою всем твое насилье смело!

Кто пьян, тот воли потерял и след,

К безумному доверья вовсе нет.

От горя жизни нет душе мгновенной -

И мир забыл я суетный и бренный.

И стала сладость горькая скорбей

Великой, вечной радостью моей. 

Душа мертва, вот смерть и не тревожит:

Она отнять одно лишь горе может.

Горю я, как свеча в ночи скорбей,

Я жертва своеволия страстей.

Пускай я буду слезы лить в несчастье,

Пусть голову отрубит меч ненастья,

Я все же не отвергну власть любви,

Губительную, злую страсть любви.

Я плачу, утопая в море муки,

Мечусь, истерзанный тоской разлуки.

А если в книге жизненных дорог

"Твой день настал" - напишет мне мой рок,

То буду я своей доволен долей,

Не захочу другой по доброй воле.

"Без света солнца не бывает дня", -

Сказали люди это для меня.

Коль ту, что солнце для меня, не вижу,

Я вовсе никакого дня не вижу.

Никто не знает о тоске моей,

Я сам не знаю, что мне делать с ней;

Как ни стенай, тоска одолевает,

Ее, как пламя, ветер раздувает".

Тут, вспомнив дни свиданья, он запел.

Больной, газель страданья он запел.

Прекрасны были дни, когда я был с моею дорогой,

Блаженство встречи с ней вкушал, я с нею нежился душой.

Сад радости моей не знал осенних, злобных холодов,

И дней моих разлуки ночь не крыла вечной темнотой.

Теперь, друзья, судьба меня с луноподобной развела,

Судьба - мой враг, но почему она поссорилась со мной?

Пусть стон влюбленных до небес доносится - что до того!

Ведь луноликих повидать не даст и этот стон сплошной.

Но все же я от всех людей скрывал бы и разлуки боль.

Когда бы плач мой мне помог проститься с горем и тоской...

Мне в книге жизненных путей заставкой радость сделал рок,

Но не украсил остальных страниц он буквицей цветной.

Неблагосклонно, Физули, светило счастия ко мне:

Не позволяет и на миг с любимой встретиться Луной. 

Итак, тот пленник страсти очень скоро

В глазах людей стал знаменьем позора.

Меджнуном стали Кейса звать тогда,

И сделала его иным беда . . .

Когда весна всю землю озарила

И новым годом[44] мир весь наделила,

Не стала роза укрывать лица

И песнью ранил соловей сердца.

Налил вином - росой прозрачной, чистой -

Тюльпан свой кубок ярко-золотистый.

А там и розы с молодой травой

Рубинами горели с бирюзой.

Товарищи Меджнуна увидали,

Как плачет он, несчастный, и сказали:

"Что плачешь ты, страдания любя?

Настало время роз, не мучь себя!

Нам радоваться нужно в это время,

Забыв печали, бедствий, горя бремя.

Ты ведь не туча, что ж дождем кропишь!

Не горный ты поток, что ж ты кипишь!

Как роза, грудь не рви, не будь травою:

Земле не быть постелью пуховою[45].

Не весь же век печали быть рабом,

Пойдем же погуляем, отдохнем.

Пойдем на луг, там пить вино ты будешь

Развеселишься, горести забудешь.

О кипарис наш стройный, отдыхай,

Бутоноустый, смейся и играй.

Зачем ты горю предаешься, чистый?

Не век же будут времена тернисты.

Желаний роза, верь нам, расцветет.

Тебя, быть может, скоро счастье ждет.

И на весенний луг когда мы выйдем,

Быть может, мы мечту твою увидим".

Меджнун решил отправиться на луг,

На краткий час избавиться от мук.

Прогуливался, слезы проливая,

О виданном тотчас же забывая. 

То тайны сердца травке он вверял,

Тюльпаны в верной дружбе уверял.

Тюльпан к очам прижавши воспаленным.

Его считал тоскующим влюбленным.

Иль думал о нарциссовых глазах:

"Глаза любимой", - и стонал в слезах.

Фиалкам излагал свои печали,

Чтобы они любимой рассказали.

Всем соловьям сказал он о себе,

Всем горлинкам о злой своей судьбе.

Как только видел он цветок красивый,

Он снова начинал стонать тоскливо.

И дальше, дальше направлялся он,

Куда стремил его немолчный стон.

И вот пришел тропинкой нелюдимой

В любимый уголок своей любимой.

Сюда, оказывается, пришли

Давно подруги-гурии с Лейли.

Давно здесь луноликая гуляла,

И тень ее тюльпаны оживляла.

Шатром зеленым был украшен луг.

Вокруг луны светился лунный круг.

Шатер был нежному цветку подобен,

А лик Лейли в нем - лепестку подобен.

Лейли столкнул с Меджнуном снова рок,

Впал в море скорби горести поток.

То не Лейли, а светоч, всем светящий,

То не Меджнун - огонь души горящей.

То не Лейли, а гурия в раю,

То не Меджнун, а свет в ночном краю!

То не Лейли - звезда красы великой,

То не Меджнун - страны- любви владыка.

То не Лейли - таких не знает свет.

То не Меджнун - подобных в мире нет..

Лейли - то деревце саду несчастий,

Меджнун - то месяц неба вечной страсти.

Лейли - луна на небе красоты,

Меджнун - султан над краем маеты.

Лейли - царица сборища прекрасных,

Меджнун - дервиш на улице несчастных.

Лейли услада - грустный взгляд очей,

Меджнуна радость - скорбных слез ручей.

Лейли - к веселью красоты стремленье,

Меджнун - любви невольное мученье.

Лейли всечасно радует сердца,

Меджнун - людей печалит без конца.

Лейли красой сверкает совершенной,

Меджнун - любовь к той красоте нетленной.

Лейли - то перл девичьего стыда,

Меджнун жемчужиною горд всегда.

Увидеть друга - вот Лейли стремленье,

Меджнун к Лейли стремится в опьяненье.

И встретились два кипариса вновь,

Опять свела возлюбленных любовь.

Гранит ударился о грани стали, -

Покой и воля искрами сверкали.

Сердец их струны зазвучали в лад,

Рыданием был этот миг богат.

Она взглянула - усладила око,

А он взглянул - и скован был жестоко.

На море бед взвихрился ураган,

Меджнун упал без чувств, от страсти пьян

Не мог он предаваться лицезренью:

И на земле простерся бледной тенью.

Лейли не поднимала глаз на мир

И не могла взглянуть на свой кумир.

Достигли крайности ее страданья, -

Она упала наземь без сознанья.

Водою брызнувши в лицо Лейли.

Ее подруги в чувство привели.

Лейли! - они кричат сомкнувшись тесно,

Не стало бы родителям известно,

Что ты с чужим знакомство завела

И сердце в плен красавцу отдала.

Пристойно ль это для девицы скромной?

Ты станешь жертвою беды огромной.

Так безрассудно поступать нельзя,

К беде нас эта приведет стезя".

Собрав шатер с поспешностью великой,

Они с красавицею луноликой

Вернулись, чтобы ни отец, ни мать

О происшедшем не могли узнать.

Сидели в замке, проронить не смея

Ни слова про сокровище и змея[46].

* * *

Опомниться Меджнуну тут пришлось:

Он пробужден ручьем кровавых слез.

И что ж он видит? Нет его кумира!

Есть тело, прах - душа ушла из мира!

Он здесь, безумный, гурия ушла,

Его с собою сердце унесла.

Он платье разодрал, открывши вежды,

Отрекшись от себя и от одежды.