Ольга Лазорева - Григорий Грег «Капли крови»

Пленительное повторенье
твоих забытых милых черт.
Держу фотографа творенье —
нечеткий стершийся портрет.

И как знакомы эти губы,
глаза, улыбка, челки прядь…
В смятении могу подумать,
что время повернуло вспять.

И ты жива… Как ты любима
была тогда! Любима мной.
И в сердце памятью хранима,
оставшись грустью вековой.

И вот твой взгляд на фото старом
тебя вернул. И в сердце – боль.
Прозрение сквозь век ударом:
проходит все, но не любовь…

Ты и я – скала и плющ.
Плющ цепляется за камень,
словно сильными руками,
вьется, гибок и живуч.

Он так нежен, так пушист,
приспособиться стремится,
понадежней прилепиться,
лишь бы не сорваться вниз.

Милый плющ, скалой стою!
Обвивайся, оплетайся…
Только вглубь не разрастайся,
не разрушь скалу свою.

Ночь хочет нас с тобою обмануть
и усыпляет землю темнотой.
Но как горит зовуще Млечный Путь!
Поражены на миг мы немотой.

Потом лишь: «Ах!» – восторженно как вздох.
И вновь молчим и смотрим только вверх.
И, кажется, мы слышим песни звезд.
А может, белых ангелов? Их смех?

Наш двор в полночном мраке утонул.
Он, как колодец, мы на самом дне.
А мир вокруг в молчании уснул,
лишь искры звезд поют, горят во тьме.

Завороженно, долго мы стоим.
И вдруг ты тянешь за руку меня.
И прижимаюсь я к губам твоим,
но лишь на миг. И звездный мир маня,

вновь заставляет голову поднять,
оставив без ответа твой вопрос.
Ты не настойчива. Молчим опять,
чтоб слышать песни ангелов и звезд…

Ты замедляешь шаг. Опущенной рукой
рвешь веточку зеленую полыни.
И что-то говоришь о жизни той, другой,
как счастливы мы в ней когда-то были.

И пальцы нервно мнут пахучий стебелек,
искрашивая листья понемногу…
Внезапно замолкаешь. Взгляд твой чужд, далек.
Беру полынь, роняю на дорогу.

Ладонь твою целую. Горечь на губах…
Ты смущена. И смотришь мягко, нежно.
И я смущен… Бегу к обочине. В кустах
ищу шиповник розовый и свежий.

Несу тебе цветок. Он яркою звездой
горит на ветке тоненькой и колкой…
«Еще ты любишь?» – мой вопрос простой.
И ты в ответ целуешь молча, долго…

«Привет, любовь!» – твои слова близки,
мне на ухо… и возле самых губ.
Дыханье слышу… И цветы тоски
осыпались… А телефон так груб,
пластмассой холодит. Но голос твой
закрыть глаза мгновенно заставляет…
И в нежности реальность я теряю.
И чувствую – ты рядом, ты – со мной,
пусть в трубке телефонной голос твой…

Твои глаза застенчиво нежны,
плен рук твоих так долгожданно долог.
Слова на пике счастья не нужны,
лишь сердце бьет… Твое? Мое? Как молот…

Тебя засыплю лепестками роз.
Сквозь пальцы ворох огненный струится,
и алый атлас пламенем искрится
на шелковистом золоте волос…
Но красота сияющая роз
с твоею красотою не сравнится!

Ну что, насмешница, что, жизнь?
Ударь еще, наотмашь, больно.
Предупреждай опять: держись!
Но разве попрошу: довольно?
Не отвернусь, не опущу
я глаз презрительно застывших.
Тебе, гордячка, не спущу
обид сегодняшних и бывших.
Мы заслужили? Докажи!
Открой нам книгу наказаний,
дай прочитать те строчки лжи,
что позабыты. Узнаваний
не избежать. Ведь все дела
ты записала на страницах
мгновенным росчерком пера,
и ложь мгновений вечно длится.
Так докажи мою вину!
Ее не чувствую, не знаю!
Как знаю цену я добру
на грани зла. И понимаю.
Но сердцу больно от обид!
За что? Опять удар! За что же?!
И, кажется, весь мир разбит.
И, кажется, никто не может
помочь… Не жди, не опущу
перед тобою глаз я влажных.
Ну? Бей наотмашь! Не прощу
тебе просчетов. И не важно,
что мир разбит. Не отвернусь,
не попрошу меня оставить.
Глотая слезы, рассмеюсь:
Эй, жизнь, легко ли вновь ударить?

Нужно выйти из этого круга,
обмануть и себя и судьбу!
Нужно спрятаться… Может, за друга?
Ну а лучше всего – за листву,
за деревья, за травы, за птицу,
что так вольно парит в высоте,
за цветы… От всего заслониться,
раствориться… быть может, в росе?
Ну а лучше – роса так не вечна,
так зависит от жарких лучей —
ну а лучше зарыться беспечно
в белый пух облаков. Он – ничей.
Он подвластен лишь солнцу и ветру
и свободно плывет над землей,
мягок, легок, бездумен… Но где-то
он ведь тоже прольется водой,
и исчезнет, меня раскрывая.
Где же спрятаться? Как же уйти?
Ну, а может, звезда голубая
заслонит словно искра в ночи?
Хоть на время мне даст передышку…
Эй, судьба, позабудь про меня!
Срок придет, вновь раскроешь ты книжку
и вернешь все на круги своя…

Судьба перебирает четки
истертые, закрыв глаза.
И шелест шепота нечеткий
чуть слышен, разобрать нельзя.

Сухие губы повторяют
слова неясные молитв,
а, может, цену называют
твоих обил, моих обид.

Раскрыта книга. Пожелтели
страницы ветхие. На них,
полуистлевших, уцелели
отметки, знаки дней моих.

Судьба сверяет эти знаки
дрожащей старческой рукой,
меняет, исправляя запись
под подведенною чертой.

Судьба берет весы и часто
все перевешивает вновь,
что перетянет: боль несчастья
или счастливая любовь?

Что перевесит: гнет печалей,
удача или груз невзгод?
Судьба все в книге отмечает
из года в год, из года в год.

Бледны морщинистые щеки,
глаза закрыты… В темноте
судьба перебирает четки
и шепчет, шепчет обо мне…

Отпусти стихи на волю!
Не держи их при себе.
Пусть поют как птицы – вволю,
о любви и о судьбе.

Пусть летят хрустальным звоном,
обрываясь лишь на миг,
пусть звучат чуть слышным стоном,
превращающимся в крик.

Пусть расправят мысли-крылья
и почувствуют – мечта!
Донесут до всех: всесильна
в мире только красота.

Не держи стихи как в клетке.
Передержишь – берегись!
Будут бить тебя же метко,
им одно – стремиться ввысь.

Им одно – вселенной мало!
Ты – лишь временный приют.
Сердце слышать их устало.
Отпусти же. Пусть поют…

Душа полна тоской и страстью.
Она покоя лишена.
Любовь – дорога в ночь, в ненастье
под вспышки молний. Лишь она
сквозь бурю приведет нас к счастью.

Я разучился радоваться. И разучился петь.
На прошлое оглядываться, и в даль сквозь свет смотреть.
Я разучился в солнечные и чистые деньки
хотеть закаты облачные, звезд первых огоньки.
И тосковать по тоненькому деревцу в степи,
и возвращаться к пройденному и ясному пути,
мечтать уйти от заданного всевидящей судьбой,
и замирать над ладанкою, прикрыв глаза рукой,
и удивляться свежести и прелести росы,
и погружаться в нежащие и ласковые сны…
Я разучился радоваться, жалеть, желать, тужить.
Печаль моя, что ж жаловаться? Я разучился – жить…