Зарубежный экран. Интервью - Черток С. М.

«В сельве нет звезд»

...Герой фильма Альфонсо — жестокий, холодно-расчетливый человек, решивший разбогатеть любыми средствами: жажда наживы испепеляет его душу. Он узнал, что в глубине сельвы — тропического леса — живет племя индейцев и что много лет назад вместе с ними поселилась белая женщина, которой индейцы приносят золото: в запыленных бутылках у нее хранятся несметные богатства. Упорный в достижении своей цели, Альфонсо пускается в путь. Он обманывает старуху, назвавшись геологом, крадет у нее золото, убивает проводника-индейца, пробирается через густую лесную чащу. Но на обратном пути плот налетает на корягу, переворачивается, и тяжелый ранец с золотом тянет Альфонсо ко дну.

В пути перед Альфонсо встают картины прошлого. Униженное детство полуголодного мальчика из нищей деревни, мечта о нормальной жизни, зависть к тем, кто имеет деньги. Жизнь Альфонсо исследована с позиций социальных, показано, как он ожесточается, как общественные условия делают человека преступником. За деньги он убивает старосту общины, который выступил против власть имущих, торгует любовью девушки, которую любит, — и толкает ее этим на самоубийство. Украсть, убить становится для него само собой разумеющимся, лишь бы разбогатеть. Несмотря на некоторый натурализм, картину отличает острота беспощадного социального обличения.

— Мои родители, — рассказывает Годой, — обыкновенные перуанские крестьяне, и я тоже обрабатывал в сельве маленький участок земли, корчевал пни, пахал, сеял. Но я стремился к знаниям, и мне удалось овладеть грамотой. Тогда я поехал в Лиму — работать и учиться. Там написал рассказ, который напечатали. Потом еще один. Потом пьесу, вторую пьесу и, наконец, фантастический роман «Двенадцать долин в небе», действие которого происходит в колонии, где люди освобождены от власти, от гнета насилия. Затем последовали автобиографический роман «Зеленая стена», роман «Свой узел»... Жизнь сделала меня писателем.

«В сельве нет звезд»

В 1957 году я основал национальный театр и долгое время был в нём режиссером. Первые фильмы стал снимать в 1960 году — сначала я путешествовал с фотоаппаратом, потом сменил его на камеру с шестнадцатимиллиметровой пленкой. В 1965 году я снял полнометражный документальный фильм «Заработать себе на жизнь». Я совершал длительные путешествия по самым отдаленным уголкам Перу. Верным моим спутником в этих увлекательных странствиях была любительская камера. Я снимал природу моей страны, жизнь, быт, древние обычаи ее простых людей. Наблюдения, впечатления, полученные за время этой поездки, дали немало материала для писательской работы. Один из написанных после путешествия рассказов — «В сельве нет звезд» — лег в основу сценария моей картины.

А потом съемки, продолжавшиеся в течение целого года. Они проходили в очень трудных условиях, вдали от цивилизованных районов, в непроходимых джунглях.

Приходилось вырубать деревья, кустарники. Немало хлопот доставили ядовитые змеи и хищные рыбы, которыми кишела река Момон. Исполнитель главной роли, прекрасный актер Игнасио Кирос, проявил немало мужества, снимаясь в кадрах гибели героя. Съемка этого небольшого эпизода заняла весь день — с восьми утра до девяти вечера, то и дело приходилось прерывать работу и отгонять подводных хищников. Однако съемочная группа преодолела все трудности.

Естественно, что большая часть картины снималась на натуре — у нас не было средств, чтобы прибегать к помощи дорогостоящих павильонов и декораций. Да, кроме того, в Перу еще нет киностудии, фильмы снимаются от случая к случаю. Нелегко было и с актерами. Артистов кино у нас просто нет, пришлось обратиться к театральным. Хорошо, что я был тесно связан с перуанским национальным театром: исполнителя главной роли и еще двух актеров я пригласил оттуда. Остальные — непрофессионалы: работники телевидения, фермеры...

...В 1970 году на фестивале в Карловых Варах второй художественный фильм Армандо Роблеса Годоя «Зеленая стена» полечил приз Комитета по делам искусства «За изображение с художественным чутьем и гражданской ответственностью проблем социального протеста». Это экранизация автобиографического романа, о которой автор говорит:

— Хотел, чтобы фильм стал хоть небольшой щелочкой, которая позволила бы нам видеть человека, живущего своей, быть может, ничем не замечательной жизнью, но жизнью, которая является единственной, которую мы обязаны прежде всего уважать.

..Недавно режиссер закончил свой второй документальный фильм — тридцатиминутную ленту «Куно», снятую по заданию Института культуры Панамы. Куно — это небольшое индейское племя на архипелаге Санта-Блаз в Карибском море, где Годой прожил три месяца.

Когда я стал спрашивать режиссера о стилистике латиноамериканского кино и его тенденциях, он ответил:

— К сожалению, у нас друг о друге почти ничего не известно. Аргентинцы спрашивают, есть ли в Перу лифты, а перуанцы думают, что в Аргентине занимаются только футболом. Разобщенность — основная проблема Латинской Америки. Бразильские фильмы легче увидеть в Париже, чем в Лиме.

К сожалению, кинематографисты Латинской Америки больше интерсуются стилем постановок Феллини и Антониони, чем проблемами жизни своего народа. Однако кино во всем мире все в большей степени становится средством выражения художника и все в меньшей — продуктом производства капиталистических монополий. Честные и талантливые художники должны будут повернуться лицом к жизни. Это хотят сделать молодые перуанские кинематографисты, создающие национальное кино.

Что касается моих взглядов на кинематограф и жизнь, то я предпочитаю говорить об этом не словами, а фильмами. Сейчас я готовлюсь к картине по рассказу перуанского писателя Сиро Алегрия «Мир широк и враждебен» — о людях маленького индейского поселка. Этот рассказ был напечатан в «Иностранной литературе». Картина будет снята целиком на натуре, а играть в ней будут сами жители поселка.

1967, 1971 гг.

Сембен Усман

Высокий, сильный, с крупными чертами обрамленного бородой лица, Сембен Усман отвечает на вопросы неторопливо, чувствуется: то, что он говорит, много раз передумано. Время от времени он прикасается к тонкому серебряному браслету старинной чеканки на левой руке — подарку матери, с которым он никогда не расстается, да изредка попыхивает неизменной трубкой во рту. Возрождение африканской культуры после падения колониальной системы, подобно европейскому Ренессансу, вызвало к жизни плеяду талантливых людей. Сембен Усман — крупнейший из них. «Благодаря Сембену Усману Черный континент наконец-то занял подобающее место в истории мирового кино, и этот факт имеет несомненное историческое значение», — сказал о нем Жорж Садуль.

— Я родился, — отвечает он на мой вопрос, — в маленькой деревушке Зингиншоре на реке Казамансе. Мой отец был рыбаком и бедствовал, как все население французской колонии Сенегал. Я не смог продолжать учиться в школе и с пятнадцати лет начал зарабатывать на жизнь — семья наша была трудовая, стал работать и я: помогал рыбачить отцу, собирал виноград, косил хлеб. Это общая судьба тысяч моих соотечественников. Прозанимавшись три года в школе керамики в Марсассуме, я стал учеником каменщика, потом помощником механика в гараже в Дакаре. В сорок первом году, когда мне исполнилось восемнадцать, я был мобилизован во французскую армию— стал военным шофером в отряде сенегальских стрелков. Воевал с фашизмом в Африке и на европейских фронтах. Конец войны застал меня в Баден-Бадене. Демобилизовавшись, я уехал в Марсель — больше десяти лет работал грузчиком в порту, был профсоюзным активистом, учился. Именно профессия докера в какой-то степени определила мою судьбу...