Куриные головы (ЛП) - Шпиро Дёрдь
Помощь проекту
Куриные головы (ЛП) читать книгу онлайн
Приятель. Чо, машину угоним?
Мальчишка (бросает топор, тяжело дыша). Подлюка…
Соседка (выглядывая). Господи! Что вы делаете? Вы что? (Исчезает за дверью, гремит цепочкой, в ужасе наблюдает за происходящим через щель.)
Приятель (распахивает двери гаража, заглядывает). Польский «фиат».
Соседка. Не надо! Мальчики, я прошу!
Приятель. Смылась, стерва! Боится… (Смеется.)
Соседка. Я вас очень прошу, не надо!
Приятель. Чо, угоним?
Мальчишка. А ну сядь и не прыгай.
Приятель. Водить, что ль, не можешь?
Мальчишка. Не могу. А ну сядь, говорю.
Приятель садится. Пауза.
Соседка. Не надо, ребята, ну я же прошу…
Пауза.
Приятель. Трухнула чувиха. (Смеется.)
Мальчишка. Заткнись.
Соседка в ужасе наблюдает за ними.
Выходят Учитель и гимназистки.
Учитель. До следующей недели, стало быть.
Девица. Хорошо, господин учитель. (Достает деньги.)
Соседка. Господин учитель!
Учитель (оборачивается). Я вас слушаю.
Соседка. Да нет, ничего — я извиниться хотела — за то что побеспокоила вас во время урока…
Учитель. Ничего, ничего… (Пауза.) Я хотел бы еще обратить внимание — что эта возвышенная мольба, это рвущееся из глубин души человеческой безысходное заклинание являет собой вершину венгерской лирики нашего века, и не только венгерской лирики, ибо то же переживание в ту же эпоху терзает и величайших из величайших, например Ницше и Достоевского, и, как я уже говорил, не только по той причине, что это произведение по сей день не утратило своей, так сказать, актуальности, ибо в мире с тех пор все осталось по-прежнему, во всем мире, извольте заметить. Величие этого произведения состоит еще в том, что эта возвышенная, рвущаяся из души мольба, этот жуткий, мучительный вопль отчаяния прекрасно и удивительно точно раскрывает нам душу лишенного веры и все-таки верящего человека. Берусь утверждать, что именно этим оно превосходит другие шедевры. Ибо здесь поэт обращается к богу не потому, что раскаялся, и не потому, что он верит, что бог действительно существует — дряхлый бог, как он называет его в одном из стихотворений, — о нет, это вовсе не богоискательство слабого человека, но слова человека зрелого, человека задумавшегося, к чему приведет нас отказ от бога, воскресить которого нам уже не дано.
Девица тем временем строит глазки Приятелю.
О том, в какой мере поэт отдает отчет в своей слабости, и о том, что именно это признание делает его сильным, говорят эти строки:
«Предадимся Ему до конца: Лучше Призрака не было в мире. Верить не во что, будем же верить То ли в сущее, то ли в Творца». Заметьте, что существо, именуемое в начале стихотворения Богом, он вдруг называет Призраком — разумеется, с большой буквы. А Призрак, как нам известно, может быть и злым духом. Выходит, поэт как бы говорит: не суть важно, есть Бог или нет, добрый он или злой, все равно он необходим, даже если — цитирую — «верить не во что». Если не во что верить — тем более. Поистине глубокая мысль, мысль зрелого отчаявшегося человека. Поэт хочет нам сказать: чем бы ни было это нечто, это самое нечто духовное над человеком, пусть роковое, пусть даже враждебное человеку, но все равно это лучше, чем ничего. Как блестяще он выразил это в последней строфе — лучшем четверостишии всей венгерской поэзии, которое я прошу вас выучить наизусть:
Девчонка передает Девице деньги.
Собственно говоря, для поэта не так уж важно, добрый он или злой, этот Призрак, главное, чтобы он был. Для чего? Поэт объясняет: ибо жутко и дико представить, говорит он, чтобы жизнь никому не принадлежала. Или принадлежала бы Смертному. То есть самому человеку. Глубочайшая мысль, которую впоследствии подтвердила и до сих пор подтверждает история. Воистину кассандрово прорицание, самое страшное из всех сбывавшихся прорицаний на этом свете:
Потому что человек этого недостоин, ибо он, получив власть над жизнью, начинает ее ломать. (Короткая пауза.) Словом, я вас прошу выучить наизусть, и не только последнюю, но и предпоследнюю строфу. (Короткая пауза.) И когда вы до этого дорастете, они сами вам вспомнятся, не беда, что вы пока что не понимаете.
Девчонка. Мы понимаем, господин учитель.
Учитель. И когда вы их вспомните, то, как ни странно, они будут вас успокаивать. Потому что вы осознаете себя частицами чего-то большого, частицами жуткого и великого Нечто, от которого еще до вас страдали такие прекрасные души, как Эндре Ади[2]. И вы тогда ощутите свою причастность к большому и удивительному сообществу, каким являются люди — те самые, что способны только уродовать Жизнь, — и если вы это в себе ощутите, значит, вы приобщились к Духу, который имел в виду Эндре Ади, когда говорил о Призраке, — этот Дух, он и есть Господь. (На глазах слезы, откашливается.) Так что прошу вас последние восемь строк выучить наизусть. Мне надо идти…
Девица. Спасибо. (Протягивает деньги.)
Учитель. Да-да. (Берет.) Благодарю. Так, значит, через неделю. (Быстро идет к себе, оставляет дверь открытой.)
Гимназистки хихикают.
Девица. Тссс!
Девчонка. Тссс!
Учитель (выходит с авоськой в руке). Забыл в магазин зайти, когда возвращался из школы, сумки не было при себе… Надо поторопиться, целую ручки. (Соседке.) Целую ручки.
Девица, Девчонка. До свидания, господин учитель!
Учитель поспешно скрывается в подворотне.
Приятель. Ты смотри, мля.
Девчонка. Ну пошли.
Девица. Куда ты бежишь?
Девчонка. Пошли, говорю!
Девица. А мальчик-то ничего.
Девчонка. Пошли.
Приятель. Ты смотри, мля.
Мальчишка. Кончай.
Приятель. Сюда смотрят, ты слышь?
Девчонка (Соседке). До свидания.
Соседка (чуть слышно). Пока. Пока, девочки.
Девчонка. Пошли, ну?
Приятель встает, направляется к гимназисткам.
Девица. Ничего мальчик — который сидит, а?
Приятель останавливается.
Он что, прилип там?
Приятель гогочет.
Девчонка. Не надо, зачем…
Девица. Ишь, набычился как. Счас забодает.
Девчонка (смеется, неожиданно умолкает). Не надо с этими.