Максим Зверев - Снежная книга

Сначала его следы долго тянутся от места кормежки куда-то в степь и обрываются. Дальше ничего нет, как будто заяц поднялся на крыльях и улетел. Это заячья «петля», как говорят охотники. Значит, он скоро заляжет и уже начал путать след. Заяц вернулся немного назад по своему следу и сделал «сметку» — гигантский прыжок в сторону, в заросли полыни, а там опять след его потянулся обычными скачками — две маленькие ямки от передних лапок друг за другом и впереди от задних лапок две больших ямки рядом. Заяц сделал первую сметку и спрятал свой дальнейший след. Теперь надо быть внимательнее. Он скоро сделает еще одну такую же петлю и сметку, а после третьей отбежит в сторону и заляжет под кустиком головой к своему следу. Если кто пойдет по его следам, то заяц увидит врага издалека. Как только собака распутает следы и доберется до его третьей сметки, заяц вскакивает и убегает. Он не будет ждать, пока она бросится к нему, найдя след, в третий раз «спрятанный» где-нибудь за бугорком.

Собака разбирается в заячьих следах чутьем. А вот читателю Снежной книги приходится рассчитывать только на зрение. Поэтому распутывать заячьи «петли» и «сметки» в степи не легко. Заметить черные кончики ушей зайца на лежке гораздо труднее, чем обнаружить следы его поспешных скачков, когда он незаметно поднимется и убежит, пока вы путаетесь в его записях на снегу. Вот почему даже опытного читателя Снежной книги охватывает азарт при виде первой петли: так и представляешь себе зайца, который прыгает обратно след в след, а сам озирается по сторонам, приглядываясь, куда бы прыгнуть в сторону, чтобы спрятать след и залечь где-то здесь, совсем недалеко. Читаешь его следы и знаешь, что заяц давно следит за тобой, готовый вскочить, и, непременно, тогда, когда повернешься к нему спиной, путаясь в его петлях и сметках.

Кто только не обижает зайца? Даже трудно подумать иной раз про какую-нибудь птицу или зверька, что он может напасть на него. Только в Снежной книге можно прочитать об этом с документальной точностью.

Однажды пришлось долго топтаться на одном месте, прежде чем удалось понять скупые, совсем непонятные записи на снегу.

По кромке березово-осинового колка наследил здоровенный беляк. Он кормился, откусывая тонкие веточки тальника, глодал кору на осинках и вдруг без всякой, казалось, причины помчался по степи огромными скачками. На снегу нигде ничьих следов, кроме заячьих. Только горностай бегал по колку, но и тот нырнул в снег в нескольких метрах от следа зайца и больше не появлялся на поверхности. Значит, заяц испугался какой-то опасности с воздуха, раз нет ничего угрожающего на снегу.

Сделав не более десятка прыжков, заяц заметался во все стороны, упал. Снова вскочил и заметался. Прыжки сделались короче. На снегу появились капельки крови. А вот и место гибели зайца. Растерзанный воронами труп не объясняет поведение зайца. Как назло, вороны заметили погибшего зайца, слетелись к нему и расклевали, усеяв снег своими следами и клочьями заячьей шерсти.

В чем дело? Что случилось с зайцем? Вряд ли удалось бы раскрыть тайну гибели зайца, если бы не след горностая. Он отчетливо написал на снегу «сытыми» короткими скачками, что он тоже обедал зайчатиной еще ночью, до ворон. Днем они затоптали его следы у трупа. Что же тут особенного? Конечно, горностай не упустит случая пообедать за чужой счет, раз он наткнулся на труп только что умерщвленного зайца. Убийца все-таки остается неразгаданным.

Догадка приходит сама собой, неожиданно и просто: след сытого горностая идет от заячьего трупа к колку, а где же след, которым горностай пришел из колка к трупу? Такого следа нигде нет. Значит, заяц притащил на себе своего убийцу. Кажется невероятным, чтобы горностай отважился броситься на зайца, который в десять-пятнадцать раз тяжелее и больше его. Тут же еще одна улика. Там, откуда заяц бросился отчаянными прыжками в сторону от места кормежки, рядом со следом зайца — полузасыпанное отверстие в снегу и отпечатки передних лапок горностая. Маленький хищник вынырнул из-под снега как раз в тот момент, когда здесь пробегал заяц и смело впился ему в горло.

Вместо того, чтобы искать по сторонам врага, от которого бросился заяц, надо было, оказывается, осмотреть более внимательно его след.

Однажды по следам удалось прочитать, как зайца преследовала пара воронов. Они гнались за ним по воздуху, налетая и нанося удары клювом. Заяц не сдавался и, пуская по ветру клочья шерсти, мчался не к березово-осиновому колку, где он мог скрыться, а совсем в другую сторону. Однако он бежал туда не напрасно. Еще один щипок сверху, и заяц со всего разлета нырнул под снег в глубокую двухметровую нору на вершине сугроба, которую он сам выкопал и провел в ней не одну дневку. Оба ворона наследили у входа и пробыли здесь, быть может, до вечера. Но они даже и не пытались раскопать нору клювами. Мазнув по снегу концами крыльев, вороны улетели ни с чем.

Зайцы частенько проводят день в таких снежных норах, подходы к которым они путают своими петлями и сметками.

Несколько серых ворон опасны для зайца, не говоря уже о филине, полярной сове, ястребе и других пернатых хищниках. Они нередко «седлают» зайца и он тащит их на себе в паническом ужасе. Ястреб всячески старается остановить зайца, тормозя крыльями по снегу и хватаясь одной лапой за кусты и деревья. После упорной борьбы победа остается за хищником.

Плохо живется лисе зимой. Полевки надежно укрыты «снежной шубой». Они наделали под снегом ходы, устроили там гнезда и живут всю зиму, совсем не показываясь на поверхности. Только круглые отдушины в снегу говорят, что там, внизу, живет целая колония суетливых зверьков. Зеленых всходов озимых каждая из них за сутки съедает втрое больше, чем весит сама — до шестидесяти граммов при весе тела полевки всего в двадцать граммов.

Чуткая лиса слышит запах и писк полевок через снег. На всем ходу пушистая красавица замирает на месте, склонив голову и жадно принюхиваясь. Одна нога у нее грациозно приподнята. По ее следам кажется, что здесь стояло трехногое животное.

Писк повторился. Лиса подпрыгивает вверх и сует передние лапы в снег. Если он мелкий, то она наверняка придавит к земле «говорливую» полевку и та окажется в зубах лисы. Там она пискнет последний раз, хрустнет косточками, и полевки как не бывало на белом свете! Даже глубокий снег лиса быстро разрывает лапами и полевке тоже трудно спастись.

Когда над степями запоют жаворонки, прилетят скворцы, а снег на полях начнет быстро таять, сбегая веселыми ручейками в овраги, — приходится закрывать Снежную книгу до поздней осени.