Юхан Смуул - Мурка-моряк

По времени уже ночь. Но по-прежнему светло, поскольку сейчас июнь и мы находимся примерно на шестьдесят пятой широте. Смеркается всего на полчаса. К этому свету, к этому длинному дню поначалу никак не удаётся привыкнуть.

Постепенно кают-компания пустеет и на судне становится тихо. На сумеречных волнах за кормой спят бесчисленные чайки из той породы, что называются клушами. Это ленивые и жирные птицы, питающиеся выбрасываемыми в море потрохами сельди. Они ждут утра.

Нередко всего в нескольких метрах от корабля из воды показывается широкая и тёмная спина финвала — сельдяного кита. Плавник на нём — высотой в метр.

Команда спит. Лишь вахтенный штурман стоит на мостике и следит за сетями.

А под серой гладью воды плывёт сельдь. Должна плыть, если верить данным радиоразведки и показаниям моноскопа. Штурман смотрит, какова осадка буёв. Если совсем мелкая и если буи кружатся — значит, рыбы мало, а то и вовсе нет. Если же буи сидят глубоко в воде, то можно быть уверенным, что тысячи и тысячи рыб тычутся своими серебристыми носами в ячеи сетей. И тогда утром рыбачья душа порадуется. Но, может быть, моноскоп нас обманул. Ведь, несмотря на всю свою мудрость и точность, он только прибор. Звук с равным успехом отражается и от косяка сельди, и от стаи очень противных, студнеобразных рыжих медуз, которых так много в Северной Атлантике. А там, где есть медузы, там нет сельди. Рыбаки ненавидят медуз, потому что их слизь очень ядовита. От неё на руках и запястьях, даже несмотря на целлофановые нарукавники и брезентовые рукавицы, появляются болезненные кровоточащие язвы. Они долго не проходят и мешают работать.

Утро вечера мудренее. В шесть часов утра звонит сигнал аврала. Подъём. Палуба гудит от тяжёлых морских сапог. В половине седьмого — завтрак. Начинает работать главный мотор, корабль пронизывает лёгкая дрожь. Люди занимают на палубе свои места. Мощная лебёдка крутится и наматывает канат. И вот в прозрачной воде, озарённой лучами ещё низкого солнца, показывается первая сеть. И когда становится отчётливо видно, что в верхней части сети висят в ячеях одинокие сельди, а средняя вся бела от рыбы, — в этот момент словно какой-то толчок проходит по толпе на палубе. Все напрягаются: рыбмастер и его помощник подкатывают поближе бочки, потрошильщики подходят к рыборазделочному столу, а остальные рыбаки берутся за сеть и вытрясают на палубу первых рыб. Да, чёрт возьми, это переживание!

В этот самый миг с кормы на палубу врывается серовато-бурый пёс и приветствует нас с добрым утром. Затем он обегает всех своих друзей и добрых знакомых, после чего усаживается, словно адмирал, на своём повседневном рабочем месте — на якорной лебёдке, покрытой брезентом.

Мурка вышел на работу.

Начались трудовые будни рыбаков.

Будни эти однообразные и тяжёлые. Если лов удачный, они длятся по двадцать четыре часа без передышки. Но если рыбы нет, то всё равно приходится выбирать из воды сети, а на это уходит семь-восемь часов напряжённой работы.

Как легко вытягивать на борт сеть, в которой много рыбы! Тогда, правда, работа становится намного тяжелее, приходится напрягать все силы. Волны качают корабль, палубу нередко заливает водой, и от рыбьей чешуи она делается скользкой. Люди падают, сталкиваются друг с другом, ударяются о поручни. Они ругаются и шутят, но всё это идёт на пользу делу. Когда палуба становится слишком уж скользкой, её посыпают солью, которая заменяет тут песок. Но в любую погоду — и в полный штиль, и в самую противную мёртвую зыбь, и в семибалльный ветер — день хорошего улова для рыбаков всегда праздник! Крутящийся вал медленно втягивает на палубу голубоватую сеть. Она перекрутилась во многих местах и кажется узкой, отчего сперва чудится, будто она битком набита рыбой. Но когда люди расправляют её руками во всю её десятиметровую ширь, то выясняется, что сельди не так уж много. Опытный мастер лова определит на глаз, сколько тут рыбы. Четверо матросов стоят у рыборазделочного стола по колени в рыбе и ножами отрезают сельдям головы. Рыбмастер едва успевает засаливать свежий улов. Бочки солёной сельди тут же заколачивают и откатывают в сторону. Словом, знай лови да не спеши радоваться!

А чайки рядом с кораблём дерутся из-за селёдочных голов и потрохов. Их слетается столько, что за бортом всё белым-бело; от пронзительного крика птиц закладывает уши. До чего же они жадные! Могут ссориться и воровать друг у друга добычу, но других птиц и близко не подпустят.

Вот, например, кружит поодаль странная птица: тёмно-бурого цвета с длинными изящными крыльями, украшенными двумя светлыми полосами. Она намного крупнее чайки. Судя по сложению — хорошо летает. И наверняка сумела бы отнять голову или потроха у одинокой чайки. Матросы называют эту птицу «солдат». У чаек очень своеобразная тактика защиты от «солдата»: едва тот, прежде чем опуститься за добычей, сделает круг над стаей чаек, как они все сплываются друг к другу, и оказывается, что «солдату» некуда сесть. Он всё кружит, но только высмотрит новое местечко, как повторяется та же история. Чайки прямо-таки бегают по воде и ужас как кричат! Они всегда успевают занять местечко, облюбованное «солдатом», и тот в конце концов опускается в стороне от корабля, где ему не перепадает ни кусочка. В этом необычном и занятном морском бою чайки благодаря многочисленности всегда одерживают верх над бесстрашием и упорством «солдата».

Лов продолжается. На палубе уже 2–3 тонны неочищенной сельди. Море даёт её больше, чем успевают обработать потрошильщики.

А за всем этим наблюдает Мурка со своего поста у якорной лебёдки. Его не интересует, есть рыба или нет. Селёдку он не ест, терпеть её не может, и даже трепыхающиеся на палубе рыбы привлекали его внимание лишь в первый день. Его главная забота — следить за тем, как на вал носовой лебёдки наматывают толстый канат. Случается, что сеть разгружается недостаточно быстро и лебёдку приходится останавливать. Мурку очень тревожат такие задержки: почему не наматывают канат, почему его друзья бездельничают, разве на корабле так работают?

Мурка срывается с насиженного места, с сердитым лаем скребёт лапой по мокрому канату, пытается тащить его зубами. Но он слишком тяжёл для собаки. Это сердит Мурку. Он разбегается, налетает на канат и повторяет это до тех пор, пока лебёдка не начнёт вытягивать из воды новую порцию рыбы. Лишь после этого Мурка успокаивается и, задрав хвост, опять вскакивает на якорную лебёдку.

Мурка относится к работе с уважением. Он знает: когда забрасывают и выбирают сети, бегать по палубе не дело, нога может запутаться в них, и тогда на свете будет одной собакой меньше. Он попадёт вместе с сетью за борт, и тогда уж никакая сила его не спасёт. А при выбирании сетей напастей ещё больше: могут придавить бочкой лапу, наступить сапогом на хвост, а то вдруг шальная волна швырнёт тебя на поручни. К тому же какая собаке радость — бегать по заваленной сельдью мокрой палубе, пахнущей медузами и солью? Во время работы каждый должен быть на посту и заниматься своим делом. Мурка уже знает, что шнырять по палубе, посыпанной солью, дело опасное. Знает это по весьма печальному опыту, из-за которого моряки чуть не перессорились.