Софья Радзиевская - Пум

Мальчик торопился, почти бежал, изо всех сил налегая на костыль.

— Куда ты, как тебя, песик? Налево, дружок. Еще налево! Сюда.

Щенок все великолепно понимал. Он останавливался на каждом перекрестке, весь напряженный, внимательный.

Куда? Налево? Готово. А теперь куда? И, подбегая к мальчику, весело кружился около него и мазал лапками его серое пальтишко.

Мальчик почти забыл о хромой ноге. Он весь горел от радости. Вот так находка! Какой песик! И главное, какой понятливый. И главное, какой хорошенький! И главное…

Но тут они подошли к дому. А для щенка это было самое главное.

Однако перед желтой дверью со стеклами он вдруг оробел и оглянулся на мальчика. Дом, наверное. Только не тот ведь…

— Боишься? — весело спросил мальчик и, наклонившись, одной рукой подхватил щенка под мышку.

— Эй, кто-нибудь, Шура, Лена, откройте! Что я принес!

Два детских носа сразу приплюснулись к стеклу.

— Что? Собака! Ой, да какая!

Дверь заметалась на крючке, от радости сразу не сообразишь, как она открывается.

Но наконец сообразили, и тут Щенок по-настоящему струсил: визг поднялся радостный, но какой громкий!

Дальше щенка втащили в дом — в его дом! — гладили и, кажется, целовали. Дальше… О, перед ним оказалась та самая чашка с дымящимся супом, о какой он так мечтал возле старого мокрого тополя.

В переднюю набралось столько детворы, сколько она могла вместить. Дальние лезли на плечи ближних, ближние, сидя на корточках около чашки с супом, восторге смотрели, как щенок, давясь и захлебываясь, поспешно с ним расправлялся.

— Назовем-то как? — озабоченно спросил рыжий Сергушок и осторожно потрогал хвостик. — Смотрите, ребята, а хвост точно пуговица и весь в кудряшках.

— Точно пумпон, — важно прибавила тоненькая стриженая Люба и радостно воскликнула: — Так и назовем — Пумпон, значит, Пум!

Нет, неправильно! Помпон, значит Пом, — вмещалась еще одна девочка, но ее уже не слушали.

Верно, верно, Пум! — кричали восторженные голоса.

А Пум, покончив с обедом, усиленно вилял кудрявой пуговичкой и доверчиво оглядывал веселую толпу.

Конечно, тут было много и мальчиков, но жизнь уже научила щенка разбираться в людях: это все были друзья. А привел его сюда самый лучший друг. И, подойдя к хромому мальчику, он прижался к нему и ласково заглянул в глаза.

Знает его! — послышались восхищенные голоса. — Петька, где ты нашел такого?

Сам нашелся, — с гордостью отвечал хромой мальчик. — Только поглядел на него, а он и пристал. Наш теперь будет.

И он ласково потрепал кудрявую шерстку.

— А Анна Васильевна что скажет? — озабоченно покачал головой Сергушок. — Если не позволит?

Петя вспыхнул, даже уши покраснели, и сразу побледнел так же сильно.

— Не позволит? — повторил он упавшим голосом. — Не может быть. Она добрая ведь, сам знаешь, мы ей объясним. Пум, иди. Вот сюда!

Пуму не нужно было долго объяснять. Он навострил ушки и, весело взмахнув кудряшками, кинулся из передней в спальню, как ему показали.

Однако, оказывается, без затруднений и тут не проживешь. Дверь в спальню загораживало первое препятствие: оно было рыжее, лохматое, с яркими зелеными глазами и пушистым хвостом. Сразу было видно: спальня — это дом. Его дом. И никаких щенков в свой дом оно впускать не собирается.

«Мяяаау», — сказало чудовище и встопорщилось еще больше.

— Васька! — охнула Люба и попятилась. — Он Пумку сейчас…

Но кудрявая пуговичка Пума уже взвилась кверху.

«Ты бы отошел в сторонку», — сдержанно посоветовал он (по-собачьи это было сказано так: ррруу!).

«Убирайся, пока цел!» (Мяааа!) — взвизгнуло чудовище и стало боком так, чтобы был виден страшный растопорщенный его рыжий хвост.

«Я еще не дерусь», — тоном выше ответил Пум и маленьким шажком выступил вперед.

«А я дерусь», — завопил рыжий и с размаху стукнул лапой по- Пумкиному черному носику.

«Ну так держись!» — рявкнул Пум, и дальше, все закружилось в сумасшедшем танце. Белое налетело на рыжее. Потом рыжее оказалось на столе и столкнуло графин. Потом белое тоже взлетело на стол и смахнуло пару стаканов. Потом оба клубком пролетели по кроватям и стянули на пол подушку. Наконец две молнии, рыжая и белая, пронеслись в столовую, смели со стола чашку и тарелку и лишь тогда разделились.

Рыжее оказалось на шкафу. Оно фыркало, плевалось и ужасно кричало:

«Поди сюдааа, поди сюдааа! Я тебе дааам!»

«Дай, пожалуйста! — приглашал белый кудряш и танцевал около шкафа. — Ррррыжую шерррсть вы-деррру!»

Анну Васильевну не нужно было приглашать. Она сама прибежала на крики, на звон посуды и в ужасе топталась около стола.

Это что же такое? — спрашивала она. — Откуда оно взялось?

Это Пум, Анна Васильевна, — умоляющим голосом объяснял Петя, ползая по полу и собирая черепки. — Он такой смирненький, такой славненький…

— Вижу, вижу, — отвечала Анна Васильевна, — сразу видно — смирненький. Да откуда вы эту беду притащили?

— Сам прибежал! — хором отвечали дети. — За Петькой. А это все Васька виноват, он первый, лапой!

— И график он разбил, — крикнула толстенькая Валя и спешно растолкала ребят. — Я сама видела. И на стол Пум вовсе не сам прыгнул. Он только Ваську за хвост держал и за хвостом на стол втащился. Все Васька, Васька виноват!

«Мяааууу, — отозвался Васька, нагибаясь со шкафа. — Мяааа, ффф!»

Но Пум на него и не оглянулся. Он подбежал к Анне Васильевне и весело ткнул ее носиком в юбку.

— Ну и пес! — смягчилась она. — Шерсть-то, как у барашка. Подбирайте, ребята, черепки, после видно будет…

Но ребята уже и сейчас увидели все, что требовалось.

— Анна-то Васильна сразу до чего Пумку полюбила, — тихонько сказала Люба, подметая черепки, и толстенькая Валя с ней согласилась. Анна Васильевна услышала и отвернулась, скрывая улыбку: и как это ребята рассмотреть успели!

— Только помните: если в спальне, да еще на кровати вашего питомца увижу — сразу выгоню, — строго договорила она, спохватилась, должно быть, что слишком быстро сдалась.

— Обещаем, Анна Васильевна! — дружно закричали все.

— Пум сам даже не полезет, он знаете, какой умный! — убежденно добавил Петя и, нагнувшись, ласково потрепал кудрявую спинку.

— Уж и окрестить успели! — усмехнулась повариха тетя Домна. Она тоже прибежала на шум и только качала головой, глядя на кучу черепков. — Ну и пес! Уж, действительно…

А Васька долго сидел на буфете, время от времени шипел и фыркал, точно сам с собой разговаривал. Слез на пол, когда в столовой уже никого не было, и тихонько прокрался на кухню.