В. Хомутов - По зверю и птице

теперь уж самки слетелись и глухари - самцы

между собой дерутся. Пойдем, посмотрим...

Дед с Ильюшей пошли в сторону, откуда

доносился шум.

На довольно широкой прогалине, окруженной

деревьями, на земле дрались два глухаря. Было

очень похоже на драки наших домашних петухов.

Оба самца то наступали друг на друга, вы-

тянув шеи и пригнув книзу головы, то подскакивали

и старались друг друга ударить клювом,

то замирали, не двигаясь, выжидая удара

со стороны противника. При этом они распускали

до земли свои громадные твердые крылья

и шевеля ими по земле, производили громкий шум.

Недалеко от них ходила взад-вперед по мху,

тоже расправляя крылья и охорашиваясь, глу-

харка-самка.

Драка продолжалась довольно долго; в конце

концов, один из глухарей изловчился и изо всей

силы ударил своего противника острым клювом

по голове. Раненый глухарь свалился на землю,

но потом поднялся и, будто признавая себя по-

бежденным, тяжело взмахнул крыльями, взлетел

невысоко над землей и сел над суку соседнего

дерева. А победитель, распустив крылья и хвост

и безостановочно распевая песню за песней,

победоносно и важно зашагал к глухарке...

— Ну, Ильюша, пойдем, — сказал дед Гера-

сим, — пора и домой. Будешь теперь знать, что

такое глухариный ток.

Ильюше было жаль уходить из этого чудес-

ного леса, но приходилось слушаться. Он огля-

нул, прощаясь, окружавшие его места и покорно

зашагал за дедом.

Идя домой, Ильюша совсем не узнавал тех

мест, по которым они шли ночью. То, что

ночью казалось так страшно и таинственно,

было теперь, при ярком солнце, так радостно

и весело.

Вот и Симанова поляна, и остатки их вчерашнего

костра. Вот и овраг. Он совсем не та-

кой крутой, как был ночью, и с него совсем

легко спуститься. А вот и ручей... Ничего в нем

страшного нет. Ручей как ручей. И место можно

выбрать поуже и в два шага через ручей

перешагнуть.

— Дедушка, — спросил Ильюша, — почему ты

не стрелял по глухарям, которые дрались; ведь

их обоих убить можно было?

— Потому что я никогда в зорю больше

двух самцов не бью. Птицу беречь надо. Есть

такие охотники, шкурники, которые ради наживы

готовы весь ток перестрелять; пройдет время,

сами на себя пенять будут, потому что глуха-

рей уж и так все меньше и меньше становится.

— Так ты бы, дедушка, самку убил. Ведь ты

ни одной самки не убил, — говорил Ильюша.

— А этого братец, уж совсем нельзя, — воз-

разил Герасим, — весной самок бить и закон не

дозволяет.

— А разве есть такой птичий закон? —

удивленно спросил Ильюша.

— Закон не только птичий есть; насчет вся-

кой охоты закон есть. Когда самки детенышей

выводят— звери ли, птицы ли, рыбы ли, все

равно — их закон бережет. Дичь хранить надо;

дичь- то ведь богатство наше. —Прежде, в старое

время, как я еще молод был, дичи всякой го-

раздо больше водилось. А теперь ее год от году

уменьшается. Зато теперь и законы про это

написаны и охотничьи союзы устроены, чтобы

богатство это охранять и чтобы охота была правильная.

— Так тогда, дедушка, много таких зверей

разведется, которые сами зверей да птиц губят;

вот, например, в роде медведя или волка.

— Нет, Ильюша, такой зверь хищным называется.

Его во всякое время закон бить дозволяет.

Медведя или волка, лисицу или рысь.

И птиц тоже хищных, как ястреб, во всякое

время бить можно.

Все, что дед рассказывал, казалось Ильюше

таким новым и необыкновенным. Мальчик начинал

понимать, что охота не простая забава, что

это большое и важное дело, которое надо любить

и хранить.

Вся дорога прошла у деда с Ильюшей в раз-

говорах и Ильюша не заметил, как они

до мельницы дошли.

Дорога показалась ему вдвое короче,

чем вчера.

Когда они подошли к Герасимовой избе,

Ильюша хотел отдать деду глухаря, которого он

всю дорогу нес за спиной.

— Нет уж, Ильюша, — сказал дед, — снеси-ка

ты глухаря отцу с матерью, похвастай им пер-

вой охотой.

Ильюша от радости хотел броситься деду на

шею, но так растерялся, что только пробор-

мотал:

— Спасибо, дедушка, — и чуть не бегом пустился

по дороге к селу.

Идя к дому, он все время мечтал, что когда

он вырастет, он станет охотником, поступит

в союз и не только будет стрелять дичь, но

и будет беречь ее от людей и от хищного зверя.

А хищных зверей Ильюша решил истреблять

и ясно себе представил, как он в первый раз

пойдет с настоящим ружьем на охоту — на мед-

вежью берлогу.

НА ОСЕННЕМ ПЕРЕЛЕТЕ

— Дедушка, а дедушка?.. Когда же ты меня

на охоту возьмешь?, — приставал к деду Гера-

симу Костя Кольчугин — Ведь вот ты Ильюшу

еще по весне с собой на глухарей брал. А с тех

пор и лето прошло, и осень скоро кончится.

— Ничего, ничего, парень, не горюй, — уте-

шал Костю дед Герасим, — мы еще с тобой свое

возьмем. Такую охоту устроим, что прямо —

пир горой.

— Да когда же, дедушка?

— А вот так через недельку и пойдем. По

осени-то в крестьянстве самая охота, а летом

не до того. Покосом да жнивьем замаешься.

— А теперь у тебя, дедушка, помол пойдет,—

деловито возразил Костя, — опять тебе недосуг

будет.

— Ну помол не помол, а на охоту мы все-

таки пойдем. Я уж так спокон века даю себе

по осени отпуск дня на два и к приятелю еду

одному старому на охоту. — Отпросись у отца

с матерью — вместе и поедем.

— Куда же это мы поедем, дедушка?

— Далеко поедем; отсюда верст за тридцать,

на Каму-кормилицу. Слыхал, небось, про такую

реку? Там на перелете по гусям и уткам

охотиться будем.

— Слыхать я про Каму слыхал. Наши туда

на ярмарку ездят, — задумчиво ответил Костя, —

а только я уж не знаю, отпустят ли меня так

далеко.

— Ну. авось, отпустят. Я отцу твоему сам

скажу. Со мной отпустит, не побоится, — утешил

его Герасим. — Так через недельку и собирайся.

Отец с матерью отпустили Костю с Гераси-

мом. Прошла неделя, и дождался Костя своей