Александр Рогов - В глубинах пяти морей

Сеть оказалась вполне подходящей опорой для икринок сельди. Они могли надежно закрепиться на ворсинках нитей. Теперь необходимо было выяснить, как пойдет процесс развития жизнеспособной личинки на искусственной опоре. Сеть — не трава, и кислорода она выделять не может. Значит, встает задача: проследить за ростом и развитием сельдяного потомства на ячейках сети и на траве, а затем сравнить эти два процесса. Следовало определить, хватит ли в первом случае кислорода для развития икры, того кислорода, что растворен в воде, занесен туда из атмосферы или выделен плавающими и близрастущими водорослями.

Кусок сети с икринками, добытый нами со дна, пошел в дело. Его поместили в условия, близкие к естественным. Но все же это были лабораторные условия. Сотрудники биостанции сожалели, что отряд аквалангистов не может задержаться дольше. Что делать, наше время, запланированное на первый этап работ, заканчивалось. Следовательно, завершались и подводные наблюдения за нерестилищем.

Итак, наше сотрудничество с работниками Беломорской биостанции привело к незапланированному, так сказать, открытию. И, как впоследствии оказалось, оно сыграло определенную роль в решении изучаемой работниками станции проблемы. Но в первое время никто об этом, разумеется, не подозревал. Зато сразу стало ясно, что теперь уже любые научные работы, связанные с морем, не могут обходиться без подводных исследований.

Как известно, в наши дни для таких целей применяется широкий набор самых совершенных технических средств, насыщенных автоматикой и электроникой, — от миниатюрных ныряющих аппаратов до глубоководных — солидных размеров, вмещающих целый экипаж. Значительно совершеннее стало и снаряжение аквалангистов. И, однако, приятно сознавать, что члены нашей группы были одними из тех энтузиастов-легководолазов, которые первыми проторили тропинки в морских глубинах.

Мы были ограничены не только в технических средствах, но и в сроках наших подводных работ. И все же сотрудники станции попросили нас помочь и в еще одном важном деле.

Когда закончился первый этап наблюдений на нерестилищах, ихтиологи разделились на две группы. Одна из них осталась на биостанции, наблюдать за развитием молоди в естественных условиях и на искусственном субстрате, другая же, под руководством Феттаха Бакировича, сопровождала нашу экспедицию на новое место. Мы держали путь на протекавшую неподалеку стремительную, как почти все реки Карелии, Кереть-реку. Порожистая, своенравная, она течет меж крутых, покрытых непроходимыми таежными зарослями, берегов.

По пути Мухамедияров разъяснял нам суть проблемы. По этой дикой своенравной речке путешествует царица рыб — семга. Заходя из моря в реку, она мечет здесь икру. А семужное потомство устремляется к морю и обитает в нем, пока не наступит срок. Тогда оно появляется в реке, отягощенное икрой.

Так вот, ихтиологи установили, что реки Карелии, в том числе и Кереть, могут служить «яслями» гораздо большему поголовью лососевых рыб.

Поэтому после обследования этих рек в них были выпущены родственные семге ценные дальневосточные лососевые — кета и горбуша. Поначалу дело пошло весьма успешно. Было получено сообщение, что весной 1960 года крупный экземпляр горбатого лосося — горбуши был выловлен даже в Северном море, у берегов Англии. А печать Норвегии сообщала, что «русский лосось» стал заходить на нерест в здешние реки. Таким образом, горбатый лосось появился в реках, впадающих не только в Белое, но и Баренцево и Северное моря. Работы по акклиматизации дальневосточной рыбы, похоже, продвигались успешно.

Горбуша заходила в Белое море осенью, и надо было проверить, а как перезимовала она в реках Карелии, отложила ли икру и далеко ли зашла вверх по течению.

Это были наши первые попытки погружений в глубины быстрой реки. И отсутствие опыта, как всегда, сказалось.

Воздух в аквалангах был быстро израсходован, зарядить баллоны было негде, а попытки плавать без акваланга, с одними масками и дыхательными трубками, закончились безрезультатно. Стремительные потоки воды сносили нас с тех участков плеса, которые необходимо было обследовать. Кажущаяся сверху прозрачной, речная вода в глубине была коричневатой, настоенной на торфе, видимость была ничтожной.

Пришлось отступить. Но неудача не обескуражила ни нас, ни ихтиологов. Конечно же, решили мы, нужно специально готовиться к такой работе, создать легкие, мобильные технические средства, отладить методику.

Мы покинули лагерь ихтиологов, а они остались, чтобы вести наблюдения собственными силами. Жизнь в лагере не назовешь легкой — отбиваться от полчищ комаров и мошки, мокнуть под проливными дождями, часто перемежающимися со снегом...

Пожелав ученым удачи и бросив прощальный взгляд на их палаточный лагерь, мы стали карабкаться на прогретые уже солнцем гранитные скалы, за которыми стояла тайга. Везде царило весеннее оживление природы, разбуженной солнечными лучами. Чайки тянулись в сторону моря, в низинах перекликались рябчики, шевелились верхушки конических муравейников. Плечи наши ныли под тяжестью аквалангов, явно не приспособленных для переноски по лесной чащобе. Неудобная ноша сползала с плеч и больно стукалась о поясницу.

А у нас из головы не выходил лагерь ихтиологов. Перед глазами стояла одна и та же картина: Феттах Бакирович сидит у стола, сколоченного из свежих еловых плах, на столе банки, колбы, стопки бумаги, микроскоп...

Буквально продравшись сквозь тайгу и преодолев гранитный перевал, мы вышли на базу биостанции у мыса Левин Наволок. Здесь нас взял на борт уже знакомый по первой экспедиции катер, чтобы доставить к тем средствам транспорта, которые ходят по расписанию...

Много с той поры утекло воды в карельских реках. Не раз приходилось бывать мне в этих краях. И Белое море, может быть в награду за такую верность, подарило мне много часов и дней, которые никогда не изгладятся из памяти.

И опять, в который уж раз, погружаюсь, словно впервые. Во льду, подо мной, — два ряда вмерзших плотов, они по шесть штук протянулись между мысом Картеш и островом Феттаха. Обращаю последний взгляд к острову, обозначенному небольшой горсткой сосенок среди белого покрова. Да, уже нет среди нас Феттаха Бакировича Мухамедиярова — верного товарища и помощника в первых экспедициях. Но память о нем жива: вот и субстраты из сетей применяют, и канаты, удерживающие новые дома для моллюсков, закреплены за берега острова, носящего его имя. Жизнь продолжается.