Степан Шевырев - Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Вакационные дни профессора С. Шевырева в 1847 году

Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском

Иконы внутри храма большей частью древние. Замечательнейшая – Спаса Милостивого, по сторонам Спасителя Богоматерь и Иоанн Креститель. Лицо сего последнего – тип превосходный, чисто византийский. На свитке, находящемся в руках его, надпись, по стилю букв и языку древняя: «Се агнец Бжии вземляи миру грехи». Буква «ж» необыкновенной формы, буква «з», по Востокову, весьма древняя. Замечателен дательный падеж: «миру грехи» вместо «грехи мира» – также древний славянский оборот, которого нет и в Остромировом Евангелии на этом месте. Снятие этой иконы можно бы рекомендовать художнику-археологу, который захотел бы у нас заняться собранием икон замечательных. Здесь же есть удобство для такого изучения, чего нет в других храмах, иконы без окладов и доступны во всей их целости.

По правую сторону от царских дверей вторая местная икона весьма примечательна не столько древностью своей, сколько содержанием. Наверху читаете надпись: «Образ Распятия Господа – Седмь Таинств». Посередине иконы изображен Спаситель, распятый на Кресте, а вокруг него семь таинств. Шесть изображено в кружкáх, и лица самого меньшего размера. Но видно, что на таинство брака живописец обратил внимание гораздо большее. Оно представлено внизу и как бы указывает повод, по которому икона была написана. Иерей благословляет чету, богато одетую, соединяя руки жениха и невесты, на которых одежды древнерусские. Возле невесты стоит женщина не молодая, также в богатом наряде, под фатой, и в левой руке у нее свеча, а правой держит она венец на голове невесты, которая с распушенными волосами, по обычаю, даже теперь существующему у наших крестьянок около Москвы, подает правую руку жениху, в левой же дер жит ширинку. На шее и на груди ее много монистов и драгоценных каменьев. На платье из парчи узорочной обозначена талия поясом с городками. Жених, с подобранными волосами на голове, в парчовой ферязи с петлицами, из-под которой виден зипун, подает правую руку невесте. При женихе стоит мужчина, еще наряднее одетый, чем сам жених, судя по узорам ферязи, с длинными волосами, вьющимися по плечам и как у женщины, в одной руке у него свеча, другой же он держит венец на голове жениха. Венцы жениха и невесты различные, на последней он имеет вид пламени, бьющего кверху. Кругом всего образа написаны стихиры, которые поются на Воздвижении Креста. Над таинством же брака большая надпись: «Тайна седьмая святого бракосочетания». Над головой жениха: «Брак есть таинство, в котором служитель церковный обручает два сочетающиеся лица». Над головой невесты: «О них же речено: еже Бог сочетает, человек да не разлучает, и будете оба в плоть едины». В самом же низу иконы читаете: «В лето 7190 (1682) поставил сей образ в соборней и апостольстей церкви Преображения Спасова по обещанию своему подьячий Никита Ведерницын. Писал иконописец Стефан Казариново». Вероятно, этот образ имеет отношение к браку подьячего. Совершение обряда и древние наши одежды, особенно женские, большая у нас редкость, весьма любопытны. При невесте дружкой женское лицо, не как теперь. Письмо иконы фряжское.

Краски весьма ярки, но с желтизной. Эта икона стоит того, чтобы снять с нее копию, особенно с нижней ее части. Прилагаемая здесь литография послужит живым объяснением к моему рассказу[7].

В алтаре церкви гробница; думают, что здесь погребен князь Иоанн Дмитриевич Переславский, внук Невского, основываясь на летописи, которая расточает ему большие похвалы, не означая, однако, места погребения. В самой церкви две гробницы; предполагают, что похоронены его предшественники. Но, впрочем, все это гадательно, потому что надписей нет. Древняя Русь не считала нужным, как видно, надписывать имена лиц на надгробных камнях.

Изображение бракосочетания в древних одеждах русских, снятое с иконы 1682 года, хранящейся в том же соборе

Неподалеку от древнего собора находится церковь Св. Петра Митрополита, вторая по своей древности. Новые пристройки безобразят, к сожалению, ее изящную архитектуру. Особенно красива верхняя часть ее: восьмиугольник суживается кверху и осеняется главой, которая имеет сходство с архиерейской митрой. Нет ли в этой форме какого-нибудь символического значения? Не было ли у нас различия в образах церковной архитектуры, смотря по посвящении храма? В Угличе я видел древнюю церковь во имя святого Алексея митрополита, точно такого же вида как Переславская. На древних Спасских соборах глава также всегда одинаковой формы. Символика нашего древнего зодчества – тайна, еще не разгаданная у нас, но тут не может быть случайности. Все, конечно, было определено. Внутри церкви иконопись до того подновлена чьим-то усердием, что не осталось и следов ничего древнего. Грустью отзывалось мне в сердце слово: поусердствовали, которое я нередко слыхал в монастырях и древних наших храмах. Конечно, никто не осмелится порочить благочестивых побуждений в таком священном деле, но если хотите построить или украсить храм Богу, то зачем же непременно вам надобно разорить для того или заново изменить какое-нибудь здание, которое служит памятником молитвы ваших предков и прожило несколько столетий? Вы строите в XIX веке: архитектура храма должна отвечать новым потребностям времени. Еще ужасно видеть, как рука нового живописца размазывает на древних иконах свои новые румяные и дебелые изображения, в которых самоуслаждается его развитая личность. Да неужели же нет для того простого дерева? Зачем же надобна непременно для таких подвигов древняя икона, на которой печать веков? Великий художник, конечно, не совершит такого святотатства, а совершить его может один невежда, с развитой, безусловно, личностью.

В церкви я нашел одну только древнюю икону – святителя Петра, висящую на стене с левой стороны, и та сохранена, как сказывал мне священник, по приказанию его императорского высочества великого князя цесаревича.

День был светлый. Я взошел на колокольню нового собора, и оттуда открылся мне прекрасный вид на озеро, город и его окрестности. Озеро Плещеево стелется вдаль, ясное и лазоревое, и шумит, весело плеща своими волнами. По небесному цвету поверхности вы видите, как чисто должно быть песчаное дно его. По краям видны села: слева Веськово, памятное ботиком Петра Великого, Соломидино, справа Борисоглебское, Воронцово, а там, далеко-далеко за озером, село Купань[8]. К озеру от города примкнула рыбачья слобода, где ленивый и грязный Трубеж вливает свою мутную волну в его лазоревую и чистую влагу. Город весь виден как на ладони. Отсюда вы легко можете обежать глазами весь зеленый вал, который образует параллелограмм промеж домов и церквей. Взгляните отсюда, как были малы древние города! За валом лежали слободы и посады. Живописно, но нескладно разметан город по ровному месту. Новые улицы отличаются от древних прямизной. Двадцать две церкви возвышаются над домами: из них заметнее красотой стиля древний собор и церковь Петра Митрополита. Обилие Божьих храмов – принадлежность древних городов. Церкви, сады, огороды, дома каменные, деревянные, домики, хижины, лачуги, площади, улицы, пустыри, извилины реки, зеленая трапеция вала – все это в живом разнообразии перемешано произвольно и изображает вам нескладное раздолье самой жизни. За городом, в разных сторонах, возвышаются монастыри; всех живописнее – слева на горе упраздненный монастырь Горицкий, где прежде был архиерейский дом, а теперь развалина; подалее монастырь девичий Федоровский, основанный Грозным в 1557 году, в память рождения сына его Феодора и во имя святого Феодора Стратилата; ближе к городу, у въезда от Москвы, – монастырь Св. Данила Переславского, а направо вдали – монастырь Св. Никиты Столпника. С одной стороны глаза разбегаются по голубой равнине озера, с трех других сторон – по полям и горам, которые оживлены нивами, лугами, лесами, деревнями. Это один из светлых, привлекательных видов, которые не так часто встречаются в нашем краю. Над всем городом и над озером летает изумительное множество белых рыболовов. То дают они широкие круги – над домами, во все стороны города, то реют, как белые точки в небе, над озером, то, завидя рыбку, бросаются стремглав на воду.

Замечательно изобилие этих птиц в Переславле. Они очень красивы: малы телом, белы, как мартовский снег на солнце; клюв и лапки у них розовые. Такие же ручные, как голуби в Москве, но еще ласковее и дружелюбнее к человеку. Летают по домам, по дворам, садятся на окнах; иногда так пролетят над вашей головой, что чуть-чуть не заденут. Народ их любит, кормит и не бьет. Рыбаки считают даже грехом убить рыболова, несмотря на то, что, конечно, эта птица поедает здесь множество рыбы. Но русский человек не жаден, не корыстен – и любит давать волю прекрасному Божью созданию, которое своим полетом оживляет для него мертвую природу. Мы еще не дожили до того, чтобы птицам бояться промышленности нашего народа.