Луи Буссенар - Похитители бриллиантов

Правда, со стороны водопада дул ветерок, но внезапно его приятная свежесть сменилась горячим дыханием доменной печи.

Люди задыхались, они обливались потом. Растения, даже такие, как эвфорбии и кактусы — мрачные жители песков и скал, — стали никнуть и увядать.

— Уф! — вполголоса пробормотал Жозеф. — Не могу! Точно глотаешь раскаленный свинец.

— Собирается гроза, — отозвался Альбер.

— И еще какая! Смотрите, даже эти чертовы заросли и те съежились, чувствуя ее приближение.

— Было бы хорошо найти какое-нибудь укрытие — заметил Александр.

— Да вот хотя бы это углубление в скале. Дамы поместятся, а мы можем оставаться и снаружи…

— А что наши друзья батоки?

— Они все карабкаются вверх. Ты их видишь?

— Вижу! Не люди, а черти какие-то!.. В такую жару!

— Видимо, гроза будет необыкновенная.

— Хоть бы ливень погасил этот загадочный огонь, который бушует там, в недрах земли. Наш бедный Магопо вернулся бы цел и невредим.

— Господам баримам представляется превосходный случай доказать свое всемогущество и предупредить его прекрасное, но бесполезное самопожертвование.

— Славный Магопо! Жалко будет, если он погибнет!

— Ну, вот гроза и начинается! Попросим наших дам пройти в укрытие. Сейчас отсюда будет видно величественное и страшное зрелище.

Буря, предвестником которой было это резкое изменение атмосферы, приближалась с быстротой метеора.

Житель умеренного пояса не может себе и представить ее силы и быстроты.

На горизонте, в том месте, где сверкающее зеркало реки сливалось с лазурью неба, возникла черная точка. Она стала увеличиваться и в несколько мгновений разрослась в пятно. Небо побледнело.

Солнце стало багровым, оно покрылось пятнами лилового цвета и как будто только мигало из-за туч.

Вот пятно превратилось в черную тучу. Ее мрачный вид только усугублял дикое сверкание медного круга, который ее опоясывал.

Скорбная тишина обрушивалась на необозримую долину. Природа точно собирала все свои силы, чтобы устоять против надвигающегося потрясения.

Все смолкло — люди и животные. Рев водопада и тот как будто стих. Испарения Мози-оа-Тунья стали еще плотней, но поднимались они с трудом и на черном фоне сверкали ослепительной белизной.

Молния бледными бороздами прорезала ползущие одна на другую и насыщенные электричеством тучи. Глухой грохот прокатывался над рекой, воды ее в один миг стали свинцовыми.

Горячий ветер был насыщен запахом серы, стебли эвфорбий поникли. Дым крутился, и к нему медленно приближались африканцы.

Темнота окутывала низину; но не та обычная темнота, какая следует за сумерками и лишь ненамного предшествует наступлению ночи, — это, скорей, разрежение дневного света, которое так же болезненно для глаз, как недостаток воздуха — для легких. Это сумрак солнечного затмения. В пятнах светотени как будто движутся какие-то тела, за которые цепляется угасающий спет. Они сохранили теплоту и могут еще сверкать несколько мгновений.

Ночь была бы непроницаемой, если бы не молнии. Их бледный свет позволял время от времени видеть батоков. Они как будто остановились в нерешительности.

Они увидели, что что-то странное и новое происходит на вершине холма, из которого только что выбивался дым: на фоне грозовых туч показались длинные языки пламени, кровавые отсветы пожара.

До сих пор бедняги батоки держались хорошо. Но ведь они приготовились бороться всего только с дымом, который, по наивным своим суевериям, принимали за дыхание сказочного чудовища. Теперь им предстояло иметь дело с пламенем, которое показывало, как разрослась ярость их таинственных врагов.

Александр сразу понял причину их колебаний. Он понял, что они могут растеряться и тогда среди них поднимется паника.

Он решил броситься к ним, подбодрить их, стать во главе отряда, если потребуется. Но вдруг с вершины холма донесся треск, которому предшествовала вспышка красноватого огонька.

Секунда затишья позволила установить, что это прогремел выстрел.

Никакого сомнения быть не могло, потому что мгновенно один из воинов зашатался, вскинул руками, два раза повернулся вокруг самого себя и упал замертво.

Злоключения Питера. — Расторжение договора. — Корнелис и Питер хотели бы унести ноги. — Стрельба из лука. — Тропический ливень. — Баримы успокоились. — Жозеф видит ручей, в котором кипит молоко. — Взрыв в шахте — Сэм Смит. — Землетрясение?

Питера бесила медлительность, с которой двигался его плот. Но вот бур убедился, что вся его охота за фургоном была потерянным временем, как если бы он гонялся за тенью: Александр пустил фургон по течению. Тут Питер пришел в неподдельное отчаяние.

Подняться на плоту обратно вверх по Замбези, да еще в таком месте, где из-за близости водопада течение в десять раз более стремительно, было долом нелегким.

Так что Питер был не только разъярен неудачей — он уже беспокоился за весь конечный исход возложенного на него дела.

Он как будто и не замечал, что люди Каймана изнурены долгими странствованиями по воде и по суше, и все время подбадривал их крепкими словами, не скупясь также и на тумаки для тех, кто недостаточно хороню понимал слова.

Ему удалось обойти водовороты, островки и подводные скалы, и вот он вошел в спокойные воды. Именно тогда, то есть после того, как он потерял три часа на охоту за пустым фургоном и на возвращение к своей исходной точке, Питер заметил флотилию батоков, которая, сильно налегая на весла, шла как будто туда же, куда и он.

Питер не сомневался, что там находятся те самые европейцы, которые ушли от него, пустив фургон по течению. Но он и помышлять не мог о том, чтобы на них напасть, когда их охраняли воины Магопо, рядом с которыми его грабители имели довольно жалкий вид.

Опять ему пришлось отступить, и весьма поспешно, пока его не заметили батоки: они обошлись бы с его шайкой не слишком дружелюбно.

Питер трясся от бешенства, но все же отдал команду повернуть другим бортом. На сей раз ему не пришлось прибегнуть к обычным своим мерам поощрения: его люди были и сами достаточно напуганы появлением батоков. Питер благополучно добрался до берега, но никакими силами не удалось ему удержать при себе люден: они пустились врассыпную, едва почувствовали под ногами твердую почву.

Питера одновременно охватило и бешенство и уныние, и он решил вернуться туда, где оставил Корнелиса и Сэма Смита. Питер не знал, что произошло за это время со Смитом, и хотел с ним посоветоваться.