Луи Жаколио - Пожиратели огня

Однако ограбленные жители скоро заметили хищение, и так как оно приблизительно совпадало с приходом Черных всадников, направляющихся в сторону монастыря, то все невольно заподозрили в этом предполагаемом собрании Невидимых простую ловушку, устроенную Черными всадниками, и решили не отправляться на собрание из опасения предоставить на разграбление хищникам свои дома и стада во время своей отлучки. Вот почему на этот раз никто из приверженцев Ивановича не пожелал явиться на его зов.

Атаман же, перейдя на сторону князя, выслушал донесение своих стражников и, сообщив об изменении своих первоначальных намерений, оставил одного из них для наблюдения за избой Черни-Чага, возложив на него обязанность доносить обо всех планах и намерениях старого перевозчика и обо всем, что ему удастся узнать и заметить. Двух остальных странников Хашим-баши отправил в монастырь, строжайше наказав им ни на минуту не терять из виду Ивановича и его сообщников. Это и были те незнакомцы, которые прокрались накануне вслед за Ивановичем и Холлоуэем в монастырские подземелья. Поняв важность того, что им удалось проследить, они осторожно сдвинули с места адскую машину и зарыли ее под стеной, куда были проведены провода, посредством которых должно было произвести взрыв. Они оставили провода на прежнем месте, скрыв под землею только ту часть, которая была прикреплена к снаряду. Иванович и Холлоуэй, не подозревавшие ничего подобного и побуждаемые близостью преследующих их врагов, сами того не зная, взорвали себя.

Совершив свое дело, оба странника поспешно добрались до выхода из подземелья в степь и, прирезав двух сторожевых казаков, спавших крепким сном у самого входа, залегли тут же, чтобы подстеречь Ивановича и его соучастника на случай, если бы тем удалось убежать. Здесь их и застал Лобанов со своим маленьким отрядом.

Возвращаясь обратно и прибыв к перевозу, граф Оливье и его друзья заметили большое стечение народа на главной площади села; по мере того как они приближались, до их слуха стали доноситься мелодичные звуки кларнета. Вскоре они могли различить торжественные аккорды британского национального гимна «God save the Queen».

— Это наш друг Джильпинг! — воскликнул Оливье и ускорил шаг. Остальные поспешили за ним.

Каково же было их изумление, когда они увидели достопочтенного Джильпинга, взобравшегося на подмостки и изо всех сил дувшего в свой инструмент; впереди три ученых медведя плясали в такт торжественного мотива… А тем временем он раздавал в толпе щедрой рукой бесплатные Библии всем желающим. Сначала жители уральских степей были крайне удивлены, получая эти дары, но затем некоторые из них стали перелистывать книгу и, пощупав ее, вдруг решили, что это прекрасный материал для изготовления пыжей для их ружей, после чего все руки стали тянуться за Библиями.

Вдруг мистер Джильпинг перестал играть; у него оставалась всего только одна Библия, одна-единственная. Он взял ее и, подняв высоко над головой, воскликнул:

— Вот все, что у меня осталось, леди и джентльмены, из 300697 Библий, предоставленных мне евангелическим обществом менее трех лет тому назад… Да, это последняя, самая последняя. Кому отдать последнюю, господа?

— Мне, мистер Джильпинг! — крикнул из толпы чей-то голос. — Я сохраню ее на память о вас!

Добродушный проповедник оглянулся и увидел перед собой старого траппера, весело усмехавшегося его удивлению; за ним стояли все его австралийские друзья.

— Дорогой мистер Джон, разбейте ваш кларнет; мы сражались под монастырем, а вас не было с нами! — шутливо воскликнул граф Оливье. — Но я вижу, что вы здесь соперничаете с Орфеем! — добавил он, указывая на медведей.

— Это Всевышний послал мне в степи, — сказал Джильпинг. — Ну-ка, Вилли, Джек и Джемс, пропляшите для друзей!

И медведи, успевшие уже привыкнуть к своим кличкам, пустились плясать под звуки церковных мотивов.

На другой день маленький отряд князя Свечина, увеличенный лордом Воанго и его тремя косматыми друзьями, тронулся в путь по направлению к Астрахани…

Спустя три месяца разнохарактерная группа лиц разгуливала по молу ливерпульской гавани в ожидании отплытия «Вечерней звезды», превосходного пакетбота, отправляющегося в Мельбурн (Австралия). По тому душевному волнению, какое сказывалось на всех лицах, легко было угадать, что не все они отправлялись в далекие края.

Молодая женщина, сияющая счастьем, молодостью и красотой, любовно опиралась на руку одного из мужчин этой разнородной группы, в котором читатель без труда узнал бы нашего друга Оливье, надежды и мечты которого наконец сбылись. Благодаря следствию, проведенному с неимоверной тщательностью и добросовестностью молодым князем Свечиным, невиновность старого князя Васильчикова была доказана, и государь не только вернул его из Сибири, но и возвратил все его прежние чины и положение при дворе. После того ничто уже не задерживало брака молодых влюбленных.

Что касается Дика, то, несмотря на все усилия друзей, старый траппер решил вернуться в Австралию, с природой которой и нравами туземцев он уже успел свыкнуться в течение долгих лет.

Капитан же Спайерс, после того как его жажда мести была удовлетворена, искал только покоя, который мог найти лишь в тиши австралийских лесов. Поэтому с согласия Дика и он решил окончить свои дни во Франс-Стэшене, подле старого траппера.

Туземец, молодой Воан-Вах, не помнил себя от радости при мысли о возвращении на родину…

С судна подали знак близкого отплытия, и друзьям надо было расстаться.

— Часть своего сердца я оставляю здесь! — сказал растроганный траппер, обнимая в последний раз своего возлюбленного Оливье.

— Но взамен вы увозите добрую долю нашей общей к вам любви! — сказала, улыбаясь, молодая женщина.

С пакетбота раздался пронзительный свисток, и «Вечерняя звезда» плавно тронулась, лавируя между сотнями стоящих на якоре судов, вышла в открытое море и вскоре совершенно скрылась в вечернем тумане.

Не хватало при этих проводах только одного человека, а именно Джона Джильпинга. По несчастной случайности благородный лорд не мог отлучиться в этот день из Верхней Палаты, где он теперь заседал и где именно в этот день должен был произнести свою речь.

Князь Свечин был назначен посланником в Париж. Что же касается Люса и Фролера, то, обогащенные щедротами графа д'Антрэга, они приобрели себе великолепное поместье на берегу Марны и всецело отдались наслаждениям рыбной ловли на удочку.