Тим Северин - Острова пряностей

Как только лихорадка отступила, исследователь перебрался на рабочее место — к самодельному столу, надел очки, без которых не мог обойтись, и записал свою гипотезу, пока очередной приступ болезни не нарушил логику его рассуждений.

Еще пару дней он менял формулировки и вот наконец выразил свою мысль предельно точно. Она стала одной из самых фундаментальных научных концепций Нового времени, но при этом оказалась на удивление лаконичной: для ее изложения и обоснования, в том числе для описания примеров, потребовалось немногим более четырех тысяч слов. Вначале автор ввел понятие «борьба за существование» среди животных, а затем показал математически, что скорость воспроизводства намного превосходит скорость роста запасов пропитания, и, следовательно, подавляющее большинство особей в каждом поколении неизбежно погибают преждевременно. Оставшиеся в живых, как гласила теория, «должны быть самыми здоровыми и энергичными. Слабые и обладающие менее совершенной организацией всегда будут уступать». «Чем больше я думал об этом, — вспоминал позднее ученый, — тем больше убеждался в том, что наконец мне удалось сформулировать закон природы, дающий решение загадки происхождения видов».

Удовлетворенный изложением своей теории, он написал сопроводительное письмо, в котором спрашивал, достойна ли его статья того, чтобы быть напечатанной в научном журнале, и подписался — «Альфред Рассел Уоллес».

Затем он отправил посылку почтовым пароходом в Англию. Ее доставили в графство Кент, в усадьбу другого ученого мужа — Чарльза Дарвина, который жил здесь со своей женой, дочерью изобретателя особой керамической посуды и состоятельного торговца ею Джошуа Веджвуда, на ежегодный доход, эквивалентный доходу современного миллионера. В его доме было пятнадцать слуг, а размеренная и комфортная жизнь в этой усадьбе представляла огромный контраст с убожеством хижины, крытой пальмовыми листьями, где Альфред Уоллес писал свою статью… И с этого момента история о том, является ли теория естественного отбора «дарвиновской», теряет ясность и однозначность.

На протяжении предыдущих двадцати лет большую часть времени Дарвин посвящал изучению вопроса о причинах столь огромного видового разнообразия животного мира. Он ни разу не выступал публично со своими идеями, хотя в письмах, адресованных друзьям — видным деятелям науки того времени, — вскользь о них упоминал. Для его корреспондентов этого было достаточно, чтобы не сомневаться — если загадка происхождения видов будет разгадана, то это сделает именно Чарльз Дарвин. От него, с его наследственной одаренностью, ждали многого. Дед — поэт и ученый Эразм Дарвин — тоже занимался исследованием вопросов эволюции; а составленное внуком превосходное описание экспедиции на исследовательском корабле «Бигль» внесло немалую лепту в репутацию семьи как династии естествоиспытателей. Во время экспедиции матросы прозвали его «мухоловом» из-за привычки усеивать палубу пойманными на лету насекомыми. Теперь ведущие ученые Англии нетерпеливо ждали, когда же Дарвин, уже стоящий на пороге своего пятидесятилетия, опубликует свой «opus magnum»[1].

Никто не знал, насколько далеко Дарвин, который вел затворническую жизнь, продвинулся в своих трудах. Он собрал обширную библиотеку, читал все, что печаталось по интересующим его вопросам, делая отметки на полях то одной, то другой книги. Его перу принадлежало нескольких монографий — скрупулезных исследований об окаменелостях и ракообразных, история развития которых, по мнению Дарвина, содержала ключ к загадке происхождения всех видов животных. Он экспериментировал с выведением новых пород голубей, свиней и лошадей и проводил много времени в своем саду, прогуливаясь и размышляя. Главный садовник часто видел, как Дарвин внезапно замирал на месте на пять-десять минут, в задумчивости рассматривая какой-нибудь цветок. Но главное, ученый поддерживал обширную переписку с коллегами, занимавшимися теми же вопросами, — интересовался их мнением и просил сообщать о результатах наблюдений. При этом о своих идеях и о том, как продвигается его собственная работа, он упоминал очень редко, хотя все считали, что она уже почти готова к публикации.

Появление статьи Уоллеса, которая шла в Англию с Моллукских островов три месяца, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Сам Дарвин, как позднее стало известно Уоллесу, был «почти парализован». Прочитав статью, Дарвин был попросту ошарашен. На нескольких страницах Уоллес изложил основные положения теории эволюции, над которой Дарвин столь долго и упорно трудился. Язык статьи был ясным и простым. «Я никогда не видел столь потрясающего совпадения, — в изумлении писал Дарвин, — если бы Уоллес просто прочел мои заметки, сделанные в 1842 году, он не мог бы сделать конспект лучше. Даже термины, которые он использует, теперь стали названиями глав моей книги».

Дарвин достаточно знал о своем корреспонденте, в одиночестве скитающемся по далеким островам, чтобы понимать, что этого человека нужно принимать всерьез. В зоологических журналах уже публиковались статьи Уоллеса о жуках и тропических птицах, присланные из Юго-Восточной Азии, и рассуждения автора неизменно оказывались логичными и проницательными. Более того, Дарвин сам пару раз писал Уоллесу с просьбой присылать интересные экземпляры, особенно каких-нибудь необычных местных домашних птиц[2], и поощрял его исследования в области теории эволюции. Однако, когда ему приходилось раскрывать в письмах собственные соображения, Дарвин старался быть как можно менее определенным — в основном он интересовался полевыми наблюдениями самого Уоллеса. Но в кругу ученых коллег Дарвина Уоллес был никем — в полном смысле слова аутсайдером. Уоллес не учился в университете и редко посещал научные собрания, столь популярные в ученой среде викторианский эпохи, по той простой причине, что в первую очередь он был натуралистом и посвящал все свои силы полевым исследованиям, а также потому, что был крайне застенчив.

Дарвина обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, он должен был поддержать блестящий талант ученого-бессребреника, человека моложе его на 14 лет, который в одиночку на краю света, в экваториальных джунглях, работал над теорией происхождения видов. С другой стороны, труд всей жизни Дарвина был поставлен под угрозу. Не зная, что предпринять, он направил блестящую статью Уоллеса своему другу, сэру Чарльзу Лайеллу, известному геологу и выдающемуся ученому, чтобы спросить совета. В свою очередь Лайелл решил проконсультироваться у профессора Джозефа Гукера, знаменитого ботаника, который впоследствии стал директором ботанического сада Кью Гарденз.