Луи Буссенар - Ледяной ад

В зале остались только трое судей, писарь, жандармский унтер-офицер и Леон Фортен.

Следователь приказал жандарму удалиться в коридор и не впускать никого, потом учтиво предложил задержанному сесть и приступил к одному из тех ужасных допросов, которые числом вопросов, неожиданностью и странностью их постановки приводят в замешательство и людей совершенно невиновных.

— Фортен, Леон-Жан, 26 лет, доктор наук, препаратор парижского университета Сорбонны, получает содержания сто пятьдесят франков в месяц, живет у родителей в Мезон-Лафит, ездит по делам своей профессии три, четыре, иногда пять раз в неделю в Париж, имеет абонементный билет третьего класса Западной железной дороги.

Пока писарь заносил эти сведения на бумагу, следователь впился глазами в Фортена и спросил его:

— Знаете вы господина Грандье?

При этом вопросе Фортен явно покраснел и в замешательстве отвечал:

— Да, я знаю господина Грандье… но очень мало… Я с ним говорил один раз… при затруднительных… или, скорее, смешных для себя обстоятельствах.

— Сообщите, пожалуйста, эти обстоятельства.

— Охотно, так как это свидание не оставило во мне ни стыда, ни упрека. Я — изобретатель. Нуждаясь в большой сумме для работы, которая должна произвести экономический переворот в целом свете, я ходил на прошлой неделе просить денег у господина Грандье.

— Сколько? — спросил небрежно следователь.

— Пятьдесят тысяч франков!

Услышав такой ответ, судейский чиновник слегка повел глазами и закусил губы, как человек, начинающий убеждаться в справедливости своего предположения.

— Итак, вы хотели занять пятьдесят тысяч франков у Грандье?

— Да, хотя эта попытка оказалась величайшей из глупостей, когда-либо сделанных мною!

Тогда следователь перешел к другому.

— Где вы были вчера в полдень?

— В лесу.

— Когда завтракаете?

— В двенадцать часов, так что я должен был бы находиться в это время дома, но вернулся, против обыкновенного, только к часу.

— Зачем же вы изменили привычке?

— Я шел своей обычной дорогой, как вдруг увидел взмыленную лошадь без всадника. Пытаясь ее остановить… был отброшен и сбит с ног.

— В котором часу это случилось?

— В четверть первого.

— Когда же вы могли вернуться к родителям?

— Для этого потребовалось бы около десяти минут.

— Почему же вы вернулись через час?

Вторично Леон Фортен покраснел и обнаружил волнение.

— Отвечайте мне с полной откровенностью, — прибавил следователь, — скажите всю правду!

— Уверяю, что занимался делом, абсолютно чуждым печальному предмету, о котором мы говорим.

— Я забочусь о ваших же интересах!

Фортен, сделав над собой усилие, начал:

— Хорошо! В тот момент, когда встретилась лошадь, у меня был букет из фиалок и первоцвета… Имея свободной одну только руку, я не смог удержать лошадь. Букет очутился под копытом. Пришлось набрать свежих цветов.

В ответ на это следователь иронично улыбнулся, слегка пожав плечами.

— Можете сказать, кому предназначались эти цветы?

— Нет, — возразил с твердостью Леон, — не могу и не хочу!

— Подумайте, к каким последствиям может привести ваше стремление недоговаривать детали столь малоправдоподобной истории!

— Это мой секрет, и вы его не узнаете!

— Как угодно… Встретили вы кого-нибудь по дороге?

— Никого… или — не обратил внимания ни на кого. Может быть, прошел даже мимо нескольких человек, не заметив их!

— Однако вас видели!

— Возможно: я не прятался. Впрочем, видевшие меня могут подтвердить справедливость моих слов.

— Да, без сомнения, но не всех!

Следователь наклонился к писцу, после чего тот положил перо и быстро вышел, а через несколько минут вернулся в сопровождении Шелковой Нити и Бабочки, двух помощников Жерве, все еще одетых один рабочим, другой — служащим в Западной компании.

— Узнаете вы этого господина? — обратился безо всяких обиняков следователь к Бабочке.

— Да, я встретил его вчера в лесу, когда мы пытались остановить коня Жерве. Мой товарищ, Шелковая Нить, поймал-таки скакуна и поехал на нем в Мезон-Лафит, я же возвращался пешком, когда заметил господина, находящегося теперь перед вами. Он привлек мое внимание тем, что шел быстро и казался взволнованным, но особенно меня поразила его запачканная пылью одежда и помятая шляпа. Удивленный исчезновением своего начальника, я искал тому причины и, увидя незнакомца, так мало походившего на гуляющего, принялся его выслеживать.

Этот господин достиг Мезон-Лафита, и я видел, как он шел вдоль решетки богатой виллы, затем остановился и положил за столбом букет, который держал в руке. Следуя за ним на расстоянии почти двухсот метров, мне удалось заметить очень элегантную фигуру дамы в голубом, под белым зонтиком, которая торопливо взяла букет.

— Известно вам название этой виллы?

— Оно обозначено золотыми буквами на мраморной доске, находящейся над главным входом — вилла Кармен!

— Ну-с, господин Фортен, хотите что-нибудь сказать? — спросил с иронией следователь.

— Скажу, что это показания шпиона, которому нечего здесь делать! — ответил раздраженный молодой человек.

При слове «шпион», неосторожно сорвавшемся с языка Леона, полицейский агент побледнел и бросил на него гневный взгляд.

По знаку следователя он продолжал:

— Я шел за господином до самого его дома и узнал, кто он такой. Потом мы занялись Жерве, которого обнаружили вечером того же дня в Сен-Жерменском госпитале в отчаянном положении. Он не узнал нас и не мог дать никаких указаний относительно нападения на него.

— Вы продолжаете думать, что здесь было преступление, а не случайность?

— Преступление, утверждаю! Кроме того, заявляю, что этот молодой человек, занятый в лесу собиранием маргариток и находившийся так близко от места преступления, имеет к нему какое-то отношение.

Тут Леон Фортен потерял свое обычное хладнокровие и порывисто вскричал:

— Что же такое случилось?! Вы арестовали меня без всякого основания, под предлогом, что я собирал цветы в лесу! И ваша совесть, господа, не возмущается?! Вы допускаете, что человек, вся прошлая жизнь которого — работа и честность, может сделаться преступником в один день! Это чудовищно!.. Я протестую!

В ответ следователь молча вынул из кармана небольшой пакет, завернутый в газетную бумагу, потом надорвал его и открыл маленькую книжку, снабженную карандашом и каучуковой тесьмой.

— Узнаете? — спросил он ледяным тоном.