Элоиза Джеймс - Париж в любви

Вчера Анну дважды ставили у стенки в течение одного урока. Я спросила, за что ее наказали, и она ответила, что не помнит. Во всяком случае, мальчишки ведут себя еще хуже, сказала она. Я не могу дождаться встречи родителей с учителями. «Она плохая американка» прокручивается в моей голове на мотив «Она очень хорошенькая дев-в-вочка…»

Из многочисленных мостов Парижа мой любимый — мост Александра III, а моя самая любимая из статуй — смеющийся мальчик с трезубцем в руке, который сидит верхом на рыбе. Хотя это ребенок, он больше меня. И все же это еще совсем маленький мальчик с простодушной улыбкой, который еще незнаком с печалями и обманами мира. На дальнем конце моста Александра III, напротив морского мальчика, сидит его сестра-близнец. По-видимому, она только что вышла из воды. В одной руке у нее пучок водорослей, в другой — раковина, которую она поднесла к уху. Девочка вглядывается в даль, напряженно слушая. Мне кажется, что она прислушивается к рокоту волн, к звукам дома.

У каждого Питера Пэна есть свой Крюк,[16] у Гарри Поттера — свой Малфой… Немезида Анны — Домитилла, юная леди, которая ее ударила на площадке для игр. Домитилла — болтливая итальянка, которая жаждет всегда быть в центре внимания (это почетное место Анна не собирается никому уступать). «Она — дьявольское отродье», — совершенно серьезно сказала мне сегодня утром Анна по пути в школу.

— Нам бы хотелось белого вина, — говорит Алессандро нашему виноторговцу, месье Жюно.

— Что вы будете есть? — осведомляется месье Жюно.

— Палтус с мятой и лимоном, — отвечаю я.

— А гарнир?

— Картофель.

— Мелкий или крупный? — продолжает расспросы месье. Кто же знал, что это имеет значение?

— Мелкий.

Наше меню в устах месье Жюно звучит, как carte du jour[17] в ресторане с мишленовскими звездами.

— Вино для вас, — говорит он, любовно выбирая бутылку. Дома оказывается, что рыба совершенно несъедобна, зато вино — просто чудо.

Лука подцепил вирус и сегодня утром жалобно заявил, что в мире есть только одна вещь, которую он мог бы заставить себя съесть: «Фрут Лупс»[18] (завтрак «Фруктовые колечки»). Когда я забрала Анну из школы, мы, сделав крюк, зашли в маленький магазин под названием «Настоящая Маккой»,[19] который поставляет провизию для американских эмигрантов, страдающих ностальгией. Нам повезло! Мы купили желтый сахарный песок, маршмеллоу[20] и «Фрут Лупс». Лука съел три миски.

Балерины выбегают из консерватории покурить. Они стоят стайкой у лестницы, и кости на бедрах так и выпирают. Сегодня две из них просто великолепны в розовых пачках, и они разминаются с отсутствующим видом.

Сегодня днем я упорно трудилась над «Поцелуем в полночь» — это мой ремейк «Золушки». Моя героиня — плоскогрудое, несчастное создание, и ее преображение включает пару восковых грудей. Это достоверный исторический штрих, о котором очень забавно писать. Я подкинула ей множество бед и не нарадуюсь тому, что прошла через пластическую хирургию и мне не надо разгуливать с восковыми грудями.

Сегодня у Алессандро была первая встреча с французом, откликнувшимся на объявление в Интернете об «обмене беседами». Его зовут Флоран, и он хочет изучать итальянский, так как купил земельный участок в крошечной деревушке возле Лукки, в Тоскане, и планирует построить там дом. Но главная причина заключается в том, что он влюбился в официантку, которую встретил в этой деревушке. Очевидно, она очень, очень застенчивая и сдержанная.

Проснувшись сегодня утром, мы увидели завесу из дождя, который лупил с такой силой, что мне со сна показалось, будто наша спальня находится позади водопада: мы в темной прохладной пещере, а вместо наших больших окон — лавина низвергающейся воды.

Сегодня Анну выставили из класса на уроке математики и послали в вестибюль «поразмыслить о самой себе». Я спросила, о чем же она думала. Вместо того чтобы заняться самооценкой, она, оказывается, планировала новую семью в Симс. Правда, она призналась, что боится, как бы я ее не убила, прежде чем она займется этой компьютерной игрой.

Обеспокоенная подруга только что сообщила мне из Англии, что в книге ее сына по экономике приводится следующий факт: каждый год госпитализируют 650 парижан из-за несчастных случаев, виной чему собачьи фекалии. После того, как я прожила здесь почти два месяца, меня ничуть не удивила эта информация. К счастью, мы (пока что) не входим в число пострадавших.

Я шла домой в сумерках, и все прохожие отщипывали от багетов. Тротуар выглядел так, будто сотни потерявшихся детей разбрасывают крошки, чтобы потом найти дорогу домой.

Главная соперница Анны, Домитилла, только что вернулась с похорон своей бабушки в Италии. Когда Домитилла оторвала взгляд от гроба, то, посмотрев вверх, увидела Иисуса, висящего в воздухе. Комментарий Анны: «Я была сильно удивлена, услышав такое». Но другой одноклассник, Винченцо, вступил в разговор и сказал, что знает мальчика, у которого совсем нет ног. Он пошел в церковь и помолился, а после того, как увидел в воздухе мужчину с седой бородой, встал и пошел. «И это даже лучше, чем просто увидеть Иисуса», — заключила Анна.

Моя издательница заехала в Париж по пути на книжную ярмарку во Франкфурте. Она пригласила меня на ланч в «Брассери Липп»,[21] где каждый день завтракали Симона де Бовуар и Жан-Поль Сартр. Я ела какой-то темный рыбный суп, очень вкусный, и выпила слишком много вина. Мы беседовали о кулинарных книгах и о нашей жизни до детей.

Люди здесь целуются все время: романтично, печально, нежно, страстно, здороваясь и прощаясь. Они целуются на берегах Сены, под мостами, на углу улиц, в метро. До вчерашнего дня я не подозревала, что Анна это замечает. Дело было так: я высказала предположение, что, возможно, ситуация в ее классе с матерью-одиночкой объясняется разводом. Анна со мной не согласилась. «Они здесь не разводятся, — заметила она. — Это все из-за того, что они так много целуются».

Очень ранним утром свет исходит лишь из закрытых пекарен. Стулья поставлены вверх ножками на столы, но запах свежеиспеченного хлеба — словно приглашение.

В начальной школе Мэдисон я носила исключительно платья. Даже если на улице был глубокий снег, мы с сестрой снимали в школьном вестибюле теплые комбинезоны, под которыми обнаруживались шерстяные колготки. В глазах моей матери мы были юными леди, а леди носят платья, надевают белые перчатки в церковь, шляпы на Пасху и спят в длинных фланелевых ночных рубашках.