Майкл Пэйлин - От полюса до полюса

— Примерно через два часа.

Телевидение представляет: новейшая статья британского экспорта

День 12: Баренцево море

Мой будильник принимается трещать в 1:30 ночи. Ему приходится потрудиться, чтобы пробиться со своим голосишком через скрежет машины, ревущей, дающей то задний, то передний ход. Вверху на мостике Стейн извиняется. Последний корабль, который он заправлял, «просто не знал, что делает». Освеженный сорока минутами сна, я взираю на серые воды, разыскивая взглядом того, кто обещал взять нас к себе на борт. Примерно в два часа ночи по нашему левому борту материализуется «Ян-Майен». Корабль этот раза в два или три выше «Норселя», и кормовой портал его утопает в оранжевом натриевом свете. Пересадка с корабля на корабль будет осуществляться с помощью крана, и, поскольку мне предстоит перенестись над лишь недавно оттаявшими водами Баренцева моря, меня помещают в спасательный костюм. Это большое и неуклюжее прорезиненное сооружение должно немедленно превратиться во вместилище для моего тела, как только последнее соприкоснется с водой.

— Не бойся, — ухмыляется один из наших поляков, пропуская веревку под моими руками. Он дает знак рукой безликой фигуре, находящейся высоко над моей головой, и я вдруг взмываю в воздух, раскачиваясь как коробка туалетной бумаги, стопка ящиков с пивом или какой угодно прочий товар, переношусь через борт над водой и вверх, попадаю в другой мир. Моряки «Ян-Майена» не похожи на наших неряшливых и неформальных друзей с «Норселя». Они опрятны, облачены в желтые поливиниловые комбинезоны с черными сапогами и похожи на полисменов, окруживших жертву дорожной аварии. В отличие от «Норселя», отчаянно мотающегося внизу, «Ян-Майен» почти неподвижен. Нас провожают внутрь — на мостик с кондиционером, где тихо попискивают пульты, а члены экипажа сидят за ними как в сериале «Стар Трек».

Корма напоминает площадку для боулинга, с которой длинные зеленые сети с громким грохотом и лязгом валятся на глубину 1500 футов на дно морское. Зрелище впечатляющее и волнующее, остается лишь гадать, какие могучие подводные чудища требуются для обуздания подобной великой мощи. Ответ прост — креветки. «Ян-Майен» с его современнейшим мостиком стоимостью в миллион фунтов, сорока душами экипажа, траулерным дисплеем Datasyncro и 4080-сильным турбинным двигателем датской постройки представляет собой всего лишь гламурную креветочную сеть.

Они круглосуточно ловят креветок уже в течение месяца и подняли на борт уже 400 т этих маленьких красных созданий. У них есть еще фабричная палуба со средствами обработки, так что они могут за двадцать четыре часа превратить взятую на дне моря добычу в замороженные упаковки. Однако подобное убийство кажется мне слишком уж массовым. Потом, кто может съесть столько креветок? Ответ уже традиционен — японцы.

Восемь утра: вместе с двумя инспекторами береговой охраны мы следим за подъемом сетей. Еще одна великолепная демонстрация технологической изощренности и общественной организации. И еще три тонны креветок.

В девять утра к борту подваливает «Норсель», и мы приготавливаемся к перелету над морем. Прижимая к груди ящики с принадлежностями, мы опускаемся на палубу, болтая ногами как дети, возвращающиеся со школьного пикника.

День 14: Из Баренцева моря до Тромсё

Просыпаюсь: небо чистое, море спокойно. Этим утром мы впервые можем видеть берега материковой Европы. Скалистые, увенчанные снегами вершины острова Фуглой с одной стороны и Арнси — с другой образуют открывающиеся перед нами широкие ворота к нашему первому континенту.

Холодная хватка Арктики наконец ослабела. Лед на якорной лебедке растаял, море кротко и лениво плещет в борта, и первые проявления растительной жизни качаются на воде.

С мостика исчезла вся суета нескольких последних дней. Успешно заправив двенадцать кораблей, Стейн благодушествует, матросы отмыты и побриты не хуже церковных хористов, а шеф-инженер, сверкая улыбкой, звонит домой.

Для нас путешествие только что начинается, однако здесь, на семидесятом градусе широты, я начинаю понимать, почему так рады все члены экипажа нашего «Норселя». Все мы выдержали поход по крайне суровому миру, где пределы допустимой ошибки опасно узки.

Холодная хватка Арктики…

В два часа пополудни первый помощник замечает самолет, взлетающий с аэродрома в Тромсё. Через час мы уже идем по проливу Гротсундет, насколько я понимаю, в известном смысле являющемуся воротами в Арктику, и вот перед нами открываются все соблазны цивилизации — в виде Леголенда разрисованных стен и крыш.

Через пять дней и двадцать один час после отплытия из Лонгьирбюена мы причаливаем к пристани Тромсё. Две невысокие и симпатичные дамы из норвежской таможенной службы поднимаются на борт корабля, и после короткой инспекции мы получаем право оставить корабль.

Тромсё становится первым городом в моем путешествии, и, хотя в нем проживают всего 50 000 душ, он может похвастать тремя соборами, университетом, пивоварней и двадцатью тремя ночными клубами. Здесь любят величать свой город «Северным Парижем», и, полагая, что следует отпраздновать прибытие в Европу, я разыскиваю ближайшее к бульвару кафе — бар «Баклан».

Лето, похоже, поторопилось явиться в Тромсё. К студенческим компаниям, празднующим три не знающих ночи месяца, когда соединенные усилия теплого Гольфстрима и двадцатичасового солнечного света придают этому маленькому городку настроение взволнованного гедонизма, сегодня присоединились футбольные болельщики из Трондхейма, расположенного почти на 500 миль южнее.

На небольшом расстоянии от «Баклана» находится бронзовая статуя Руальда Амундсена, первым побывавшего на Южном полюсе. Амундсен целеустремленно стоит на гранитной плите, одетый в любимый им свободный эскимосский костюм, вглядываясь в даль фьорда. Я стою в безмолвии, пытаясь извлечь некое утешение из этих строгих аскетических черт. В конце концов, среди нас найдется немного таких, кто способен оставить Норвегию ради Южного полюса.

Вечером мы обедаем в ресторане, предлагающем интригующее блюдо под названием «тюленья лазанья»…

Потом я возвращаюсь назад в гостиницу через главную площадь Сторттогрет. К ночным клубам тянутся очереди, группа пьяных юнцов переворачивает столики и тенты. Не то чтобы с большим рвением, но со скучной, тягучей и ленивой решительностью. Вероятно, им кажется, что они интересно проводят время. Уже полночь, и солнце, опустившееся на западе к холодным холмам острова Квалой, снова начинает карабкаться вверх.