Всеволод Овчинников - Дальневосточные соседи

На одном из моих дежурств от собкора «Правды» в Варшаве пришел материал о том, что руководитель Польской объединенной рабочей партии Болеслав Берут посетил место строительства Дворца культуры и науки в Варшаве. Когда я прочел аналогичную заметку тассовца, там говорилось, что Берут ознакомился с проектом Дворца и утвердил его. Мне показалось, что это важная фраза, поэтому я вырезал ее и вклеил в текст нашего корреспондента.

Читая на следующий день «Правду», советский посол в Варшаве возмутился тем, что там написано, и счел это политической ошибкой. Дескать, Дворец культуры и науки – дар Советского Союза Варшаве. И никто, включая первое лицо Польши, не вправе утверждать или не утверждать его проект.

Посол дал шифровку в Москву. Она попала прежде всего к Лаврентию Берия, который курировал строительство высотных зданий, включая и Дворец в Варшаве. Берия написал на телеграмме посла: «Разобраться и наказать!»

После такой резолюции от меня могло остаться мокрое место. Но, к счастью, все обошлось. Главному редактору «Правды» поставили на вид. Редактору Отдела стран народной демократии объявили выговор. А меня на три недели отстранили от дежурств, что оказалось очень кстати. Дело в том, что как раз в 1952 году я женился, но неделями не говорил с женой, ибо приходил домой в четыре-шесть ночи, а жена уходила на работу в восемь утра.

В 1953 году из Китая вернулся писатель Константин Симонов. Он привез новый очерк и рассказывал о своей поездке на редколлегии «Правды». А после выступления передал руководству редакции какие-то глиняные комочки, подаренные ему китайским маршалом Лю Бочэном. Симонов сказал, что так и не знает, что это такое.

Редактор «Правды» Ильичев сказал: «Так у нас же есть этот лейтенант, как его, Овчинников. Позовите-ка его сюда». Войдя в зал заседаний, я понял, что это ферментированные яйца, обмазанные глиной, которые хранят до шести месяцев.

– Товарищ Овчинников, вы знаете, что это такое? – спросил Ильичев.

– Конечно, знаю, – ответил я. – Это так называемые «тухлые яйца» – излюбленная китайцами закуска.

– А вы можете съесть такое яйцо?

– Разумеется, могу, – ответил я.

Ударил яйцом о стол, глина осыпалась, треснула коричневая кожура, обнажился зеленый белок и черный желток, разнесся запах застоявшейся мочи. Собрав волю в кулак, я запихал яйцо в рот и проглотил его. Ильичев тут же нажал кнопку, вызвал заведующего отделом кадров и сказал ему: «Готовьте для Овчинникова загранпаспорт. Он готов ехать на постоянную работу в Китай…»

Так я стал самым молодым зарубежным корреспондентом не только в «Правде», но и вообще в советских средствах массовой информации. Уехал за рубеж в 27 лет, тогда как обычно в такую командировку посылали людей с уже сложившейся репутацией, как правило, сорокалетних.

В марте 1953 года мы с женой сели в поезд Москва – Пекин. Вагон оказался довоенным СВ с облицовкой из красного дерева и отдельным туалетом на два двухместных купе.

Провожавшие нас родственники принесли уйму еды. У нас была кастрюля пирожков, килограммовая банка черной икры и много других лакомств, достаточных для кругосветного путешествия. И все-таки было интересно покупать на станциях местные деликатесы вроде копченого омуля на Байкале.

Неделя в пути прошла незаметно. И мы потом не раз повторяли подобные путешествия по Транссибу, стараясь подобрать хорошую компанию с гитарой. Это было нетрудно, ибо в Москву этим маршрутом ездили также коллеги из Ханоя и Пхеньяна.

И вот наконец Пекин. Величественные башни древней городской стены возвышались над пустынными улицами, по которым двигались преимущественно рикши. Лишь изредка проезжал то ли трофейный джип, то ли советская «победа». На ней нас и встретили коллеги.

Корпункт «Правды» был размещен в центре города, рядом с главной торговой улицей Ванфуцзин, в переулке с колоритным названием «Колодец сладкой воды».

Это был типичный пекинский сыхэюань – то есть три одноэтажные фанзы, обрамлявшие внутренний дворик. Окна, оклеенные папиросной бумагой. Земляные полы, застланные циновками, под которыми гнездились скорпионы. Буржуйки, чтобы отапливать помещение, а также греть воду для душа и для стирки.

Подобные напоминания о блокадном быте, мягко говоря, не радовали.

Столичная жизнь в 50-х годах носила как бы семейный характер. В Пекине тогда было двенадцать иностранных послов и пятнадцать зарубежных корреспондентов (ныне – послов более двухсот, а журналистов – несколько тысяч). Поэтому нас приглашали на все государственные банкеты. В старом здании «Пекин-отеля» мы сидели буквально в нескольких метрах от главного стола, где Мао Цзэдун чокался с Неру или Сукарно, с Хо Ши Мином или Ким Ир Сеном. Глава правительства Чжоу Эньлай часто подходил к нашему столу и, зная, что я китаист, заговаривал со мной. Дескать, тридцатилетнему мужчине рано есть акульи плавники. Вот, мол, лет в 60–70 это будет полезно для повышения потенции.

Именно премьер Государственного совета дал мне китайское имя О Фучин (что буквально означает «министр европейского счастья»). Однажды Чжоу Эньлай неожиданно пригласил меня в свою правительственную резиденцию и спросил: почему журналисты из других стран постоянно просят у него интервью, а советские – никогда. Задавайте, мол, любой вопрос.

И тут я сморозил глупость. Хотел узнать, когда Пекин станет полноправным членом ООН, но неудачно упростил фразу и спросил: «Когда же КНР вступит в Организацию Объединенных Наций»?

– Удивляюсь, что представитель главной советской газеты задает столь некорректный вопрос. Китай является одним из учредителей ООН. Ему нужно не вступать, а восстановить свои законные права, которые узурпировал свергнутый режим Чан Кайши…

В отличие от большинства зарубежных коллег, мне в Китае не мешал языковой барьер, а, наоборот, очень помогал языковой мост. Не только руководители государства, но и первые секретари парткомов и губернаторы провинций беседовали со мной без переводчика, что вело к совершенно иному уровню откровенности.

В 1956 году на VIII съезде КПК, которому газета «Правда» ежедневно посвящала целую страницу, в комнату иностранных корреспондентов неожиданно вошел Мао Цзэдун и спросил: «Кто тут из «Правды»? Пожал мне руку и похвалил: «Потрудился – так потрудился. Освещал съезд хорошо».

После рукопожатия Великого кормчего моя жизнь круто изменилась. Нам тут же предоставили современную квартиру с центральным отоплением и другими удобствами. А для поездок по стране уже не требовалось просить письменного разрешения в МИДе. Достаточно было позвонить в газету «Жэньминь жибао» и попросить их корреспондента в соответствующем городе подготовить для меня программу.