Карл Май - На Диком Западе

Когда опустились сумерки, выбрали место для ночлега — маленькую лужайку с мягкой травой на самом берегу ручья. Неожиданно из кустов вышли два человека в кожаных костюмах и широкополых шляпах. Они держали ружья наготове. Один из них крикнул:

— Кто идет?

— Путешественники, — ответил Портер.

— Откуда?

— Из Калифорнии. А вы кто такие?

— Мы охотники, — отвечал все тот же незнакомец.

— Сколько же вас там спряталось?

— Мы одни, но на днях должны подойти наши товарищи из Льяно, мы их ждем здесь со вчерашнего дня.

— Как же вы рискуете идти навстречу с поднятыми ружьями, если вас только двое?

— Ha этот счет мы спокойны, для четверых из вас есть по заряду из наших ружей, а остальных можно пристрелить из ревюльверов. Не хочу скрывать, что лица некоторых из вас мне не внушают доверия, — при этих словах он выразительно взглянул на мексиканцев.

— Вы, кажется, сами, того не замечая, наносите нам оскорбление, — возмутился Портер.

— Я не сказал, кто именно из вас мне не симпатичен, да, наконец, я ведь могу и ошибаться…

Вскоре вся компания разместилась у затухавшего уже костра.

— Вы сказали, — обратился к охотникам Портер, — что будете здесь несколько дней ждать ваших товарищей. Но ведь вы рискуете встретиться с краснокожими, а встреча эта не из приятных.

— Это нас не беспокоит, так как с нами человек, который справится и с целой сотней краснокожих.

— Следовательно, вы здесь не одни, как сказали раньше. Где же третий?

— Он отправился на разведку и скоро вернется.

— Это, должно быть, знаменитый охотник вроде Разящей Руки?

— Да, вроде, хотя и не он.

— Но кто же? — продолжал допытываться Портер.

— Пусть он скажет вам сам, а пока представляю вам моего сына Мартина, меня же зовут Бауман.

— Благодарю вас и считаю теперь своим долгом назвать и наши имена. Меня зовут Портер; этих двух — Блонт и Фэлзер, это же луноподобное черное лицо зовется Бен Нью Мун. Два же мексиканца присоединились к ним только сегодня. Они везут деньги своего господина из Сан-Диего и тоже отправляются через Льяно. Их имена Эмилио и Карлос Кортеджо. — Называя каждого по имени, Портер указывал на него пальцем, и Бауман внимательно приглядывался к нему.

— Теперь, когда вы знаете наши имена, быть может, скажете: кто именно не внушает вам доверия?

— Я думаю, что вскоре они это и сами почувствуют, и называть их пока не буду.

Затем он обратился к братьям Кортеджо.

— Насколько я понял, близ Сан-Диего находится гасиенда вашего господина. Можно спросить, как она называется?

— Гасиенда Эчилло.

— А имя владельца?

— Его зовут… господин Монтано, — ответил, запинаясь, Карлос; было очевидно, что фамилию эту он только что придумал.

Бауман уже не хотел скрывать своего недоверия и сказал:

— Теперь я могу удовлетворить ваше любопытство и признаться, что неприятные мне личности — это вы и ваш брат.

Оба мексиканца схватились за ножи.

— Это явное оскорбление, и оно не пройдет вам даром! — воскликнул Эмилио, вскакивая со своего места.

— Я привык говорить в глаза правду всякому и на этот раз не намерен изменять своих привычек.

— Что же вы о нас думаете? — спросил Карлос, весь дрожа от злости.

— Я думаю, что вы лгуны, если еще не хуже.

Оба брата выхватили ножи из-за пояса и бросились к Бауману.

— Мы требуем удовлетворения тут же и сию минуту, иначе мы принудим вас к этому силой.

Бауман оставался совершенно невозмутимым и только направил револьвер на говорившего:

— Если вы сделаете еще хоть шаг вперед, я немедленно уложу вас на месте, а Мартин выстрелит в вашего брата. Имя Бауман вам незнакомо, но меня все племена называют по-своему, и все эти имена означают одно и то же — Гроза Медведей. Теперь вы, вероятно, припомните, что кое-что слышали обо мне.

— Как? Неужели перед нами известный Гроза Медведей? — вскричал Бен Нью Мун.

— Да, он самый, — отвечал Бауман.

— Я о вас очень много слышал. Вы были взяты индейцами сиу в плен.

— Совершенно верно, храбрые Виннету и Разящая Рука освободили меня.

— Об этом выдающемся подвиге Разящей Руки мне тоже говорили. Я счастлив, что мы с вами встретились. Надеюсь, что происшедшее сейчас недоразумение забудется, и вы возьмете свои слова назад. Не правда ли?

— Слово «лгуны»? Никогда!

— Но разве вы можете это доказать?

— Я никогда не говорю того, чего не могу доказать. Во-первых, очень странно, что слуги несколько минут припоминают имя своего господина, а во-вторых, я несколько месяцев жил близ Сан-Диего, где даже не слыхал никогда имени Монтаио, и поэтому утверждаю, что там нет имения Эчилло! Очевидно, это название вымышленное и придумано тут же, во время разговора. Но вы можете спрятать свои ножи и оставаться здесь, — обратился он к братьям Кортеджо, — я вас не гоню только потому, что вы пришли с порядочными людьми.

Братья переглянулись и нехотя опустились на прежнее место.

Между тем наступили сумерки. Разожгли костер, и, так как листьев было мало, Мартин направился к кактусовым кустам. Место, где находилось общество, было очень низким, со всех сторон его защищал большой кустарник, и поэтому никто не заметил, что начинается ураган. Все были поражены жутким ревом и свистом — это ветер поднимал целые облака песка, сыпавшегося дождем на землю. Это приближался торнадо. Вдруг они услышали, что Мартин зовет их. Все поспешили к нему и увидели поразительную картину — в ложбине за кустарниками она не могла быть заметна.

Все пространство, где росли кактусы, было залито морем огня; каждое растение, каждый листок сверкал маленькими огоньками. Все стояли, пораженные волшебным явлением.

— Что бы это значило? — спросил Портер.

В ответ ему, с того места, где они раньше сидели, прозвучал голос;

— Это огоньки Великого Духа, которые он зажигает, когда хочет предостеречь своих детей.

— Это мой проводник, — объяснил Бауман, — он, по обыкновению, подъехал неслышно.

Все повернулись к тому месту, где потухал их костер, — там действительно стоял всадник. Это был индеец в национальном костюме, с украшением из перьев в длинных черных волосах. В руке он держал винтовку в серебряном окладе. Янки и мексиканцы страшно испугались и чувствовали себя будто в ловушке.

— Откуда здесь краснокожий? — спросил Портер. — Он, вероятно, не один?

— Нет, он один, — сказал Гроза Медведей. — Это Виннету, известный предводитель апачей.

Индеец слез с лошади и, не обращая внимания на то, что все присутствующие с любопытством разглядывали его, подошел к Бауману.