Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж!

Ответ – мушкетная пуля поверх головы. Сильно поверх. А раз убить пока не желают, сочтем за реплику.

– Господа, не совершайте ошибки. Ваши дрянные стены не выдержат и часа бомбардирования. Поверьте, пушки нацелены хорошо. Так же после того, как дело дойдет до бреширования и штурма, опасаюсь, мы не сможем гарантировать вам жизни. Наши местные рекруты отчего-то очень свирепы…

Увы, способность до конца цепляться даже за безнадежную позицию – одна из особенностей британской армии. Ответ – еще одна пуля, пониже.

– Вольно им! Жаль, напротив ворот один щебень. Зато одна из башен уже замолчала. Значит, нам работы – развалить одну башню и одну стену. Ну-ка…

До вечера управились. И белый флаг сам появился над стеной форта.

На этот раз Патрик сам подставляться не стал, но по парламентеру стрелять запретил. Англичанин сообщил, что комендант желает выпустить женщин и детей – и не иначе как под гарантии испанского офицера.

– Что ж, я вполне испанский офицер, – заявил Патрик, – но я требую сдачи форта. В обмен на жизни женщин и детей. Да и остального гарнизона.

С пощадой для женщин и детей его люди были согласны. Насчет прочих – засомневались. Сомнение высказали, аккуратно, не оспаривая приказа.

– Нам сейчас не мстить, а ноги с острова уносить нужно. Опять же порох нужен. И «поросята». Те, что целы остались, – как раз испытание прошли!

Когда гарнизон и беженцы из форта «Дания» достигли замка на восточной скале, их сурово окликнули сверху:

– Король или парламент?

И, услышав честный ответ, велели проваливать. Для замка «Дувр» продолжалась гражданская война…

Люди Патрика сумели неплохо отдохнуть до вечера. А с последним лучом солнца – побудка! И капитан – та, что не временная, а настоящая, – с известием, что предстоит немало работы.

– Сеньоры, вы успели передохнуть, а мои роты – нет. Весь день материалы готовили. Патрик, ты знаешь, что делать… Лучше меня. А я посплю. Утром должна быть свеженькая. Как и мои роты!

Которые весь день набивали мешки землей. И корзины. И щиты деревянные сколачивали. И разбирали дома ради камня. Теперь людям Патрика это все таскать, и тихо. Так, чтобы напротив батареи Хейвуда к утру стояло три батареи. Одна – с морскими пушками. Две – с «поросятами» из павших фортов. И стоять они будут не в открытую!

Сама батарея Хейвуда, например, это не пушки, выставленные рядком. Земляной форт с куртиной, четырьмя маленькими бастионами и поворотными рогатками вместо ворот. Куда более сильное сооружение, чем павшие замки. Потому его придется почтить правильной атакой. Будь времени в достатке, стоило бы начать копать сапу. Зигзаг, в углах обросший небольшими укреплениями. И только подведя сапу на пушечный выстрел – отрыть параллель, батареи…

Долго? Но это единственный способ. Бросать в атаку толпы с мачете… Даже против каменных стен у них было бы больше шансов, чем во рвах под картечью. Долбить же траншею в известняке – это недели.

Но вот – рассвет, и стволы черных глаз выносят батарее приговор.

– У нас, конечно, не армия, а орда. Но и порт простреливает отнюдь не Бреда. Ускоренная атака готова, сеньоры. Начнем…

По бастионам открывают дружный огонь восемнадцать орудий. Каждое, обмотав колеса тряпками для бесшумности, ночью приволокли на позиции роты Патрика. Впрягались и тащили. Мало ли что без дороги. Мало ли что весят от шести до десяти тонн. Пот не кровь, а ведь и той не жалко ради свободы. Под прикрытием огня новые роты волокут вперед щиты, мешки с землей, фашины и габионы, камни и бревна из разобранных домов. То, что полагается рыть неделями, возникает за считаные часы.

Хорошо работают бывшие рабы. «Вспомните присягу!» И вопросов почти не задают. Это если нужно убедить быстро. Но Изабелла сама обходит роты, объясняет. Понимает – нет в рыхлом войске той веры в командира, что в экипаже «Ковадонги». Потому следует все рассказать. Опять же, ирландец силен смекалкой, и если соображает, что делает, часто может сделать лучше. Может и хуже – но от глупостей отчасти защищает Кодекс. Когда на кону голова, даже ирландец прежде, чем ставить опыт, спросит позволения у начальства. Или хотя бы подумает подольше.

На батарее всего полторы сотни англичан, но это – не ополчение. Настоящая гарнизонная пехота. До ночи им приходится смотреть, как растут чужие флеши и горнверки. Теперь к батареям и не подойти. Даже ночью. Потом… Белый флаг. Разговор. Командир батареи в знак уважения к противнику приложил ладонь к полам шляпы. Кажется, даже весел:

– Рад вас видеть, сеньоры. Фландрская манера узнаваемей знамени. Что ж, я люблю добрую игру, а повеселиться мне не доводилось с тех самых пор, как я оставил службу лорда Вильгельма. Этой ночью вы увидите, как добрые голландцы отвечают на ускоренную атаку. Надеюсь, вам понравится.

Ночь – спокойна. Костры. Дерева много, целый город разворован. Потому огонь теплят ради еды и развлечения.

– Наши ребята неплохо приоделись, – замечает Изабелла, – еще вчера были в мешковине. А теперь? Только что башмаки не у всех, так на корабле и не нужно. Что у вас?

Посыльный с периметра. Ожидаемое известие: полевая армия англичан. Все ясно, все предусмотрено. Но почему тогда дыхание остановилось?

– Там это… Кто вчера не принял присягу. Просятся…

А выдохнуть нужно медленно.

– Ясно. Когда все лили пот, они лили ром. Что ж, теперь будут лить кровь. Предупредите об этом. Из тех, что не уйдут, набирайте группы по десятку человек – и сюда, с сопровождающим. Будем формировать новую роту.

Если бы одну… Сотня за сотней… Иные чуть не с другого края острова. Оказывается – восстание скачет по плантациям, как верховой пожар. Это хорошо – губернатору не до Спайтстона. Это плохо…

Не потому, что горло хрипнет от повторения Кодекса. Но – теперь все не влезут на корабли. А слово есть слово.

К утру силы ямайской береговой охраны на Барбадосе достигли двух тысяч человек, сведенных в пятнадцать рот и три терции. Две старые – ее и Патрика. И новая. Хайме.

– Не вздумай идти впереди… – Руфина сама не заметила, как сбилась на тон, уместный скорей в устах старшей сестры, чем командира. – Эти – того не стоят. У тебя только две условно надежные роты. Их тоже держи позади, чтобы подпирали. И…

Он лишь махнул рукой.

– Справлюсь.

И вот – построение. В подзорную трубу – чего только не найдешь в богатом городе – отлично видно зеленые знамена, доносится и барабанная дробь. Идут не в ногу, но идут. Пьяницы, насильники, мародеры отрабатывают веселую гульбу. Вместе с повстанцами с дальних плантаций, которые попросту опоздали. Куртина с утра развалена, частокол выбит, у бастионов на фланках ни одной живой пушки. Кажется, на батарее вообще ни одного живого орудия. По кораблям – фрегатте, все еще носящей имя «Ройял Ривендж», и «Ковадонге» – бастионы не сделали ни одного выстрела, хотя Руфина ждала неравного боя. Пушка на берегу по силе числится за корабль в море. Со слов повстанцев и пленных, выходит, что на батарее не меньше двенадцати пушек. Подбить удалось три. Где остальные? Молчат. Нехорошее молчание, но сделать уже ничего нельзя. Приказы отданы, машина запущена. Теперь – победить или сломаться. Вот корабли и продолжают огонь, как планировалось.