Эмиль Новер - Капитан «Дьявол». История пирата (часть первая)

Все это ушло вместе с мраком и холодным, воющим, как сотни труб в день Страшного суда, ветром. День вступал в свои права, щедро одаряя бухту теплом и светом, покоем и радостью.

Утром 21 июля 1690 года барк «Отаго» медленно двинулся к намеченной стоянке. Используя богатый опыт старого мореплавателя, капитан быстро и умело ошвартовал судно напротив такого же барка. Сложив руки рупором, он крикнул соседям:

— Сколько стоите?

— Вторые сутки!

— Весело! — мрачно произнес капитан и, обращаясь к морякам, стоявшим вокруг, заметил: — Боюсь, мы будем здесь торчать гораздо дольше.

Капитан не первый раз приходил в этот порт. Каждый раз его барк, бросая здесь якорь, встречал разноголосый гул, скрип талей и блоков, смех, крики — все, что говорило о бурной жизни порта. Но теперь в порту царила почти мертвая тишина, лишь в двух-трех местах был слышен шум разгружаемых судов, сновали люди.

Царившее на корме молчание было нарушено вопросом капитана:

— Хотел бы я знать, сколько еще здесь торчать!

— Не все ли равно? — послышался голос одного из моряков, сматывающего линь. Обнажив в улыбке крепкие белые зубы, он добавил: — Сдадим груз, возьмем новый — и в море!

— Дубина! — рассердился капитал. — Наша стоянка отразится на делах компании!

— Ну и что? — последовал беззаботный вопрос.

— По мне, все равно, где платят — в порту или в море, лишь бы звенели денежки в кармане!

— А пока звенит в твоей тупой голове, — сказал Кинг. — Карман моряка зависит от состояния дел компании.

— Это так, — подтвердил Майкил.

Сэлвор поморщился: его только здесь не хватало! Как и многие люди своего времени, он не был лишен веры в приметы, и смутные предчувствия заставляли его желать Майкилу остаться на судне. Но судьба распорядилась иначе.

На корме вновь установилось молчание. Моряки понимали, что нужно как можно скорее разгрузиться и уходить.

— Стоя рыбы не дождешься, — обронил Кинг.

Капитан хмуро взглянул на рулевого.

— А что ты предложишь, умник?

— Если обстановка сложилась именно так, значит, чтото случилось. Надо пойти в город, найти агента и выяснить, что необходимо делать!

— Это дело! — одобрительно кивнул головой Скарроу. –

Пусть Кинг сходит и узнает, в чем дело, а заодно и табак мне купит — мой на исходе.

— Как будто у меня ноги отвалились, — буркнул капитан.

— Мы нужны здесь, — возразил штурман. — Быть может, сумеем наладить выгрузку.

Капитан, немного подумав, кивнул головой.

— Хорошо! Сэлвор, сходишь к агенту, ты образованней и смышленей многих матросов. Я дам адрес — выясни, в чем дело и что можно сделать. С собой возьми… вот Свирта!

От такого оборота Сэлвор замер, не зная, что сказать.

— На тебя столбняк напал?

— Нет, но…

— Раз нет, то и слов нет! Собирайся!

И глава судовой администрации пошел прочь с кормы.

Кингу ничего не оставалось, как подчиниться. Убедить капитана он не мог, а спорить было бесполезно.

К капитану подошел штурман.

— А ты что думаешь, Скарроу, почему стоим?

— Как сказать. В общем, ты сам догадываешься.

— Война?

— Она самая, богом проклятая!

Моряки умолкли, думая каждый о своем, но все их мысли были о нынешним положении. Вот уже два года шла ожесточенная борьба между Яковом, королем Англии, свергнутым с престола, и его затем Вильгельмом Оранским, захватившим этот престол. Это была не просто борьба двух королей на ирландской земле — в смертельной схватке сошлись два диаметрально противоположных религиозных течения, приверженцы которых были полны решимости не уступать друг другу. Большинство англичан, недовольных политикой католического короля, с радостью встретили протестантского претендента. Однако в Ирландии Яков имел армию, с которой он связывал все свои надежды. Опираясь на протестантские силы Изумрудного острова, в особенности на север, Вильгельм открыл военные действия. Недостаточно обученная и вооруженная армия приверженцев католической веры после успехов на первых этапах терпела одно поражение за другим от лучше организованных и оснащенных отрядов протестантских наемников. По всему острову люди брались за оружие, вступая в ряды единоверцев. Протестанты и католики жгли дома своих противников, уничтожали посевы, устраивали жестокие схватки. Уже отошла и стала достоянием истории осада Дерри, и теперь враги собирались помериться силами на реке Бойн.

Но были люди, которые оставались в стороне от борьбы. Считая эту войну дракой между англичанами за британский трон, они предпочитали со стороны наблюдать за ходом военных действий. У Кинга Сэлвора, матроса с барка «Отаго», имелась еще одна причина — он считал себя католиком лишь тогда, когда ему это было удобно. Товарищ

Сэлвора Майкил Свирт как-то недовольно сказал: «Меня очень удивляет твоя позиция, но я не удивлюсь, если когданибудь ты скажешь, что тебе по душе протестантская вера». Метнув недобрый взгляд, Сэлвор ответил: «Вера моих врагов не для меня».

Спустившись вниз, Кинг прошел ксвоей койке и стал готовиться к выходу в город. Открыв рундук, он достал чистые вещи и, начал переодеваться. Внутри рундука были видны скромные пожитки моряка: чистое сменное белье, трубка, кисет с табаком, кожаный кошель с деньгами, наваха. На внутренней стороне крышки рундука был виден портрет, сделанный цветными красками на аккуратно выбеленном месте. С портрета смотрело красивое лицо молодой девушки, обрамленное белокурыми локонами, свободно и изящно ниспадавшими на плечи и грудь. Нежные голубые глаза, светящиеся искренней добротой, маленький, чуть улыбающийся ротик, чуть-чуть вздернутый носик, изящный овал лица — все это могло вызвать лишь добрую улыбку. Но взгляд Кинга на этот портрет делал его лицо строгим и чуть печальным. Моряки барка знали, что миниатюрный портрет, выполненный красками, изображавший то же самое лицо, неизменно находится, завернутый в шелк и кожу, во внутреннем кармане куртки рулевого. Не раз они видели, как, уединившись, Кинг бережно и аккуратно доставал портрет и смотрел на девичье лицо с невыразимой тоской и грустью. Никто даже приблизительно не знал, кто эта девушка — жена, невеста? А ирландец всегда уходил от разговора на эту тему, словно поставил на нее табу.

Кинг медленно одевался, не отрывая от портрета напряженного взгляда. Если бы кто-нибудь взглянул в это время на его лицо, всегда спокойное, с ужасным шрамом, тянувшимся от нижнего края глазницы до подбородка, то не узнал бы его.

Глаза моряка сверкали злобными искрами, зубы были крепко стиснуты, пальцы, сжатые в кулаки, ногтями вонзились в ладони, шейные мускулы напряглись, представляя взору нити сухожилий. Из глубин памяти моряка всплыли картины далекого прошлого — трагическая страница его жизни…