Лебеденко Гервасьевич - Восстание на «Св. Анне»

Команда сейчас же рассыпалась по городу, а я и Кованько отправились к русскому консулу. Сознаюсь, не без трепета шел я на это свидание. Я не дипломат и не мастер сочинять. У меня на руках были нами же состряпанные радиотелеграммы, приказывавшие нам от имени марсельской конторы идти к Врангелю и сдать ему груз оружия. Правда, имелись у нас и старые телеграфные приказы, полученные еще капитаном у берегов Норвегии. Хорошо, если консул поверит! Ну, а если он вздумает проверить нас по телеграфу или пожелает задержать в Константинополе?! А что, если Врангель больше не нуждается в оружии? Еще в Гибралтаре мы читали, что дела его не блестящи. А что, если консул назначит расследование для установления причин гибели капитана и старшего? Что тогда? Тогда все откроется, и мы погибнем, и, конечно, в первую очередь мы, штурмана.

Шлюпка доставила нас на берег. В Константинополе места у пристаней дороги, и к стенке подходят только английские и американские пароходы самых богатых компаний. «Св. Анна» стала просто на рейде, ближе к скутарийскому берегу, у знаменитой башни Леандра.

По грязной набережной Галаты мы прошли к фуникулеру и через несколько минут оказались наверху, на блестящей европейской Гран Рю де-Пера. Здесь нетрудно было найти русское посольство. Это один из лучших дворцов на этой лучшей улице города. Под серыми тяжелыми воротами прошли мы во двор и, пройдя под колоннадой прохладного величественного вестибюля, вошли в зал для ожиданий. Через пять минут мы были приняты генеральным консулом. Высокий худой мужчина с аккуратным пробором принял нас сухо. Дела, по-видимому, не радовали врангелевского чиновника. Когда я стал рассказывать ему о приключениях «Св. Анны», лицо его приняло выражение неодолимой скуки и оживилось только тогда, когда я рассказал о буре в Атлантике и о гибели капитана и старшего.

— Так! Значит, вы сразу лишились капитана и его заместителя? Странно!

Я развел руками.

— Заявили ли вы об этом в Гибралтаре?

— Так точно. Мы заявили об этом английским властям.

— Была ли послана телеграмма марсельской конторе?

У меня потемнело в глазах, но я не колеблясь ответил:

— Да, была послана.

— Значит, вы получили утверждение в должности капитана?

Тут уж я не мог врать. Кованько отвернулся в сторону.

— Никак нет.

— Странно, странно, но ведь вы сносились в Гибралтаре с марсельской конторой?

— Да, разумеется.

— И вопрос о вашем назначении остался неурегулированным? Странно.

Консул нервно приподнялся и придвинул стул, на котором сидел, к столу, словно собираясь что-то писать. Мысли закружились у меня в голове. Кованько смотрел на меня с укоризной. Каюсь, я и сам подумал, — зачем не соврал? Авось бы консул поверил на слово. Консул открыл чернильницу и взялся за перо.

— Куда вы направляетесь теперь? Зачем пришли в Константинополь? — спросил он сухо.

— Я получил предписание идти непосредственно в Крым.

— В Крым? Зачем?

— Я уже докладывал вам, что на «Святую Анну» была погружена в Плимуте значительная партия оружия и, после ликвидации Северной области, это оружие было направлено генералу Врангелю. У меня есть целый ряд повторных распоряжений об этом.

Я полез в карман за телеграммами, они казались мне единственным спасением.

— Оружие Врангелю? — вдруг встрепенулся генеральный консул. — И много оружия?

Я понял, что он прослушал все мои объяснения о мытарствах «Св. Анны».

— Да, довольно много. Пулеметы, винтовки, патроны, снаряды. Вот опись. — Я опять отправился в карман за документами.

— Послушайте, но ведь это же замечательно! Вы немедленно должны отправиться в Крым! Немедленно! Идут бои за Перекоп. Оружие нужно, как воздух. Подлецы англичане отказывают нам в новых транспортах. Послушайте, ведь это замечательно! Кстати, вы завтракали?

Он позвонил. Немедленно появились сигары, и генеральный консул, усадив нас в кресла, стал рассказывать, как он устроит все формальности, после чего «Св. Анна» сможет немедленно выйти в Черное море.

— Кстати, капитан, у вас есть свободные каюты?

Я было начал уже успокаиваться. Но этот вопрос опять заставил меня разволноваться.

— Т-так точно. Есть.

— Да, но они в ужасном состоянии, — подхватил Кованько. — Во время бури они сильно пострадали, и мы не чинили их за ненадобностью и отсутствием времени.

— Это ничего! — спешно возразил консул. — Напишите сейчас записку, я перешлю ее на «Святую Анну» — так, кажется, называется ваше судно, — со своим человеком. Отдайте приказ привести все имеющиеся каюты в порядок. Ну, разумеется, по возможности. С вами в Крым отправятся десять офицеров с вестовыми, направляющиеся в распоряжение генерала Врангеля.

Мы с Кованько переглянулись. Это сильно усложняло наше положение. Но делать было нечего. Я написал записку на имя Загурняка, как боцмана. Я писал, что нужно приготовить каюты «для десяти господ офицеров и десяти вестовых». Я боялся сделать какую-нибудь приписку, которая облегчила бы Андрею и Гринблату понимание всего происходящего. Легко могло случиться, что консул пожелал бы прочесть мою записку, и мы попали бы в неловкое и даже тяжелое положение. Нам пришлось понадеяться на то, что у наших ребят хватит ума и осторожности не высказывать вслух при посланном свои мнения по поводу моего письма.

— Собственно, следовало бы оформить ваше назначение капитаном или же назначить вам кого-нибудь другого, — сказал консул. — Но знаете, оружие нужно так срочно и так это удачно вышло с вашим походом, что я думаю оставить в стороне формальности. Я дам вам письмо в штаб генерала Врангеля, в котором объясню положение вещей, и все формальности с вашим назначением будут совершены в Севастополе. Не так ли?

Я поклонился в знак согласия и подумал: «Неужели все рифы и мели позади? Неужели сошло все гладко?» Пассажиры-офицеры теперь не казались мне непреодолимым препятствием. Будет время, на корабле что-либо придумаем. Там Андрей, Гринблат... Что-нибудь сообразим... Консул поднялся. Встали и мы с Кованько.

— Да, вот еще что. Думаю я, вы не обидетесь на меня, если я назначу к вам на судно эмиссара. Все-таки, знаете, оружие, офицеры поедут, время такое. Вы издалека, из-за Полярного круга, — попробовал он пошутить. — Да, это необходимо сделать, — убеждал он сам себя.

«Опять становится тесно», — подумал я, боясь смоттреть на Кованько.

— Значит, вы не возражаете? — закончил консул. Мне оставалось молча поклониться.

Консул поднял трубку телефона и сказал что-то по-турецки, должно быть, номер абонента.

«Вот не было печали», — думал я в это время.