Барбара Картленд - Влюбленная в море

— Ну-ну, моя крошечка, — проворковала няня, — это все от того, что вы наконец дома. Догадываюсь, сколько всего вам пришлось вынести. И разве не поделом? Мы так все и обомлели, услышав, что вы уплыли с мастером Френсисом.

— Неужели все так уж удивились? — улыбнулась Лизбет сквозь слезы.

— Да мы просто рты поразевали, — подтвердила няня. — Сэр Гарри ревел внизу, что твой бык, миледи все пыталась утихомирить его, а мистрис Филлида побледнела как простыня, когда узнала, что вы не вернулись. Не удивлюсь, если это разлука с вами довела ее до болезни. Но она у нас всегда была девица себе на уме, никогда точно не знаешь, о чем она думает.

Лизбет села на стул, и няня принялась стаскивать с нее ботфорты.

— Расскажите-ка мне все по порядку, душенька, — пропыхтела она, не прерывая своих усилий. — Любопытно знать, как наш мастер Френсис поладил с этими неотесанными моряками?

Лизбет поняла, что ее испытание еще не закончено. Няне предстояло услышать о гибели Френсиса, и старушка горько зарыдала, узнав, что ее питомец умер и она больше никогда не увидится с ним. А Лизбет поняла, что солгать один раз нетрудно, трудно отстаивать свою ложь. Множество знакомых захотят повидаться с Френсисом, и, превратив его в героя, Лизбет должна будет подкреплять свою легенду рассказами о подвигах брата, и этому не предвидится конца.

Она вдруг почувствовала, что смертельно устала. Дорога от Плимута до дома была изнурительно долгой, подгоняемая тревожными мыслями, она не щадила ни себя, ни своих провожатых. Теперь тело начинало предъявлять свои права. Больше всего Лизбет хотелось сейчас вытянуться на прохладных простынях и остаться наедине со своими мыслями.

Впрочем, она понимала, что это невозможно: отец весьма разочаруется, если она не спустится вниз, чтобы рассказать ему в подробностях о путешествии, о добыче, о схватках с испанцами и о гибели Френсиса. Лизбет вспомнила Эдиту — одну, охваченную страхом в темном пустом доме, но как ни старалась, не смогла отыскать в себе сочувствия к ней. Она слышала и видела, что значила королева для таких мужчин, как Родни. Они готовы были погибнуть за Англию и Глориану, и нельзя было терпеть, чтобы люди, подобные доктору Кину и его дочери, строили козни, пытаясь разрушить то, что ценилось англичанами так высоко.

Одетая в зеленое бархатное платье с длинным шлейфом, Лизбет спустилась вниз. Как странно снова было превратиться в женщину, ощутить прикосновение к коже мягкого бархата. А глубокое декольте не на шутку смущало ее, казалось чем-то неприличным после того, как долгие месяцы она носила крахмальные брыжи до ушей.

Няня огорченно воскликнула, увидев ее короткие волосы, но Лизбет сослалась на страшную жару в Карибском море, не позволявшую носить волосы прежней длины. Но няня тут же занялась ими, заплела, сколола украшенными жемчужинами шпильками, и стало почти незаметно, что волосы были подстрижены, для того чтобы сделать ее похожей на мальчика-подростка.

Как Лизбет и ожидала, отец и мачеха сидели в парадной зале и поджидали ее.

— У тебя все лицо покрылось веснушками, — не преминула заметить Катарина, когда Лизбет села рядом с ней перед высоким старинным камином, в котором пылали поленья.

— Не только лицо, мне стыдно и за нос, и за руки, — рассмеялась Лизбет.

— Завтра мы приготовим огуречный лосьон на кадмиевой воде, — великодушно пообещала Катарина. — Невозможно появиться в Уайтхолле, выглядя, как кухаркина дочь.

— Отец, я поговорила с Филлидой, — сказала Лизбет. — Я поеду вместо нее, но мне необходимо дождаться Родни. Он долго не задержится, а я хотела бы еще раз повидать его перед отъездом в Лондон.

— Разве ты не насмотрелась на него за все эти месяцы? — весело спросил сэр Гарри.

— Не в этом дело, — спокойно пожала плечами Лизбет, поймав на себе пытливый взгляд Катарины. — Во время плавания он просил меня запомнить некоторые соображения, которые приходили ему в голову относительно команды. Я не успела напомнить ему о них перед отъездом из Плимута, но не придала этому значения, поскольку была уверена, что очень скоро мы увидимся снова. Раз вы велите мне ехать в Лондон, я готова, но только после того, как повидаюсь с Родни Хокхерстом.

— Хорошо, хорошо. Я уже отправил письмо, в котором сообщаю о нездоровье Филлиды, и несколько дней не сыграют особой роли, — уступил сэр Гарри.

— И все равно нам потребуется время, чтобы сшить Лизбет новые платья, — напомнила Катарина.

— Платья! Вы, женщины, только о них и помышляете. Впрочем, поступайте, как знаете. Лизбет сможет отправиться в Лондон на другой день после приезда Хокхерста.

— Спасибо, отец, — поблагодарила Лизбет. — Что еще вы хотели бы услышать о нашем плавании?

Она добилась своего. Доброе имя Френсиса спасено, если только ей удастся поговорить с Родни прежде, чем он увидится со всеми остальными членами семьи. Но, желая быть честной с самой собой, Лизбет понимала, что радость и облегчение, испытанные ею в связи с предоставленной отцом отсрочкой, вызваны не только стремлением почтить память Френсиса. Она хотела еще раз увидеть Родни…

По пути домой сердце Лизбет невыносимо ныло при мысли о Родни, ей недоставало его гораздо сильнее, чем это представлялось возможным. Лизбет наивно думала, что стоит ей вернуться домой, как боль смягчится. Она стремилась в Камфилд, как стремилась бы за утешением в материнские объятия.

И вот она дома, но по-прежнему невыносимо тоскует по человеку, которого оставила в Плимуте. Лизбет снова уверилась, что ничто не поможет ей забыть о своей любви, впрочем, у нее давно не осталось в этом сомнений. Любовь к Родни сделалась неотъемлемой ее частью. Только ради нее Лизбет просыпалась по утрам, жила, дышала, думала… Любовь к Родни, будущему мужу Филлиды!

Мучительную радость доставила ей возможность говорить о нем, увлекать сэра Гарри и Катарину повествованием об их совместных приключениях в Карибском море, по пути к нему и обратно. Летели минуты и часы, а Лизбет все рассказывала и даже думать забыла об усталости, погрузившись в собственный мир, в котором Родни был капитаном, а она членом его команды…

Она не забыла и о доне Мигуэле, завершив рассказ о нем его прыжком в темноту. Ей не составило труда слегка изменить обстоятельства его побега. Труднее было не задержаться на воспоминаниях о том, как Родни обвинил ее в любви к испанцу. Лизбет снова увидела его полные гнева глаза, негодующе выдвинутый подбородок, стиснутые губы…

Время от времени в ходе повествования Лизбет приходило в голову — не замечают ли отец и мачеха несоответствий в ее рассказе, внезапных пробелов, которые она не осмеливалась заполнить, ее стараний избегать разговоров о личных переживаниях, которые для женщины представлялись не менее важными, чем захват корабля и одержанные победы?