Барбара Картленд - Влюбленная в море

Время от времени в ходе повествования Лизбет приходило в голову — не замечают ли отец и мачеха несоответствий в ее рассказе, внезапных пробелов, которые она не осмеливалась заполнить, ее стараний избегать разговоров о личных переживаниях, которые для женщины представлялись не менее важными, чем захват корабля и одержанные победы?

Но сэр Гарри и Катарина внимали ей зачарованно, словно дети, слушающие волшебную сказку. У сэра Гарри загорались глаза, и он начинал довольно потирать ладони в предвкушении причитавшейся ему кругленькой суммы. Катарина просила подробнее описать шелка и духи, найденные на «Святой Перпетуе», и жемчужины, добытые Родни на испанском люгере.

— Меня страшно клонит в сон, — зевнула наконец Лизбет. Бесполезно было дольше бороться с физической усталостью. Шел второй час ночи, и Лизбет почувствовала, что не в состоянии продолжать свои истории. Она должна была немедленно лечь и немного поспать, даже если ее жизнь зависела бы от того, чтобы оставаться на ногах.

— Ступай с Богом, — сказал сэр Гарри. — Я рад твоему возвращению, дитя мое, и горжусь тобой… как гордился бы сыном.

И снова в его глазах промелькнуло странное выражение, но Лизбет слишком устала, чтобы придать этому значение. Она сделала реверанс и слегка коснулась щекой щеки мачехи, как делают женщины, недолюбливающие друг друга, но считающие необходимым соблюдать внешние приличия.

И вот наконец она нашла убежище в своей старой спальне, где ее ждала няня, чтобы помочь раздеться. Со слипающимися глазами Лизбет заползла в кровать, но едва только няня потушила свечи, как сон странным образом слетел с нее.

Лизбет ясно увидела трясущуюся от страха Эдиту, услышала ее голос, повторяющий, что Френсис мертв. Френсис, о котором она обещала заботиться, которого должна была защищать, мертв… и умер он смертью изменника, его повесили, утопили, четвертовали…

Прошло несколько часов после того, как «Святая Перпетуя» и «Морской ястреб» бросили якорь в плимутской гавани, прежде чем Родни осознал, что Лизбет уехала.

Сперва он занят был швартовкой, потом беседовал с многочисленными представителями властей, раз десять повторил историю экспедиции, пожимал руки людям, с которыми никогда прежде не встречался и которые никогда не проявили бы к нему интереса, не окажись его морское путешествие таким удачным.

Наконец ажиотаж слегка улегся, и. когда Хэпли сказал, что обед подан, Родни направился в кают-компанию, рассчитывая найти там Лизбет. Он отклонил несколько приглашений пообедать на берегу, сославшись на то, что должен лично проследить за разгрузкой кораблей. Впереди его ожидала череда праздничных банкетов, но сейчас он не желал ничего другого, кроме куска обычной солонины, которая, казалось, должна была навсегда опротиветь за время плавания.

В угнетенном состоянии духа он вошел в кают-компанию, сознавая, что это его последняя трапеза на борту «Святой Перпетуи». Неуклюжая, вычурно отделанная, плохо слушавшаяся руля по сравнению с «Морским ястребом» «Святая Перпетуя» тем не менее вызывала в нем теперь самые нежные чувства. Ее в качестве трофейного корабля конечно же припишут к королевскому флоту или приобретет богатый негоциант.

Родни грустно было думать, что больше ему не придется плавать на ней. Интересно, не испытывает ли Лизбет того же самого? И едва он вспомнил о Лизбет, как увидел, что ее нет в каюте и что стол накрыт только на одного человека.

— Где мастер Гиллингем? — спросил он Хэпли.

— Мастер Гиллингем покинул корабль несколько часов назад, сэр.

— Куда же он направился?

— Понятия не имею, сэр. Он сошел на берег и попрощался со мной. — На лице Хэпли появилась довольная улыбка, сказавшая Родни, что Лизбет не поскупилась на чаевые. Охваченный внезапной досадой, он сел в большое кресло, которое поспешил выдвинуть Хэпли, и забарабанил пальцами по столу. Итак, Лизбет ушла, не сказав ни слова, даже не простившись с ним. В том, как она украдкой покинула корабль, он усматривал что-то очень для себя обидное.

А ведь он собирался подробно обсудить с ней то, что они скажут сэру Гарри. До чего опрометчиво она поступила! Постепенно его раздражение сменилось тоскливым чувством утраты. Разумеется, нет ничего удивительного в том, что ему не хватает ее. Он так привык видеть за столом маленькое овальное личико, рыжие блестящие кудри на фоне темных стен каюты, обращенные на него яркие живые глаза редкостного цвета драгоценных камней.

Родни подумал, что их многочисленные обеды и ужины были крайне приятными. Он вспомнил ясный мелодичный смех Лизбет, раздававшийся под сводами каюты, когда что-нибудь ее смешило. Он равнодушно отодвинул от себя тарелку. Есть расхотелось совсем, одиночество угнетающе подействовало на его аппетит.

А он-то рассчитывал спросить Лизбет, что она думает по поводу того, как их встретили в Плимуте, собирался пересказать ей хвалебные речи, с которыми обращались к нему представители власти, поспешившие навстречу кораблям. Да еще много чего он хотел рассказать ей, чтобы увидеть, какое выражение появится на ее подвижном личике.

Родни залпом выпил стакан вина и жестом отослал Хэпли, обеспокоенно предлагавшего принести какое-нибудь другое блюдо, и прошелся по каюте, снова остро переживая предстоящее расставание со «Святой Перпетуей». Дело было не только в ее роскошном убранстве. Родни ощущал нечто гораздо более глубокое и основательное, словно за то недолгое время, которое он пробыл на нем капитаном, это судно сделалось для него существенной частью его жизни.

Возможно, подобное неизбежно ощущает каждый капитан в конце плавания… Это было первое знакомство Родни с тоской капитана по кораблю. Он еще раз прошелся по каюте, вспоминая решающий миг, когда он и его матросы забрались на борт «Святой Перпетуи». Он заново ощутил мышечное усилие, которое вложил в удар кинжалом, сразивший часового, наблюдавшего за пирующими на берегу товарищами. Он почувствовал горячий выдох несчастного на своей ладони, которой наглухо зажал ему рот.

Сколько воспоминаний! А движение штурвала под ладонями, а свист ветра, уносившего их прочь от берега! А тот момент, когда настало утро и он увидел паруса «Морского ястреба», плывущего им навстречу. Вот на борт поднимается Лизбет… Он увидел ее лицо, ее сверкающие, как звезды, глаза, взволнованно приоткрытые губы. Какой прелестной она выглядела тогда!

Внезапно его словно от удара кинжалом пронзила острая боль. Родни вспомнил ее белое, залитое слезами лицо, когда она отшатнулась от него после его оскорбительных поцелуев. Он снова ощутил, как она борется с ним, противоставляя свои слабые усилия его силе. Он услышал ее умоляющий голос… Родни яростно пнул попавшийся ему на дороге дубовый табурет.