Кристина Хойновская-Лискевич - Первая вокруг света

Я должна была отплыть 8 марта. Какой прекрасный заголовок для газет! Но начинать рейс в понедельник? Как можно пренебречь морским обычаем! Кроме того, мы с Ядвигой хотели купить свежие фрукты, а привоз намного лучше во вторник. Так что выход из порта я перенесла на среду.

Лас-Пальмас, 10 марта, время 14.00. У небольшой группы собравшихся на набережной людей настроение приподнятое и торжественное. Цветы, огромное количество прекрасных букетов, и еще сладкий пирог — ароматом капитана не накормишь. Цветы — предмет моей большой заботы: что с ними делать, где разместить этот яркий садик? Если бы я знала тогда о полинезийском обычае, то после отплытия бросила бы их за корму, чтобы счастливо плыть и счастливо вернуться. Но я еще не знала об этом и вернулась не по плану, с трудностями…

Грот вверх, прощальные махи, и я отчалила. Выбралась из гавани. На рейде Лас-Пальмаса «Мазурку» схватила мертвая зыбь. Яхта вставала на дыбы, хотя северо-восточный пассат был слабым. Я неуклюже подвигалась по яхте, потом поняла, что праздник кончился и пора приниматься за работу. Включила подруливающее устройство, поставила кливер, определила истинный и компасный курсы — на юг вдоль берегов Гран-Канарии, и стала размышлять, что можно сделать еще, чтобы проплыть вокруг света.

Оказалось, что это занятие требует труда. Анемометр, установленный под носом в кокпите, сообщал, что пассат из среднестатистического ехидно превратился в шторм, хорошо хоть в нужном направлении. Пересчитав узлы на баллы по шкале Бофорта, я принялась рифить грот. Это как-то получилось, я даже ничего не утопила и могла снова вернуться к созерцанию окружающего мира. А мир становился темным и мокрым. Волны выросли непропорционально силе ветра и лезли в кокпит. Я решила заменить кливер меньшим стакселем. При спуске паруса утопила несколько скоб и инструментов. Задумалась, что нужно предпринять, чтобы достигать цели без потерь, и поставила стаксель вверх ногами, хотя углы были старательно помечены. Спустила, снова поставила — опять так же. Мне стало не по себе, я еще раз перевернула парус, привела в порядок шкоты, и наконец все пошло на лад.

Вспотевшая и промокшая насквозь, я вернулась в кокпит. В голову пришла совершенно шальная мысль: именно это мне нравится. Огни Гран-Канарии давно исчезли, забрезжил штормовой рассвет, и я завалилась на койку — головой в сторону носа, чтобы лучше видеть трап и паруса. Наивно решила, что так быстрее выскочу при необходимости на палубу. В этом смешном положении, с приподнятыми ногами и опущенной головой, я проспала как убитая до утра. Не очень удобно, но вроде полезно для здоровья.

Утром Атлантика продолжала пугать. Ветер буквально сдувал с палубы, но светило солнце. Я плыла в тропиках: свитер по уши, шерстяная шапка, самая теплая штормовка. Мрачно вспомнила рекламные открытки с изображением тропиков. Там были голубое небо, синее море, жаркое солнце, загорелые люди в купальниках. А тут тепла ни капельки, только синева.

Я решила, что меня отлично согреет горячий обед. Все яхтсмены-одиночки в своих воспоминаниях много внимания уделяли еде. Зачем же мне отказываться от этого удовольствия и есть раз в сутки? В полдень я приступила к церемонии: по всем правилам накачала, подогрела и зажгла свою керосиновую плиту, но она не разгорелась. Одна горелка все же смилостивилась, сперва игриво сверкнула, а потом позволила вскипятить чайник.

Затем я приступила к зарядке аккумуляторных батарей. Первым делом следовало освободить мой зарядный агрегат от парусных мешков. Мешок с так называемой «легкой» генуей 1 — из форпика над столом в каюте на пол, мешок с генуей 2 — туда же, два пассатных стакселя — на койку, кливер 1 — на пол, кливеры 2 и 3 — на койку, штормовой стаксель — на стол, штормовой грот — на штурманский стол. У меня закружилась голова. Если так будет дальше, то можно сойти с ума. Не каюта, а склад парусов. По мешкам я добралась до форпика, открыла капот и запустила зарядный агрегат. Потом перелезла в кокпит — в каюте места для меня не осталось. И стала соображать, как мне упростить операцию зарядки, чтобы не перебрасывать каждый раз эту безумную уйму парусов. «Мазурка» понимающе подмигнула:

— Всего два года, а потом привыкнешь.

Вечером я приступила к развлечению номер один — готовке. Одновременно в условленное время настроила свой приемник на частоту Гдыни-Радио, правда, без особой надежды. До сих пор, как показывал опыт других яхтсменов, связь со страной не удавалась. Радиотелефоны служили больше украшением, чем приносили пользу. Редкие исключения лишь подтверждали правило.

— «Мазурка», «Мазурка», «Мазурка», — Гдыня-Радио, Гдыня-Радио, Гдыня-Радио», — женский голос, чистый и очень четкий, заставил меня вскочить на ноги. Милая женщина просила сообщить координаты и что делается на яхте. Быстро настроила передатчик, ответила, стараясь говорить медленно и ясно. Это была первая, с момента выхода из Лас-Пальмаса, возможность поговорить с живым человеком. Через десять минут сеанс связи закончился. Снова наступила тишина, наполненная морскими шумами и молчанием. На «Мазурке» стало радостно: я слышала и меня было слышно. Сейчас мой муж узнает, что я плыву без происшествий и в нужную сторону.

Плавание «без происшествий» закончилось спустя минуту. Плита, прекрасно горевшая до сих пор, погасла. Неоднократные попытки разжечь ее снова не дали результатов. Поочередно я зажигала обе горелки, действуя точно по инструкции фирмы-изготовителя. Близилась полночь, а о горячей еде не могло быть и речи. В мрачном настроении я проглотила что-то холодное, запив холодным консервированным соком, и решила лечь спать. Так грустно закончился радостный вечер.

Однако из-за этой неожиданной неприятности мне не спалось. Через час я слезла с койки и снова попыталась зажечь плиту. Даже продула горелки. Провозилась до рассвета, подсвечивая себе фонариком: света лампочки над камбузом было мало. Постепенно пришла к выводу, что хлопот с готовкой у меня пока не будет. Надолго ли? Горячей еды мне захотелось от холода. Но чем дальше к югу, тем будет теплее. А как быть с водой? Ее нужно обязательно кипятить. До Барбадоса плыть месяц, а то и больше, и перспектива запивать холодную еду холодным соком меня не радовала. Наверное, зря я взяла керосиновую плиту, а не газовую. Газовые плиты таких глупых шуток никогда не устраивают. Но вид батареи взрывоопасных баллонов с газом меня очень пугал, поэтому я предпочла керосиновое топливо для своей плиты.

Я твердо решила заставить мой камбуз работать нормально. С горечью вспомнила свои предположения о том, что может подвести в рейсе. У меня в запасе были десятки инструментов-дублей. Мне казалось, что я взяла с собой все, чтобы иметь возможность заменить любую вышедшую из строя вещь. Но плита? О запасной я даже не подумала. Тут, очевидно, меня наказали за пренебрежительное отношение к кухонным делам. Все утро я провоевала с упрямым инвентарем. Не добившись успеха, решила отложить вопрос до теплых стран — может, там починю. Из-за непокорной плиты я совсем забыла о яхте и плавании. И хотя «Мазурка» плыла самостоятельно, капитан все же не имел права быть беспечным.