Джеймс Купер - Пионеры, или У истоков Сосквеганны

— Мы забываем, папа, о незнакомом джентльмене (Елизавета ни за что не решилась бы назвать его иначе), которого привезли сюда, чтобы помочь ему, и о котором нам следует позаботиться.

Глаза всех мгновенно устремились в том же направлении, куда смотрела она, а молодой человек довольно надменно выпрямился и сказал:

— Моя рана пустяшная, и если не ошибаюсь, судья Ремпан послал за доктором тотчас же после приезда.

— Конечно, — отвечал Мармадюк, — я не забыл о цели посещения и о моем долге.

— О! — воскликнул Ричард с лукавым смехом. Наверное, ты должен этому молодцу за оленя, которого ты убил, кузен. Ах, Мармадюк, Мармадюк! Славную ты сказку сплел насчет оленя. Вот зам два доллара за оленя, а судья Темпль заплатит доктору. За мои услуги я с вас ничего не потребую, а они будут вам полезны. Полно, полно, Дюк, не огорчайся; если ты промахнулся по оленю, то попал в этого беднягу, да еще сквозь сосновый ствол. Теперь я должен согласиться, что ты превзошел меня: мне никогда в жизни не случалось сделать ничего подобного.

— И не случится, надеюсь, — возразил судья, — если ты только представляешь себе, что я должен был почувствовать. Но будь повеселее, мой юный друг, рана, должно быть, не опасна, если ты можешь свободно двигать рукой.

— Не ухудшай положения, Дюк, толкуя о хирургии, — перебил мистер Джонс, презрительно махнув рукой, — это наука, которой можно овладеть только на практике. Ты знаешь, что мой дед был доктором, но в моих жилах нет ни капли «медицинской» крови. Вся моя семья с отцовской стороны понимала толк в медицине. Мой дядя, который был убит при Брандуайне, умер так легко, как ни один человек в полку, именно потому, что умел испустить дух по законам науки.

— Я не сомневаюсь, Дик, — возразил судья, заметив невольную усмешку на лице незнакомца, — что твоя семья умела помогать своим пациентам испускать дух.

Ричард холодно выслушал его и, засунув руки в карманы, принялся насвистывать какую-то арию; но желание возразить взяло верх, и он воскликнул:

— Ты можешь сколько угодно смеяться, судья Темпль, но даже этот молодой человек, который ничего не видел, кроме медведей, оленей и куропаток, знает, что хорошие качества передаются по наследству. Не правда ли, друг?

— Я думаю, что дурные не передаются, — отрывисто сказал иностранец, переводя взгляд с отца на дочь.

Ричард остановился и взглянул на незнакомца, слегка удивленный его выражениями и пораженный смыслом ответа. Он засунул руки в карманы, подошел к Гранту и сказал вполголоса:

— Помяните мое слово, все поселенцы будут говорить, что мы бы сломали шею, если бы не этот молодец. Точно я не умею править! А между тем вы бы сами могли повернуть лошадей, сэр; ничего не могло быть проще: стоило только натянуть вожжи и хорошенько хлестнуть уносную. Надеюсь, дорогой сэр, вы не ушиблись, когда этот малый вывернул нас?

Появление доктора помешало Гранту ответить.

Доктор Эльнатн Тодд считался среди поселенцев человеком с большими дарованиями и, несомненно, представлял редкое явление, но… только по своим размерам. Высота его, без сапог, равнялась почти двум метрам. Его руки, ступни и колени во всех отношениях соответствовали этому чудовищному росту, но все остальные части его особы по своим размерам, за исключением длины, словно предназначались для человека в несколько раз меньше. Плечи его были так узки, что длинные болтающиеся руки казались выросшими из спины. Необыкновенно длинная шея поддерживала крохотную головку с пучком рыжих взъерошенных волос и маленьким беспокойным личиком, вечно старавшимся придать себе умное выражение.

Он был младшим сыном фермера в западной части Массачусетса. Мальчиком от нечего делать он постоянно бродил около дома, жевал зеленые яблоки и отыскивал ягоды. В этом-то времяпрепровождении сына проницательный взор матери усмотрел проявление скрытых талантов, определивших его будущую карьеру. «Эльнатан создан для того, чтобы быть доктором, — решила она, — потому что он вечно роется, отыскивает какие-то травы и пробует жевать решительно все, что растет на наших участках». Это открытие решило судьбу Эльнатана. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, его отправили в школу. Так как мальчик не был лишен природных способностей, то вскоре он выделился в школе своими успехами. Кроме того, учитель подтвердил, что «парнишка имеет естественную склонность к медицине, так как ему, учителю, не раз приходилось слышать, как он уговаривал младших детей не есть слишком много, если же глупые ребята не хотели слушать его советов, то Эльнатан отнимал и съедал их завтрак, чтобы предупредить вредные последствия». Обрадованным родителям не оставалось ничего другого, как отдать его после этого в ученики к деревенскому доктору.

Через год и три или четыре месяца несколько пожилых леди выбежали однажды из дома одной бедной женщины в деревне, между тем как другие сновали туда и сюда, по-видимому, в величайшей тревоге. Двое или трое ребят вскочили на неоседланных лошадей и поскакали по разным направлениям. Все расспрашивали, не видел ли кто-нибудь доктора, но доктора не нашли, и в конце концов увидели Эльнатана, выходившего из дверей с важным видом в сопровождении маленького белоголового, запыхавшегося мальчугана, который трусил перед ним рысцой. С этого вечера, когда он, за отсутствием врача, был приглашен к молодой женщине, нуждавшейся в услугах акушера, все начали величать Эльнатана официальным титулом: «доктор».

Еще через год доктор Тодд достиг совершеннолетия. Тогда он отправился в Бостон закупить лекарств и, как утверждали некоторые, попрактиковаться в госпитале. Через две недели он вернулся домой с каким-то ящиком подозрительного вида, издававшим сильный запах серы.

В ближайшее воскресенье доктор Тодд женился, а на другое утро выехал вместе с молодой супругой в одноконных санях, увозя с собой ящик.

Вскоре друзья молодоженов получили известие, что Эльнатан «поселился в новых поселках и занялся врачебной практикой в Темпльтоне, в штате Йорк».

Тодд был порядком смущен, когда вошел в залу. Она была так ярко освещена, выглядела такой пышной и внушительной в сравнении с наскоро построенными и скудно меблированными домишками его обычных пациентов и наполнена толпой таких нарядных и, видимо, встревоженных людей, что его вообще крепкие нервы несколько расстроились. Посланный сообщил ему, что дело идет о ружейной ране, и он явился со своими сумками; воображение рисовало ему порванные артерии, пробитые легкие, поврежденные внутренности, словно он отправлялся на поле битвы, а не в мирное жилище судьи Темпля. Прежде чем смущенный доктор успел осмотреться, судья подошел к нему, дружески пожал руку и сказал: