Фрэнсис Гарт - Брет Гарт. Том 6

Проходя мимо дома, шериф внезапно остановился. Равнина пахла пылью и сухими травами, из сарая доносилось благоухание свежего сена, но сквозь все эти запахи настойчиво пробивался еще один — запах горящей трубки. Откуда он взялся? Может быть, проснулся хозяин и вышел подышать воздухом? Но тут он вспомнил: мистер Бизли не курит, констебль тоже. Запах шел, по-видимому, из сарая. Если бы шериф успел довести до конца цепь этих рассуждений, все, может быть, еще и обошлось бы, однако в этот самый миг его отвлекло нечто более для него интересное: в дверях дома появилась закутанная с ног до головы миссис Бизли. Он притаился в тени, стараясь не дышать, а она проскользнула мимо него к приоткрытой двери сарая. Знает ли она, что он здесь? Сердце его дрогнуло от радости, губы расплылись в улыбке… В последней улыбке! В то самое мгновение, когда он бросился к двери, звездное небо рассыпалось над его головой на тысячи сверкающих осколков, земля ушла из-под ног, и он упал лицом вперед: выстрел снес ему половину черепа.

Он упал бездыханный, даже не вскрикнув, успев сделать одно лишь движение — потянуться к висевшей на поясе кобуре. Он упал, уткнувшись в землю лицом, но его правая рука, рука солдата, все еще тянулась к поясу скрюченными пальцами. Он был недвижен, и только яркая лужа крови медленно растекалась вокруг него, потом мало-помалу кровь начала густеть, темнеть и, наконец, тоже застыла и впиталась в землю, оставив тусклое, бурое пятно. Выстрел не отдался эхом, и на секунду воцарилось мертвое безмолвие, потом в сарае послышалась торопливая возня, на сеновале кто-то поспешно распахнул окошко, раздались быстрые шаги, потом опять все смолкло, и, наконец, из темноты донесся приглушенный дорожной пылью стук копыт. А в сонном доме ни движения, ни звука.

Но вот звезды начали постепенно меркнуть, и светлая полоска вновь обозначила горизонт. В кустах возле родника защебетала одинокая птица. Потом распахнулась задняя дверь дома, и заспанный констебль выскочил оттуда с растерянным и виноватым видом, какой бывает у опоздавшего. Он шел, отыскивая взглядом своего пропавшего начальника, и вдруг споткнулся и упал прямо на его окоченевшее, недвижное тело. Он поднялся на ноги и, быстро оглядевшись, увидел через полуоткрытую дверь сарая беспорядочно разбросанное сено. В углу валялись рваные штаны и блуза, в которых констебль тут же признал одежду беглеца. Он поспешил к дому и через несколько минут вернулся вместе с бледным, перепуганным и совершенно отупевшим Айрой. Из его бессвязного лепета можно было понять лишь то, что миссис Бизли, узнав о несчастье, лишилась чувств, сейчас она в своей комнате в столь же жалком состоянии, как и ее супруг. Констебль, человек недалекий, но находчивый, сразу же понял все. Картина была ясна и без дальнейших расследований. Шериф проснулся, услыхав, как преступник бродит вокруг дома в поисках лошади. Схватив стоявшее в кухне ружье Айры, шериф выскочил за дверь, бросился на преступника, и в рукопашной схватке беглецу удалось вырвать у него ружье; уложив противника выстрелом в упор, преступник, на совести которого теперь было уже два убийства, ускакал на лошади шерифа. Оставив тело под присмотром перепуганного Айры, констебль оседлал коня и поскакал в Лоувиль за подмогой.

В тот же день состоялось следствие, и версия констебля была сразу же и безоговорочно принята. Поскольку констебль был единственным спутником шерифа и к тому же первым обнаружил его труп, проверять его показания не сочли нужным. А то обстоятельство, что даже констебль, спавший на первом этаже, не был разбужен шумом борьбы и звуком выстрела, ставило вне подозрения хозяев, которые спали наверху. Ошеломленному Айре задали несколько небрежных вопросов и со свойственным калифорнийским деятелям правосудия джентльменством не стали вызывать для дачи показаний потрясенную и до смерти перепуганную женщину, которая безвыходно сидела в своей комнате. К полудню следствие закончилось, и труп шерифа увезли; на опустевшую равнину и безмолвный дом упали длинные вечерние тени. Когда стемнело, на пороге появился Айра и простоял там немного, пристально вглядываясь в даль; позже его увидели двое скупщиков, которые потихоньку подъехали к ферме, чтобы взглянуть на место, где разыгралась трагедия, — Айра сидел у порога, едва видный в темноте; и уже совсем ночью проезжавший мимо конный разъезд заметил свет в окне спальни, где лежала больная миссис Бизли. Правда, саму ее никто с тех пор не видел. Впоследствии Айра объяснил, что она уехала к родне и пробудет там, пока не поправится. И так как друзей у миссис Бизли было немного, а соседей и того меньше, то ее отсутствие мало кого опечалило; даже констебль, единственный, кроме Айры, живой свидетель разительней перемены, случившейся с миссис Бизли в тот роковой вечер, совсем забыл о ней, занятый поисками убийцы. Постепенно все привыкли к тому, что Айра в одиночестве работает весь день на поле, а вечерами стоит у порога и пристально вглядывается в даль. Через три месяца все называли его «затворником» или «отшельником» Болинасской равнины; события в ту пору развивались стремительно, и вскоре никто уже не помнил, что Айра когда-то был не одинок.

Зато правосудие тех времен, равнодушное к делам, касающимся простых смертных, не забывало преступлений против своих служителей. В один прекрасный день, расхаживая по улицам Мэрисвила, констебль опознал убийцу и взял его под арест. Преступника отправили в Лоувиль. Здесь констебль, быть может, усомнившись в способности окружного суда, которому он был подчинен, разобраться в деле, построенном на одних косвенных уликах, не погнушался намекнуть на это членам местного «комитета бдительности», и, невзирая на сопротивление констебля, им, как ни странно, удалось отбить у него заключенного.

Был период дождей; в делах наступил застой, и лоувильские обыватели могли уделить нашумевшему делу все свое внимание и надеялись принять участие в расправе, ибо с самого начала не приходилось сомневаться, что преступника ждет виселица.

Однако тут надежды их не оправдались. Едва констебль дал свои показания, уже известные жителям округа, как в задних рядах толпы, жавшейся к стенам зала, где заседал комитет, произошло какое-то движение, и в комнату, сильно припадая на одну ногу, протиснулся «отшельник Болинасской равнины». Он, видимо, пришел пешком: мокрый до нитки и весь перепачканный, Бизли едва держался на ногах и был не в силах говорить. Однако, когда он, пошатываясь, добрался до свидетельского места и оттеснил в сторону констебля, внимание всех присутствующих обратилось к нему. Некоторые засмеялись, но их тут же призвали к порядку. Суд не терпел посягательств на свое единственное достоинство — серьезность.