Евгений Костюченко - Зачистка в Аризоне

— А сколько времени понадобится каравану, чтобы попасть в долину Горячих Камней?

— Двух дней хватит. Если знать дорогу через горы.

— Хорошо. — Генерал прикрыл глаза. — А теперь идите к своим людям и оставьте меня наедине с нашими гостями.

Когда «офицеры» удалились, Борхес обратился к майору:

— Итак, что вы видели по пути сюда?

— Мы двигались в горах, а вас, видимо, интересует обстановка на направлениях возможного прорыва? Мои сведения скудны. Население бежит из деревень в горы. Это может быть признаком того, что приближается армия. Мы не обнаружили присутствия или следов воинских частей. Но в пограничной области действуют полувоенные формирования из Аризоны, общей численностью до сотни всадников. Насколько мне известно, их задача — уничтожить банду Маноло-Мясника.

— Неплохое пополнение для шакалов Диаса, — сказал генерал. — Они обложили меня со всех сторон. И теперь будут не прочь задушить Мараньон чужими руками. Может быть, вы хотя бы слышали что-нибудь о других восставших деревнях? О бунтующих шахтерах? О мятежных индейцах?

— Нет, не слышали.

— Что ж, значит, помощи ждать больше неоткуда. Нам остается только одно… — Борхес повернулся к Остерману с Кириллом: — Вы говорили о нескольких девушках. Но мне докладывают, что с вами прибыл целый караван.

— Эти крестьяне присоединились к нам по пути. Они решили переселиться в долину Горячих Камней.

— Если вы пробудете здесь еще хотя бы неделю, ваш караван увеличится. Жители Мараньона готовы уйти хоть на Луну. Вы готовы принять их в попутчики?

Илья посмотрел на Кирилла, и тот кивнул.

— Мы готовы, — сказал Остерман. — Но караван не пройдет через горы. А дороги, насколько я понял, перерезаны войсками…

Борхес поманил их к себе, положил на стол кусок оберточной бумаги и принялся что-то чертить на нем карандашом. Подойдя ближе, Илья увидел схему местности.

— Ни слова, — предупредил генерал, не прекращая быстро наносить на схему стрелки и кружки.

Одна стрелка вытянулась вдоль линии с надписью «Северная дорога». Она упиралась в треугольный флажок, под которым значилось «40». Борхес перечеркнул его и решительным штрихом провел стрелку сначала вдоль дороги, а затем в сторону, через зубья гор, к правильному овалу, в центре которого нарисовал новый флажок, на этот раз квадратный. И написал под флажком — Горячие Камни.

— Это одна часть дела. А вот вторая…

Генерал продолжал чертить, но вместо штрихов и пятен на грязноватой бумаге Илья видел, как со всех сторон к разгромленному посту выдвигаются основные силы правительственных войск. Они были готовы отправиться в погоню за караваном, ушедшим по северной дороге, но неожиданно наткнулись на цифру 30, дважды подчеркнутую генеральским карандашом.

Тридцать воинов, оставшихся во вражеских укреплениях, чтобы прикрывать отход каравана, — разве им по силам остановить целый полк?

«Два дня. И вечная слава» — написал Борхес.

— А что потом? — спросил Кардосо.

«Новый Мараньон» — эта надпись легла поверх долины Горячих Камней.

— Когда? — спросил Илья.

«Накануне штурма, — написал генерал. — Когда все их силы соберутся здесь». Он обвел южную заставу.

— За нами идут рейнджеры, — сказал Кардосо. — Возможно, они уже завтра появятся под вашими стенами. Это ускорит ход событий.

— Тем лучше. — Генерал Борхес разорвал бумагу и бросил клочки в очаг. — Мы все устали ждать.

Собрав вокруг себя крестьян, майор Кардосо сообщил им, что знает только два способа стрельбы: как стреляют охотники и как стреляют солдаты. Солдат стреляет, чтобы спастись. А охотник — чтобы убить.

Солдатам нужно много патронов. Ящики патронов. Вагоны, эшелоны патронов. А еще им нужно много пушек и снарядов, потому что пушки стреляют дальше и громче и должны лучше отпугивать врагов.

А охотники — люди чрезвычайно экономные. У них в лесах нет ни оружейных заводов, ни пороховых фабрик. Поэтому они научились стрелять без промаха.

Когда майор прочитал вводную часть своей лекции, мараньонцы восприняли ее всем сердцем. Ничто так не греет крестьянскую душу, как возможность хоть на чем-нибудь сэкономить.

И уж конечно, они просто засияли от счастья, когда выяснилось, что на первом занятии в их винтовках не будет патронов.

Они сидели за укрытием, поднимали маузер, наводили ствол на цель и давили на спуск. Затвор на себя, затвор от себя, давим на спуск… и так далее — до тех пор, пока уже не оставалось сил, чтобы просто поднять винтовку.

Если бы у майора был лишний ящик патронов, он бы иначе построил занятия. Потому что на самом деле с крестьянами нужно было отрабатывать не досыл затвора и не быстроту прицеливания. Нужно было научить их преодолевать естественный страх перед громким выстрелом.

Ведь они боялись собственных жен только потому, что те умели вовремя и громко прикрикнуть на них. Да, многие из учеников могли все делать правильно — наводить ствол в направлении противника, без рывка передвинуть затвор. Могли даже плавно давить на спуск. Но майор знал, что в самую последнюю секунду внутри каждого начинающего стрелка вдруг вспыхивает мысль: «Ох, сейчас и бабахнет…» И все. Тело деревенеет, плечи подтягиваются к ушам, руки-крюки, глаза не зажмурены, но все равно ничего не видят. И пуля уходит, куда захочет, а вовсе не в точку прицеливания. Отучить от такого страха можно только долгой и шумной практикой.

Но не было у него лишнего ящика патронов. И майор готовил стрелков к их единственному выстрелу, надеясь, что не все они попадают в обморок, и кто-то сможет выстрелить еще хотя бы раз.

— А зачем мы каждый раз поднимаем винтовку? — наконец спросил самый шустрый из крестьян, Мигель. — Ведь в ней будет пять патронов, так? Я могу дернуть за эту железяку одним пальцем, а винтовка будет смотреть на цель.

— Это тебе не железяка, а рукоятка затвора, — сурово поправил Кардосо. — И давить на нее надо не пальцем, а ладонью. И чтобы удерживать винтовку в одном положении при стрельбе, надо научиться правильному хвату. Иначе пользы от твоего выстрела примерно столько же, сколько от старого ведра, если по нему ударить палкой.

— Да какая вообще от нас польза, — уныло протянул сосед Мигеля. — Только разозлим их своей стрельбой.

— А больше от вас ничего и не требуется, — твердо сказал Кардосо. — Ваша задача — как следует разозлить врага, чтобы у него дыхание сперло от злости. Тот, кто злится, не может выиграть в перестрелке.

— Как же так, дон Диего? — спросил Мигель. — Вы столько раз стреляли в людей. Неужели вы никогда на них не злились?

— Только в юности, — сказал майор. — От злости в глазах темнеет, трудно прицеливаться. И вы, когда будете стрелять, думайте только о том, что надо плавно давить на спуск. А вовсе не о том, какие плохие люди эти солдаты или что-нибудь еще.