Фрэнк Йерби - Сарацинский клинок

13

В 1202 году, пытаясь объединить папские владения в Арагоне и Сицилии, Папа Иннокентий вел переговоры о помолвке между Фридрихом, которому тогда исполнилось восемь лет, и Санчей, юной сестрой Питера, короля Арагона. Условием этой сделки была посылка Питером испанских рыцарей с целью освободить Фридриха от давления германцев во главе с Марквардом Анвейлером. Но план этот сорвался, и помолвка была расторгнута. Потом, как во многих сказках, переговоры возобновились и в результате Фридрих оказался помолвлен, но не с прелестной Санчей, а с ее сестрой, которая была много ее старше, Констанцией, вдовой короля Венгрии. Констанция была на десять, а может и больше, лет старше Фридриха. Четырнадцатилетний король яростно сопротивлялся этому браку, пока Констанция не пообещала привести с собой пятьсот испанских рыцарей, с помощью которых Фридрих мог бы подавить вспыхивавшие вокруг восстания. Констанция прибыла в августе 1209 года, и свадьба состоялась. Однако в самом начале кампании Фридриха против мятежных сицилийских баронов разразилась эпидемия, погубившая почти всех испанских рыцарей, включая графа Алонсо, брата королевы. И тем не менее даже без их помощи Фридриху удалось – хотя бы на время – подавить баронов и отобрать у них часть захваченных ими у короны земель.

Такое поведение не было редкостью. Любовь редко играла хоть какую-то роль в браках, которые обычно устраивались родителями и опекунами с единственной целью объединить крупные поместья. Но человеческое естество оставалось таким, каким оно есть. Песни трубадуров и труверов воспевали запретное чувство. Обычай позволял такую свободу отношений между мужчиной и женщиной, которая шокировала бы даже наш изощренный век: дама, не задумываясь, навещала незнакомого рыцаря, оказавшегося гостем в замке, одетая в прозрачную ночную рубашку, сидела у его постели и болтала на разные темы. Если гость был достаточно высокого ранга, то иногда жена и дочери хозяина замка помогали ему раздеться и принять ванну. Однако нельзя забывать, что почти всегда эти обычаи не имели ничего общего с сексуальными отношениями. Они отражали идею, что людям высокорожденным можно позволить многое, не опасаясь при этом, что они станут вести себя недостойно. И к чести средневековых мужчин следует сказать, что такое доверие редко бывало обманутым.

Конечно, случалось немало такого, что не укладывалось в этические нормы, – девочку двенадцати лет, выданную замуж за покрытого шрамами барона лет тридцати для того, чтобы объединить два крупных поместья, нельзя было винить за то, что она обращала свой взор на красивого молодого оруженосца или пажа своего возраста. Известны случаи, когда мужья и жены закрывали глаза на романы друг друга, чтобы без помех развлекаться своими.

Поведение Иоланты и ее смелость описаны на основании тщательных исследований. В тринадцатом веке многие женщины брали на себя инициативу в сердечных делах. Обычай, например, разрешал им открыто объявлять о своей любви к молодому рыцарю на турнире, бросая ему сувенир, даже если они не были представлены друг другу. Это только странствующие певцы, трубадуры, труверы, были искушенными в искусстве любви. Обычный рыцарь, грубоватый, лишенный изящества, неуклюжий, привычный к охоте и войнам, был далек от куртуазности – неудивительно, что довольно часто первый шаг делала потерявшая терпение девушка.

Читатель, которого интересуют подробные описания морали и норм поведения людей тринадцатого века, может обратиться к труду У. Дэвиса “Жизнь средневековых баронов” (с. 98–103).

Тринадцатый век был одним из самых безбородых в истории – во всяком случае, среди знати. Мода не поддается логике. Каждый, кого это мало-мальски интересует, может задуматься над нашей собственной историей – почему деятели колониального периода были чисто выбриты, а участники Гражданской войны носили бороды.

Тевтонские племена с севера в результате столетий завоеваний и миграций принесли в большинство европейских стран светловолосость. В сознании людей тринадцатого века красота не ассоциировалась с темными волосами и смуглой внешностью. Дюран в книге “Век веры” (с. 832) рассказывает, что святой Бернар очень мучился, пытаясь в своих проповедях примирить слова “Я смуглая, но прекрасная” из Песни Песней со вкусами своего времени.

Образование в начале тринадцатого века почти полностью находилось в руках церкви. Университетское образование почти всегда предполагало дальнейшую церковную карьеру. Однако по всей Европе и особенно в Италии уже началось отделение образования от церкви, которое достигло своего пика, когда Фридрих в 1224 году основал в Неаполе университет.

Церковь пыталась запретить браки между людьми, находящимися в седьмой степени родства, но эти запреты оказались чрезмерными, поскольку даже крестные отцы и матери рассматривались как родственники. Латеранский собор 1215 года объявил браки между кузенами четвертой степени родства незаконными, но и это оказалось трудно соблюдать, поскольку великие династии Европы слишком часто бывали связаны кровными узами. У церкви были свои причины – стремление объединять семейные состояния должно было привести к вырождению, если его не запретить (см. Дэвис, там же, с. 101).

В 1193 году Филипп Август женился на Ингеборг Датской. Как почти все королевские браки, этот брак был чисто политическим. Король вытерпел Ингеборг всего один день. Не прошло и года, как он убедил совет французских епископов разрешить ему развод. Папа Целестин III не утвердил это решение. В 1196 году, вступив в открытый конфликт с церковью, Филипп женился на Агнессе Меранской. Но теперь ему предстояло бороться с великим Иннокентием III. Иннокентий приказал Филиппу вернуть Ингеборг. Когда же он отказался, могущественный Папа отлучил Филиппа от церкви. Филипп был человеком упрямым, он пригрозил, что перейдет в магометанство, но после четырех лет, когда не служили мессу, народ стал бояться за спасение своих душ и роптать на короля. Филипп в 1202 году с неохотой удалил свою возлюбленную Агнессу, но держал несчастную Ингеборг в тюрьме в ужасных условиях до 1213 года, когда наконец вернул ее в свою королевскую постель.

В тринадцатом веке церковь по всей Европе была потрясена до основания тем, что крестовые походы открыли существование другой великой религии, которая дала миру таких выдающихся деятелей, как султан Юсуф, названный Саладином, и таких великих философов, как Авиценна и Аверроэс. Свободомыслие арабов постепенно прокладывало себе путь в сознание европейских народов, а торжество логики обнажило абсурдность многих церковных догматов для все расширяющейся части населения. В Лангедоке люди выдвинули идею Создателя, который с момента создания безразличен к тому, что происходит с его созданиями (в свете геноцида двадцатого века с Бухенвальдом и русскими концлагерями в этой идее есть свой смысл!), предоставляя действовать законам природы, – это не оставляло места для чудес, поскольку они противоречили этим законам. Ли, “Инквизиция в средние века”, том I, с 345. В Париже стали отрицать пресуществление. Великий скептик Дэвид Динант, преподававший в Париже философию, даже вызывал Иннокентия III на диспут. Должно быть, он был очень умен, поскольку его не сожгли на костре (Ли, там же, том II, с 319).