Самуэлла Фингарет - Знак «фэн» на бамбуке

Третий бросал метёлку, которой подметал двор, и бежал с ведром к задней стене, где находился колодец.

Погиб бы, наверное, Третий от непосильной работы и от побоев, если бы старшие мальчики не исхитрялись тайком выполнять за него добрую половину дел. Узнай об этом хозяйка – избила бы всех троих. Дралась она бамбуковой палкой, опускала, не разбирая, на плечи, на голову. Особенно часто доставалось Второму. Был он тонок и гибок, как ласка, и отличался такой же проворностью. То в кухню залезет и стащит лепёшку, то к воротам подскочит, что строго-настрого запрещалось. Дорого ему обходилось непослушание. Избитый, весь в синяках и ссадинах, он сжимал в кулаки свои тонкие пальцы и морщился от боли и обиды. Нити узких бровей наползали на лоб. На глазах наворачивались слёзы.

– Давай убежим от злой ведьмы, – обращался он к Первому. – Малыша с собой заберём.

– Нельзя мне бежать, – возражал Первый. – Ты человек городской, вольный. Сам нанялся в услужение, когда твои родители умерли и ты сиротой остался. А меня отец на два года продал. Многие в нашей деревне так поступали. Одного из детей продадут, чтобы остальных прокормить. Если сбегу, отца выставлю обманщиком. Надо терпеть.

– Долго ещё терпеть? – спрашивал Третий. Он очень жалел Второго. Обнимал за плечи, гладил по голове.

– Дни быстро снуют, как челноки в ткацком станке. Год я уже отработал, ещё год – и уйдём.

Мальчик. Народная картинка-лубок.

Но жизнь иначе всё повернула. Накануне Праздника середины осени, когда в полнолуние принято любоваться луной и есть лепёшки со сладкой начинкой, хозяин вернулся хмурый и озабоченный. Всегдашнюю ухмылку словно смыло с его толстых губ. Пока Первый и Третий распрягали мула и вкатывали под навес повозку, Второй прокрался к хозяйскому дому, припал к затянутому бумагой оконцу и слово в слово услышал весь разговор.

– На рынке только о том и болтают, что стражники рыщут по всему уезду. По всем дворам дармоеды ходят, высматривают по приметам мальчишку: лицо круглое, нос прямой, широковатый, глаза чёрные, брови кустиками.

– Ай-я! – вскрикнула в испуге хозяйка. – Да это наш Третий. Не в счастливый день привёл ты мальчишку в дом. Что делать будем? Если найдут, в тюрьму нас потащат. Пыток и казни не избежать. Ничего другого не остаётся, только убить проклятого. Убьём, закопаем, и дело с концом.

– Рассудка лишилась, женщина. Кто закапывает в землю товар, когда за него можно выручить деньги. Отвезу мальчишку в Ваньвань и продам в Персию или Сирию.

Город Ваньвань, где велась торговля рабами, находился не близко, в нескольких днях езды, и хозяйка повеселела:

– Ловко придумал, уважаемый супруг. Первого и Второго также с собой прихвати. Хоть за ворота хода им нет, а спровадим подальше, нам же будет спокойнее.

– Спасибо, что надоумила. Приготовь еду и одежду в дорогу. До света отправлюсь.

– Денег с собой побольше возьми. Говорят, что кожа и мех в Ваньване хорошие. Там по дешёвке купишь, здесь втридорога продашь.

Второй слушать дальше не стал, а бросился к Первому, чтоб сообщить страшную новость.

– Над нами измываются, бьют, держат впроголодь. Теперь и вовсе собрались продать в чужие земли. Неужели на злодея и ведьму не сыщется управы? – такими словами закончил Второй свой рассказ.

Первый смотрел в землю, молчал.

– Простите, что осмеливаюсь давать старшим совет, – проговорил робко Третий. – Но если мы сейчас убежим, то, наверное, встретим стражников, которых послали меня разыскивать. Они отведут нас ко мне домой, и вы там будете жить, как мои старшие братья.

– Всё, – оборвал разговоры Первый. – Вида не подавайте, что знаете. Сейчас разойдёмся, ночью поговорим.

Первый умел так сказать, что в пререкания с ним не вступали. Вечером хозяйка, как обычно, проверила, на месте ли мальчики-слуги, и заперла пристройку.

– Теперь слушайте, – сказал Первый, едва затихли шаркающие шаги. – Мы убежим, но сделаем это в дороге, чтобы верней. Я убегу вместе с вами. Вы – люди свободные, малыша – вообще украли злодейски. А я хоть и продан в рабство, но всего на два года, не на всю жизнь. Пэй Син решил поступить нечестно и нарушить условие, заключённое с моим отцом, и у меня больше нет перед хозяином обязательств.

– Втроём мы пробьёмся! – воскликнул Второй.

– Погоди, не перебивай. Дело затеяно нами трудное, и подготовиться надо как следует.

Второй извертелся от нетерпения. Но Первый не торопился. Казалось, что каждое слово он проговаривает сначала про себя и только потом произносит вслух.

– Нас трое. Все родились в разных семьях. Я и Второй жили в бедности, Третий рос в богатой семье. Судьба соединила нас вместе и сделала братьями, и я предлагаю, чтобы мы совершили по-настоящему, как положено, весь обряд. Второй, тебе удалось раздобыть свечу?

Вместо ответа Второй молча откинул крышку корзины. На дне в глиняной плошке слабо теплился огарок свечи. Почувствовав воздух, цеплявшийся за фитиль огонёк потянулся вверх и испустил оранжевое с синим сияние.

Три мальчика встали вокруг свечи. Каждый по восемь раз поклонился другому. «Ты мой брат, я твой брат навечно», – произнёс каждый. Когда обряд был исполнен, Первый сказал:

– Мы побратались в беде, и наше братство крепче, чем кровное. Когда окажемся на свободе, мы откроем наши настоящие имена, а пока – мы рабы и обращаться друг к другу будем по-прежнему. Третий брат, ты не раз говорил, что тебя обучали выводить иероглифы чётким и красивым почерком.

– Обучали, – прошептал Третий. – Каллиграфия называется. – Третий не спускал с Первого круглых расширенных глаз, будто тот решал его судьбу.

– У нас нет бумаги и туши. Пусть бумагу заменит бамбук, а тушью послужит сажа. Я соскрёб её с котелков, размешал на воде и добавил клея.

Первый поставил перед Третьим глиняный черпачок с чёрной жижей. Потом взял в руку короткий бамбуковый кругляш, весь в трещинах от старости или от долгого пребывания рядом с огнём, сдавил, и кругляш раскололся на несколько продолговатых дощечек.

– Третий брат, выбери три одинаковых ровных дощечки и выведи на них какой-нибудь знак. Сумеешь?

– Сумею, – прошептал Третий. – Я напишу иероглиф «фэн» – «ветер», чтобы мы стали свободными, как ветер, и умчались подальше отсюда.

– Только не забудь запереть дыхание, а то заклятие не будет действовать, – быстро проговорил Второй.

– Знаю.

Третий обмакнул палец в сажу, глубоко вобрал воздух и вывел по всем трём дощечкам крупный и чёткий знак. На долю каждой дощечки досталась третья часть иероглифа.

Первый подождал, пока просохнет сажа. Себе взял дощечку с верхними чёрточками. Среднюю дощечку протянул Второму, нижнюю – Третьему.