Альберто Васкес-Фигероа - Сьенфуэгос

Уставившись в потолок, она искала его образ в каждой балке и каждой тени, скучала по сладкому запаху кожи этого большого ребенка, по весу его тела, по прикосновениям рук и легкой дрожи удовольствия, прокатывающейся по его шее.

Она призвала на помощь солнце, умоляя указать юноше путь из леса, и возненавидела долгие часы до зари, она называла любовника на разные лады, самыми странными именами, наспех оделась впотьмах и, едва спящее и похожее на зеркало море озарили первые лучи солнца, незаметно покинула особняк и помчалась на поиски лагуны своих грез.

В начале августа случилось чудо.

Хромой Бонифасио стал ходить с каждым днем всё ровнее, и хотя он некоторое время пытался хранить секрет, но вскоре признался своему кузену Сельсо, что иногда в лунные ночи ему является дева, и он следует за ней по горным тропам, чтобы вернуть искалеченной ноге прежнюю силу.

Однако церковный служка скептически заметил по этому поводу, что, если Пресвятая дева захочет сотворить чудо, то ей нет необходимости так утруждать человека, заставляя его прибегать к подобным упражнениям; но, поскольку сам он с детства страдал легким заиканием, сделавшим его объектом множества шуток, то Сельсо решил как-то раз последовать за кузеном во время очередной ночной эскапады в надежде, что, быть может, он тоже встретит Деву, и речь его исправится.

Они провели четыре бессонные ночи, выслеживая таинственную незнакомку, и лишь на пятую ночь, когда церковный служка окончательно разуверился в том, что кузен действительно ее видел, им улыбнулась удача. Служка увидел, как дева появилась буквально из воздуха — закутанная в длинное одеяние, с развевающимися по ветру волосами, она шла, причудливо освещенная месяцем, который то прятался в тучах, то вновь проглядывал сквозь пелену облаков.

Он хотел что-то сказать, но проклятое заикание совершенно лишило его дара речи, и слова так и застряли в глотке. Сельсо так перепугался, что сперва даже не заметил своей промокшей одежды и лишь десять минут спустя понял, что позорно обмочился.

Сельсо молча бросился вслед за хромым, у которого на ногах, казалось, неожиданно выросли крылья; однако все их усилия оказалось тщетны: волшебное видение растаяло в воздухе, едва на луну вновь набежала тучка. Разумеется, не было никакого смысла гоняться за ней по запутанным лесным тропинкам, ибо не осталось сомнений, что небесная владычица ушла туда, откуда явилась.

Сельсо поклялся, что никому об этом не расскажет, однако, когда спустя три дня он исповедовался священнику, тому показалось странным, что на протяжении долгой исповеди служка ни разу не заикнулся, и он решил допытаться о причинах столь внезапного исправления речи, не сомневаясь, что здесь не обошлось без вмешательства божественных сил.

Брат Гаспар из Туделы на протяжении всей своей долгой жизни не отличался особым умом или точностью суждений, но как следует поразмыслив о странных явлениях, произошедших в его приходе, и опросив невинного Бонифасио, решил, что самым разумным будет самому отправиться по горной тропе в лес в сопровождении верного пономаря и полудюжины наиболее набожных прихожан.

Стояла середина августа, в небе светила полная луна; ночь была так светла, что можно было даже различить вдали контуры соседнего острова, посреди которого возвышался огромный вулкан, напоминающий гигантскую женскую грудь. Изумительная лунная ночь с ее ароматами, криками птиц, стрекотом миллионов цикад и падающими звездами, скользящими по небу, в котором мелькали летучие мыши.

И в эту ночь она вновь предстала их взорам — точь-в-точь такая, какой ее изображают на картинах и гравюрах — в белоснежном одеянии, с развевающимися на ветру волосами; при этом в тысячу раз прекраснее, чем самое совершенное изображение, какое когда-либо создавали человеческие руки.

Она возникла в потоке лунного света, а потом растаяла среди теней, а когда хромой Бонифасио бросился вслед за ней, все прошептали слова молитвы, умоляя давнюю мечту, бережно хранимую в памяти, вновь явиться их взорам.

На какое-то время они упустили ее из виду, но вскоре вновь заметили на берегу спокойной лагуны — призрачно-белую, словно кладбищенский ангел, фигуру. Неожиданно она сбросила одежду, явившись во всей своей неописуемо прекрасной наготе.

И тут из чащи леса явилось другое такое же чудо, оказавшееся юношей; он поднял деву на руки, а она обвила ногами его талию, сливаясь с ним в единое целое.

Самая старшая из кликуш испустила глубокий стон, другая вздохнула.

Третья не сумела сдержать крика, и брат Гаспар из Туделы отвесил ей пару пощечин и дал пинка, проклиная про себя бестолкового заику и тупицу-хромого, по чьей милости ему пришлось наблюдать, как сеньора виконтесса де Тегисе наставляет виконту рога с каким-то грязным козопасом.

Вернувшись в долину, он постарался убедить женщин, что ради блага всей общины они должны держать язык за зубами, однако не прошло и двух дней, как среди его прихожан не осталось никого, кто бы не знал о ночных похождениях белокурой иностранки.

Спустя две недели отважный капитан Леон де Луна, хозяин «Ла Касоны», вернулся домой из карательной экспедиции на соседний остров. Едва он успел ступить на песчаный берег, как какая-то добрая душа поведала ему во всех подробностях о том, что произошло в его владениях за долгие месяцы его вынужденного отсутствия.

Он принял это неожиданно спокойно.

Тем не менее, к величайшему несчастью для юного Сьенфуэгоса, спокойный виконт был в тысячу раз ужаснее, чем любой другой человек в самом страшном гневе; а поскольку капитан безумно любил свою жену, это поистине неземное создание, в своем бесчестье он обвинил исключительно рыжего бастарда, своего дальнего родственника, и поклялся, что непременно доберется до него и собственными руками свершит правосудие.

Два дня и три ночи он отдыхал и занимался любовью с женой, которая, казалась, превратилась в ледяную статую в его объятиях, а ее душа, несомненно, в это время витала где-то далеко. Это окончательно убедило виконта, что он не сможет вернуть любовь жены, пока не бросит к ее ногам голову рыжего мерзавца. На третий день он зарядил ружья, кликнул собак и отправился в горы, поклявшись, что не вернется домой без заветного трофея.

К счастью, хромой Бонифасио увидел, как виконт рано поутру пересекает банановую рощу, и прочел по его желтому от злости лицу кровожадные намерения. Едва виконт исчез за поворотом, как Бонифасио единым махом взобрался на скалу и издал звонкий протяжный свист, понятный лишь тем, кто родился и вырос на острове.