Артур Дойл - Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)

Я слушал откровения Дюрока с огромным интересом, но так и не понял, что он хотел от меня.

– Чем я могу вам помочь? – спросил я.

– Пойдемте со мной.

– В замок?

– Конечно.

– Когда?

– Немедленно.

– Но что вы собираетесь предпринять?

– Я знаю, что делать. Тем не менее хотел бы, чтобы вы были со мной.

Не в моем характере было отказываться от приключений, тем более что я проникся к парню симпатией. Прощать своих врагов, безусловно, благородно, но желательно, чтобы им было за что прощать нас. Поэтому я пожал Дюроку руку.

– Я должен ехать в Россель завтра утром, но сегодня вечером я в вашем распоряжении, – сказал я.

Мы оставили солдат на ночевку на постоялом дворе. Поскольку расстояние до замка было не больше мили, мы решили обойтись без лошадей. По правде говоря, я не люблю, когда кавалерийский офицер ходит пешком. Насколько он великолепен в седле, настолько неуклюж, когда шагает по земле, придерживает саблю и ставит носки внутрь, чтобы шпоры не цеплялись друг за друга. Но мы с Дюроком были в том возрасте, когда не беспокоишься ни о чем. Могу заверить вас: не могло быть такой женщины, которая стала бы особенно придираться, увидев двух молодых нарядных гусар, вышедших в тот вечер с аренсдорфского постоялого двора. У нас обоих были сабли, а я еще вынул пистолет из кобуры и сунул под ментик, ибо чувствовал, что нам сегодня придется жарко.

Тропа, ведущая в замок, шла через темный еловый лес. Не было ничего видно, кроме рваных полосок неба и ярких звезд над головой. Наконец мы оказались на открытом месте. Замок находился прямо перед нами на расстоянии выстрела из карабина. Это было огромное неуклюжее здание, судя по всему, очень древнее, с круглыми башнями на каждом углу и массивным прямоугольным выступом прямо перед нами. Нигде не виднелось ни огонька. Светилось лишь одно окно. Из здания не доносилось ни звука. Мне казалось, что эта безмолвная громада таит нечто зловещее. Название замка как нельзя лучше соответствовало впечатлению, которое он производил. Мой товарищ едва держал себя в руках от нетерпения. Я с трудом поспевал за ним по разбитой дороге, ведущей к воротам.

На массивных, окованных железом дверях не было ни звонка, ни молотка. Нам пришлось стучать в дверь эфесами сабель. Костлявый, длинноносый, заросший бородой человек наконец появился перед нами. В одной его руке был фонарь, другой он держал на цепи огромного черного пса. Поначалу его манеры были угрожающими, но, увидев наши мундиры и выражение лиц, он ограничился лишь угрюмой гримасой.

– Барон Штраубенталь не принимает посетителей в столь поздний час, – произнес он на превосходном французском.

– Передайте барону, что я проехал восемьсот лиг{31}, чтобы встретиться с ним. Я не уйду, не повидав его, – ответил мой товарищ с таким выражением, что даже я не смог бы сказать лучше.

Привратник взглянул на нас и в растерянности потянул бороду.

– Говоря по правде, господа, – сказал он, – барон уже выпил стакан-другой вина. Вы нашли бы его в лучшем расположении духа, если бы пришли завтра утром.

С этими словами он распахнул дверь пошире. В свете лампы я увидел холл и еще трех мрачного вид молодцов. Один из них держал на цепи такую же свирепую собаку. Дюрок должен был видеть то же, что и я, но увиденное никак не повлияло на его решимость.

– Хватит болтать, – сказал он и оттолкнул привратника в сторону. – Мне нужно поговорить с твоим хозяином, а не с тобой.

Слуги, стоявшие в коридоре, расступились, когда Дюрок проследовал мимо. Сила человека, который знает, чего хочет, заставляет уступать других – тех, кто не так уверен в себе. Мой товарищ схватил одного из слуг за плечо так властно, словно владел этим человеком.

– Покажи мне, где барон, – приказал он.

Слуга стряхнул руку Дюрока и ответил что-то по-польски. Бородатый привратник тем временем закрыл дверь на засов. Он, кажется, был здесь единственным человеком, который говорил по-французски.

– Вы сами напросились, – сказал он со зловещей ухмылкой. – Вы увидите барона. Но еще не раз пожалеете, что не воспользовались моим советом.

Мы последовали за ним по длинному вымощенному камнем холлу. Пол устилали шкуры, а на стенах висели головы убитых животных. В конце холла находилась дверь. Привратник открыл ее, и мы вошли.

Это была небольшая, скудно меблированная комната, с теми же следами упадка и разложения, которые встречались на каждом шагу. На стенах – выцветшие гобелены, которые отстали в одном углу, обнажив грубую каменную кладку. Вторая дверь, занавешенная шторой, виднелась в противоположной стене. Посреди комнаты стоял квадратный стол, заставленный грязной посудой с засохшими остатками еды. Всюду валялись бутылки. Во главе стола сидел гигантского роста мужчина с копной огненно-рыжих волос и пристально смотрел на нас. Его спутанная борода была такого же оттенка и казалась жесткой, как лошадиная грива. Я видел немало странных лиц за свою жизнь, но ни разу мне не доводилось видеть более жестокого лица, со зловещими голубыми глазками, бледными морщинистыми щеками и толстыми обвислыми губами, которые выглядывали из-под чудовищной бороды. Его голова покачивалась на плечах. Он глядел на нас рассеянным, неуверенным пьяным взглядом. Но он не был настолько пьян, чтобы не разглядеть наших мундиров.

– Ну что ж, храбрецы, – икнул он. – Какие новости в Париже? Вы собираетесь освободить Польшу. Слышал, что сейчас вы сами стали рабами, добровольно отдали себя в рабство маленькому аристократу в сером плаще и треуголке. Граждан больше нет, вернулись месье и мадам. Клянусь, что однажды утром немало отрубленных голов окажется в корзине с опилками.

Дюрок молча встал напротив негодяя.

– Жан Карабен, – произнес он.

Барон уставился на него. Его взгляд, кажется, отрезвел.

– Жан Карабен, – изрек Дюрок еще раз.

Барон выпрямился в кресле и сжал ладонями поручни.

– Что вы имеете в виду, повторяя это имя, молодой человек? – спросил он.

– Жан Карабен, вы тот человек, которого я давно ищу.

– Предположим, что я когда-то носил это имя. Но что вам за дело до этого? В те времена вы были совсем ребенком.

– Мое имя Дюрок.

– Нет, сын…

– Сын человека, которого вы убили.

Барон попытался засмеяться, но в его глазах застыл ужас.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, молодой человек, – воскликнул барон. – Тогда вопрос стоял, кто кого: аристократы или простые люди. Ваш отец был жирондистом{32}. Я же – монтаньяром{33}. Большинство моих товарищей погибли. Такова судьба. Мы должны забыть былое и попытаться узнать друг друга лучше.

С этими словами барон протянул дрожащую руку Дюроку.