Дарья Плещеева - Курляндский бес

– Очаровательный мальчик, – прошептала Анриэтта. – Не знаю, что нас ждет в Курляндии, но путешествие будет отменным.

– Нас ждет работа, – напомнила Дениза. – Просто работа, ничем не лучше труда кружевниц. Только у них портится зрение, а у нас…

– Душа.

– Да. Если ее не беречь.

– А для чего беречь? Для кого? Да и как?

– Я схожу к матушке Маргарите, узнаю, готова ли мазь, – не желая спорить, сказала Дениза. Еще не настало время, когда Анриэтту могли пронять разумные доводы.

– По дороге будет келья «Благословение Божье», зайди к госпоже Хейндрикье, поторопи ее – нам для путешествия понадобится новое белье. Неизвестно, когда мы теперь увидим прачку. И на Адскую улицу! Я заказала кружевницам воротники и манжеты – пригодятся для подарков. Что там сказано про деньги?

– Деньги получим у банкира в Антверпене.

Граф ван Тенгберген этого разговора не слышал – он с головой ушел в книжку, и даже звонкая вечерняя песня черного дрозда не могла его отвлечь, не говоря уж о томных стонах горлиц.

Книжка была не просто любимая, а жизненно необходимая.

Дениза появилась минут через двадцать – она успела побывать и в «Благословении Божьем», и у кружевниц. Вошла она с улицы.

– Простите, сударь, что заставила ждать. Завтра мы выехать не сможем. Послезавтра – это вас устроит?

– Как будет угодно прекрасной сеньоре, – по-испански ответил граф.

Дениза сообразила, в чем дело.

– Что вы читаете, сеньор? – спросила она тоже по-испански. – Уж не «Дон Кихот» ли у вас в руках?

– «Дон Кихот», прекрасное издание «Офисины Плантинианы».

– Это в Антверпене?

– Да, сеньора. Я хорошо принят в семействе Моретусов, хозяев этой типографии. Коли вам угодно купить книги, я буду иметь честь проводить вас туда – при типографии отличная книжная лавка. Там к моему приезду уже будут готовы ящики с книгами для герцога Курляндского.

– Да, если мы отправимся в Либаву морем, хотелось бы взять с собой книги – от дорожной скуки. А вы, сеньор, знаете, где в Лире можно остановиться на две ночи?

– Да, любезная сеньора, мне советовали гостиницу у церкви Святого Гуммаруса. Сейчас мы с моим слугой туда отправимся.

– Вы путешествуете лишь с одним слугой, сеньор?

– Да, сеньора, и имущества со мной немного. Весь мой багаж уже в Антверпене. Итак, послезавтра утром я буду иметь честь ждать вас у ворот бегинажа? В котором часу?

– В восемь утра – это подходящее время?

– Да, сеньора. Если вы не сможете к тому времени найти экипаж, дайте мне знать в гостиницу.

– Разумеется, сеньор. Но насчет экипажа у нас есть договоренность. Думаю, мы сможем выехать точно в назначенное время.

– Не смею вас задерживать, сеньора.

Граф раскланялся с грацией аристократа, которого с детства учили танцам, и учили на совесть.

– Вы впервые в Лире, сеньор? – спросила Дениза.

– Впервые, сеньора.

– Погуляйте по нашему подворью. Тут есть своя диковина – улица под названием Рубашечный Рукав. Она шириной менее половины туаза. Второй такой вы нигде не найдете.

– Благодарю, сеньора, и с нетерпением буду ждать нашей встречи!

Дениза думала, что на этом ритуал прощания, даже прощания на испанский лад, со старомодной учтивостью, завершен. Но граф опустился на колено и поднес к губам край ее черного одеяния. Только после этого он покинул крошечный садик, и калитка захлопнулась.

– О Господи… – прошептала Дениза.

В поведении молодого человека была какая-то странность, какая-то несуразность – как если бы ангел небесный, ничего не знающий о земной грязи, переоделся в дворянский костюм и подвесил сбоку шпагу. Улыбка этого посланца судьбы уж точно была ангельская. И если бы он не привез пакет из канцелярии кардинала Мазарини – Дениза, пожалуй, впала бы в умиление.

Скрипнула узкая дверь, отворилась, на пороге стояла Анриэтта в одной рубахе.

– Свершилось! Нашелся человек, взломавший замок и открывший путь к твоему сердцу! – сказала она весело, хотя веселость была сомнительная. – Прехорошенький ангелочек!

Дениза покачала головой.

– Восемь лет, Дениза, восемь лет!.. Чего ты ждешь? Ты же видишь – того, что получают все женщины просто потому, что они женщины, нам Господь не дает. Да возьми же ты наконец свое! Восемь лет – уму непостижимо! И еще восемь лет будешь ждать, и еще восемь! Пока тебя не положат в могилу вместе с твоей дурацкой верностью и гордостью!

Дениза не обиделась. Она умела отличать слова злобы от слов любви.

– Ну сделай же это наконец! – закричала Анриэтта. – Возьми себе красавчика – и получи все, что должна получать женщина! Иначе ты просто сойдешь с ума! Я не понимаю, как ты могла жить без этого, не понимаю! Ты думаешь, что два месяца в бегинаже – отдых? Отдых – это когда ты с мужчиной, чтобы забыть обо всем на свете и хотя бы на полчаса убить свою память! Наберись мужества и возьми этого красавчика!

– Да, он очаровательный молодой человек, – согласилась Дениза, – но знаешь что? Мне кажется, что он не тот, за кого себя выдает.

Морское путешествие должно было начаться в Гааге – не так уж часто заходили в устье Шельды и бросали якорь у Стена торговые суда, и флот герцога Курляндского туда неохотно заглядывал. До Гааги добирались с приключениями, и самое комическое из них было – с мартышками.

Граф ван Тенгберген ехал в Курляндское герцогство с диковинным багажом – кроме двенадцати сотен книг, картин в футлярах из оленьей кожи, залитых для пущей сохранности смолой, ящика с дорогими украшениями, четырех ящиков с позументом, кружевами и пуговицами, а также труппы антверпенских танцовщиков, он вез еще и живность для герцогского зверинца вместе со смотрителем, опытным по этой части старым моряком Петером Палфейном. На телеги погрузили четыре клетки с мартышками, а огромную корзину с удавом длиной чуть не в два туаза старик держал отдельно, рядом со своей постелью, и клялся, что змея слушается его одного. Разумеется, две хитрые мартышки открыли одну из клеток, и пришлось чуть ли не на полдня задержаться – пока эти бесенята не проголодались и не слезли с дерева.

– С ними нужно разговаривать по-испански, – утверждал Палфейн. – Их взяли на испанском судне, они других языков не понимают!

– Не прикажешь ли спеть им серенаду? – полюбопытствовал граф.

Путешествие ему нравилось – и даже побег мартышек радовал. Это было отменное развлечение для человека, отлично знающего испанский: Палфейн, задрав голову, показывал мартышкам прошлогоднее сморщенное яблоко и хрипло выкликал, безбожно перевирая, злодейские матросские ругательства – они и составляли его испанский словарь. Вдруг граф забеспокоился – не смутит ли бегинок этакая музыка? Оказалось, что не смутила, – они, отворив дверцу экипажа, от души смеялись. И графу вдруг сделалось неприятно: высокородные дамы, а он почитал своих спутниц за весьма знатных особ, не имели права знать такие выражения. Он вздохнул – развращенный век, падение нравов, и в одиночку тут ничего не исправишь.