Константин Сергиенко - Тетрадь в сафьяновом переплете

Еще одна трудность состоит в том, что я испытываю определенные симпатии к своей партнерше. Нелегко играть двойную игру, к тому же натура ее, как я уверяла вас, вряд ли соответствует нашим надеждам. Она мягка, мечтательна, слишком добра. Она окружает себя столь же мягкими и расплывчатыми людьми, как, например, граф Осоргин. Простой люд ее любит, это наш козырь. Но как заставить ее действовать более решительно? Тогда бы за ней ринулись все, кто недоволен правлением нынешней государыни, а таких множество.

Сир! Соблюдая осторожность, я буду продолжать исполнение своей миссии, однако вряд ли можно рассчитывать на успехи в ближайшее время, хотя и промедление очень опасно, ибо вояж наш уже находится под пристальным наблюденьем властей, которые, к счастью, не очень здесь расторопны.

Ждите новых известий.

Письмо было написано мудреным способом, сразу на трех языках, немецком, французском и итальянском, вперемешку, но Петр Иванович, отлично владевший всеми тремя, сумел его к утру разобрать.

Что же происходило в поселке? Парадизи название генуэзское, оно означает рай. И вправду, местечко райское, но со времен генуэзцев здесь осталось лишь несколько развалившихся строений. Выбор места, для того чтобы основать процветающее поселение, был очень удачен, но удача зависит не только от расположенья.

К этому дню накануне именинного бала в Парадизи, или Новом Свете, как называла госпожа Черногорская, собралось не меньше сотни народу, я не беру в расчет свиту и команду яхты, а также немногочисленных гостей вроде нас или леди Кенти.

Стекались сюда в основном люди простые, вроде тех, о которых я уже упоминал. Беглый каторжник Матвей, умелец Артамонов, крепостные Янка с Акулькой. Были тут малороссийские однодворцы, казаки из степей, солдаты, покинувшие царскую службу, и прочий люд с самым разным, а то и неопределенным занятьем.

Но настроенье у всех было сходное. Казаки распевали:

В поселке уже велись кое-какие работы, но большая часть людей слонялась без дела, собираясь в кучки и ведя ожесточенные споры. Время от времени они шли к своей избавительнице, предлагая то один отчаянный план, то другой.

Самыми беспокойными были казаки. Все они явились при оружии и каждодневно выказывали готовность ринуться в бой. Благо вокруг еще не было богатых поместий, только местные деревеньки да квартиры армейских полков.

Один матрос обещал богатую добычу, если заняться морским разбоем.

— Да кого же ты будешь грабить? — спокойно спросила госпожа Черногорская. — В здешних водах лишь русский флот.

— Через пролив к Архипелагу идти! — выкрикивал матрос. — Там и французы, и турки плавают!

— А лучше вдарить по Кафе, флаг свой поднять! — настаивали воинственные казаки.

Народ был, конечно, буйный, но простодушный, доверчивый. Стоило госпоже Черногорской спокойно и мягко разъяснить им свои планы устройства мирной и справедливой жизни, как они тотчас соглашались, кивали головами и расходились, кто строить дома, кто вырубать штольню в скале.

Госпожу Черногорскую они называли не иначе как «матушка-государыня». Это чрезвычайно смущало ее и повергало в глубокую задумчивость.

— Как мне выйти из этого положения? — спрашивала она вслух.

В канун именинного бала Петр Иванович провел много времени в обществе госпожи Черногорской. Я успел заметить, что и леди Кенти, и Струнский выглядели озабоченными, что касается до первых, то они все время старались уединиться.

На этот раз меня близко не подзывали, и я бродил в отдаленье, как и верный Станко, который несколько раз подмигнул мне со смешливым видом.

Разговор у графа с Анастасией был волнующий и горячий. Иногда они замолкали с раскрасневшимися лицами, а то вдруг пускались в бурные объясненья, взмахивая руками. Иногда доносились обрывки фраз:

— Ах, Настя, да уедем, и всё!

— Но, Петр Иванович, вы же сами…

Так они толковали не менее двух часов. Когда они расставались, их лица горели ожесточением.

— Она ничего не понимает! — бормотал Петр Иванович. — Боже, она погубит себя!

Я не осмелился спрашивать, как он поступил с письмом, но, полагаю, действия его были достойны.

— Нет, как же быть? — восклицал Петр Иванович и становился все мрачней и мрачней.

Выглядел мрачным и Струнский. Его люди готовили площадку для именинного бала. Было объявлено, что завтра он выставит две бочки вина и устроит фейерверк, для чего вбивались в землю шесты и протягивались канаты, на которых развешивали заряды.

Леди Кенти не показывалась. Вообще в этот день на всех напало какое-то уныние, даже песни, которые распевали казаки, были заунывными и печальными. В довершение ко всему стала портиться погода.

Ко мне подошел Матвей и положил на плечо тяжелую руку.

— Не тоскуй, баринок. Пойдем-ка, я Миньку тебе покажу.

Минька и был тот мальчик, которого подобрала госпожа Черногорская в надежде выучить его на художника. Пока же Минька сооружал из маленьких камешков подобие замка.

— Ну чо, годится? — спросил он.

— Годится, — ответил я.

— Дура, — буркнул Минька и ногой развалил замок. — Не годится! Вот как пойду в ученье, такую домину построю! — И, подумав, добавил: — Все будем жить.

Минька мне понравился, хотя и был задирист. Я подумал, может, из него и впрямь что-то выйдет, в глазах у Миньки светились природный ум и живость.

Под вечер мне стало совсем грустно. Петр Иванович пошел объясняться в шатер, а я сидел на берегу моря, сжимая в руке крестик и с внезапной горькой силой думая о своем сиротстве.

Погода совсем испортилась. Похолодало, небо затянуло серыми тучами, и белые барашки вздымались над неспокойной поверхностью вод.

Ночью мне приснился отец, которого я никогда не видел.

Утром стало известно, что леди Кенти покинула Новый Свет. Это произошло после ее объяснения с госпожой Черногорской. Я только видел, как, закутавшись в плащ, она поспешно садилась в шлюпку.

В бухту по бурной воде вошел пакетбот «Геркулес», нанятый для перевозки леса и камня. Малые суда принялись за разгрузку. Сильно задуло с моря, трепетали на ветру полотнища разноцветных флагов, вывешенных Струнским в честь своих именин. Площадка для высоких персон, выстроенная против моря, была увита купами майских роз. Розы в здешних местах удивительно красивы. Особенно хороши кремовые огромные цветы, иные из которых достигают размеров с голову. Замечательны также пунцовые вьющиеся, целые лавы которых сплошь покрывают высокие кусты.