Дмитрий Белый - Басаврюк ХХ

Батюшка выжидательно посмотрел на него:

— И что я буду там делать? Входить в эмигрантских объединений, проливать слезы над Родиной? Ждать, когда она станет такой, как мы себе там ее хотим увидеть? А она такова, какова есть. Боюсь, что только я стал другим.

Бойчук пристально посмотрел на священника.

— Здесь «Михась» со своей бандой. Скорее, что именно сейчас он идет за нами. Я тоже давно ищу его. Возможно, пришло время нашей встречи.

Священник молча кивнул.

Бойчук снова полез к бункеру и вытащил на поверхность несколько деревянных ящиков, два автомата, большой моток шнура и набитый непонятным причиндалами рюкзак.

Нагрузив себя, они отправились в путь. Отец Василий удивленно заметил, что находит в себе новые и новые силы, поднимаясь за неутомимым Бойчуком по горе. В полночь выбрались на поляну. Там под лунным сиянием темнело небольшая хижина.

— Некогда здесь жил лесничий, — коротко объяснил Бойчук, осторожно опуская ящик. Батюшка тоже, с облегчением, поставил свой груз.

Бойчук быстро раскрыл ящики и начал доставать толовые шашки. Несколько из них зарыл под стенами хижины, а остальные занес в середину. Отец Василий услышал, как галичанин копается в доме. За пару десятков минут он вышел, разматывая за собой длинный шнур. Шнура хватило на несколько сотен метров. Они тщательно замаскировали его листьями, и Бойчук прикрепил два конца провода к клеммам в железной коробке с поперечной ручкой.

— Дальше, пан отче, наши действия будут такими: я попробую выйти на «Михася» и заманить его в дом лесничего, а вы в это время будете за «адской машинкой». Я забегу в дом и дам пару очередей из автомата, потом попробую выбраться через окошко с противоположной стороны. Если они поймают в дом, мы их накроем; в любом случае им придется бежать мимо нее — по крайней мере половину взрыв завалит. Главное — вовремя включить машинку. Если я через двое суток не появлюсь, по компасу отходите на юго-запад, вернетесь в тайник. Еды там хватит надолго. Дождетесь меня или кого из наших. О вас знают и переправят за границу. Все. Да, возьмите, — Бойчук протянул батюшке компас, ППШ и гранату.

Галичанин бережно уложил тайник для священника. Оттуда, даже в ночной темноте, была хорошо видна поляна и хижина. Священник удивленно покрутил в руках гранату. Бойчук коротко объяснил, как им пользоваться, потом растянулся на скиданому гилли, накрывшись пиджаком:

— Теперь надо отдохнуть, завтра для нас будет тяжелый день.

Батюшке показалось: только он закрыл глаза, как Бойчук тронул его за плечо. Было еще темно, но чувствовалось приближение утра. Референт стоял над ним готов отправиться. На плечи, стволом вниз, висел автомат, на поясе кобура и две гранаты.

— Извините, что побеспокоил, пан отче, — в голосе галичанина отец Василий удивленно почувствовал неожиданные теплые нотки. Бойчук помолчал, глядя куда в даль, потом добавил:

— Может, для украинцев есть отдельный рай и мы боремся не за ту Украину, которой, возможно, никогда не будет здесь… а за право иметь ее гдето там… после смерти?

Бойчук махнул на прощание рукой и пошел широким шагом вглубь леса.

До утра отец Василий не мог согреться. Он ходил, дыша холодным и влажным воздухом, хлопал себя по бокам, чувствуя, как мышцы напрягаются от холода и нервного возбуждения. Но вскоре утреннее солнце согрело его, и священник смог ненадолго заснуть тревожным и пугливым сном. Весь день он провел в своем тайнике, напряженно вслушиваясь в лесную тишину. Только под вечер почувствовал, что проголодался, и съел несколько галет.

Вокруг все дышало таким умиротворением и теплом, что батюшке до безумия захотелось, чтобы этот день не заканчивался никогда. На короткое мгновение он даже поверил в это. Но день прошел, возможно, отправившись с другим отцом Василием в некую потусторонней тайник для дней, и ночная тьма вновь заставила батюшки вспомнить о своем задании.

Ночь батюшка провел без сна, напряженно слушая тишину. Под утро он услышал, как далеко в горах громыхнуло. Сначала священник решил, что это дальний дождь, но следующий звук заставил его встревожиться. Уже через полчаса понял, что в направлении к нему идет перестрелка. Священник почувствовал, как тело цепенеет от волнения и страха, в висках возбужденно запульсировала кровь. Он уже ясно слышал короткие очереди ППШ, которые пересекались с частыми выстрелами винтовок и сухим тарахтением других автоматов. Перестрелка надвигалась рывками, батюшке показалось, что он даже слышит далекие неразборчивые выкрики. Он облизнул пересохшие губы и машинально начал выбирать из бороды запутанную сосновую колючку.

Треск ППШ прекратилось, на полминуты воцарилась тишина, которая вновь взорвалась выстрелами. На поляну выскочил Бойчук. Одна рука его висела вдоль тела, рукав был черный от крови. Левой рукой референт сжимал пистолет. На бегу он обернулся и выстрелил в самую гущу. Оттуда донеслось:

— Брать живым!

К дому Бойчуку оставалось шагов десять. Вдруг из леса треснул одиночный выстрел. Батюшка ясно увидел, как из под колени референта прыснула длинная струйка крови и тот, словно резко оступившись, упал на бок, но тут подскочил. Лицо Бойчука перекосилось от боли, он, подтягивая прострілену ногу, проковылял еще несколько шагов и снова упал. Из леса на поляну выскочил мужчина с автоматом — и Бойчук выстрелил. Мужчина упал, а референт, отбросив пистолет, пополз к дому, ухватился за открытые скособоченные двери и шатаясь поднялся. Тяжело дыша, он на мгновение повернул лицо в сторону, где прятался священник.

Когда референт исчез за открытыми дверями, на поляну вышло человек десять с оружием, в серых немецких кителях и с мазепинками на головах.

Из чащи вышел еще один «стрелец», другие наперебой начали нечто объяснять ему, показывая на дом. К батюшке донеслось: «товарищ Михась». «Михась» присел и провел рукой по окровавленной траве, потом поднес ладонь ко рту, понюхал и лизнул ее. Священник застыл от ужаса. Неожиданно он ясно осознал, что в ловушку попал сам Бойчук, что ему уже не дано выбраться из хижины лесничего и что именно он, отец Василий, должен решить его судьбу.

«Михась» поднялся и закричал:

— Выходи, референте!

Священник, чтобы не сойти с ума, зашептал молитву. Мокрые руки ухопилися за ручку «адской машинки». Из дома донеслось: