Клауде Куени - Друид

— К сожалению, тебе не довелось увидеть своего отца, Корисиос. Но сейчас я могу тебе с полной уверенностью сказать: он не знал страха, и тем не менее до Средиземного моря не дошел.

Я знал эту историю в мельчайших подробностях, поскольку жители нашего селения довольно часто рассказывали ее друг другу в разных интерпретациях. Мой отец, кузнец Корисиос, отправился тогда вместе с дядюшкой Кельтиллом в Рим через Поенин, чтобы стать наемником в римской армии. Любой центурион возносил хвалу богам, если под его начало попадал солдат, который в прошлом был кельтским кузнецом! Мой отец и Кельтилл были в пути всего несколько дней, когда мой отец сломал себе зуб о раковину моллюска. Врач, несший службу при легионе, вырвал ему зуб, но щеку раздуло до невероятных размеров. Позже, услышав эту историю, один греческий лекарь сказал, что кровь отца отравил гной.

Свою мать я тоже не видел, она умерла во время родов. Кельтов подобные удары судьбы никогда особо не расстраивали, ведь смерть для нас всего лишь переход из одной жизни в следующую. Именно поэтому злые шутки богов над простыми смертными мы переносим более стойко, чем другие народы. Мы знаем о переселении душ и твердо уверены: к тяжелой жизни нужно относиться так, как если бы это был всего лишь трудный день. Нужно ли говорить, что мы никогда не умерщвляем младенцев, родившихся с какими-либо увечьями? А когда они вырастают, то к ним относятся как к обычным людям и у них нет повода лишать себя жизни, бросившись в реку или озеро. Что же касается меня, то подобная попытка была бы заранее обречена на провал, ведь я отличный пловец, и уже поэтому мне казалось, что утопиться я просто не смогу. Но тогда мне было семнадцать лет, энергия в моем теле била ключом, а желание жить и добиться славы занимало все мои мысли. Мне никогда не казалось несправедливым то, что я вырос без родительской опеки. У кельтов это не редкость. Но ни один из нас не остается брошенным на произвол судьбы. Если у какой-то семьи войны или болезнь отберут родственника, она с удовольствием примет в свое лоно других кельтов, образовав новую большую семью. Так случилось и со мной — я жил вместе с дядюшкой Кельтиллом и двадцатью девятью другими родственниками под крышей одного большого дома. Неужели после этого кого-то может удивить, что тогда я действительно наслаждался жизнью?

— Да-да, — пробормотал дядюшка Кельтилл задумчиво, — ты молод, Корисиос, но посуди сам: что ты станешь делать, если столкнешься лицом к лицу с Ариовистом?

— Я рассмешу его, — ответил я дерзко.

Всем своим видом Кельтилл показывал, что считает сказанное мною полнейшей чепухой. Он покачал головой и пригладил рукой свои длинные усы. К тому времени у меня уже тоже выросли усы, которыми я невероятно гордился, но они, к сожалению, не шли ни в какое сравнение с пышной и густой растительностью на лице моего дядюшки. Возможно, друиды уже придумали какое-нибудь отвратительно пахнущее снадобье, способное помочь мне за короткое время стать обладателем таких же роскошных усов. Я бы не задумываясь воспользовался этим зельем, но при одном условии: в его состав не должен входить гарум.

— Корисиос, я чувствую, что силы постепенно покидают меня. Мне осталось совсем недолго жить на этом свете. Я не увижу Атлантикус. Такова моя судьба. Но я хочу сделать для тебя все, что в моих силах, и помочь чем только смогу. Как же сложится твоя судьба, Корисиос?

— Дядюшка, — ответил я с преувеличенным возмущением, — твое малодушие и унылое настроение могут разгневать богов! Я вижу только два пути. Либо я однажды стану друидом в Карнунте[6], либо устану ждать этого дня и решу открыть свой собственный торговый дом в Массилии — мои рабы будут производить диковинные товары, которыми славятся римляне, а я буду продавать их по всей Галлии и купаться в деньгах! Стоит мне только захотеть, и все римские торговцы просто обанкротятся.

Возможно, я несколько преувеличивал, но мои намерения стать уважаемым купцом в Массилии были довольно серьезными. Все чаще я ловил себя на мысли, что с большим удовольствием посвятил бы себя этому прибыльному ремеслу, поскольку жизнь друида казалась мне довольно монотонной. Я никак не мог сделать окончательный выбор. Уже в свои семнадцать лет я жаждал добиться славы и заслужить уважение окружающих. Однако на тот момент я еще не решил, какое занятие должно было помочь мне достичь своей цели. На одной чаше весов лежали хитрость и изворотливость купца, а на другой — древние знания друидов.

Кельтилл кивнул. В самом деле, лишь сейчас я заметил, как сильно постарел мой дядюшка за последнее время. Сейчас он был одним из самых старых жителей нашего селения, ведь ему давно исполнилось пятьдесят. Десять лет назад, в тот самый день, когда он вернулся в деревню, Кельтилл решил, что несет ответственность за мою дальнейшую судьбу. Я и он принадлежали к одному клану, нас связывали кровные узы. Именно из-за меня он в прошлом году решил купить германскую рабыню Ванду. Мой дядюшка вбил себе в голову, что она должна заменить его и заботиться обо мне, когда он покинет мир живых, а душа его начнет новую жизнь. Но мне не нужна клюка из крови и плоти! Мне не нужна рабыня! Тем более такая строптивая, как Ванда. Она успела стать для меня сестрой, но только такой, которую брат с удовольствием утопил бы в болоте.

— Корисиос, — пробормотал Кельтилл, — меня порой посещают самые разные мысли, когда я всю ночь не могу сомкнуть глаз. Знаешь, возможно, ты прав. Похоже, боги в самом деле строят относительно тебя особые планы. У всего, что с тобой происходит, должны быть какие-то причины.

— Как минимум три, — усмехнулся я.

Дядюшка Кельтилл на какое-то мгновение забыл о своих заботах и от души рассмеялся. Он запрокинул голову и широко открыл рот, так что я даже увидел четыре сточенных о грубое зерно зуба, которые оставили ему боги.

— Кто знает, Корисиос! Твоя вера в успех настолько непоколебима, что я начинаю задумываться…

— Скажи, какая самая ужасная вещь может произойти со мной? — продолжая смеяться, спросил я.

Кельтилл с удивлением взглянул на меня.

— Ариовист может вырезать мне сердце, а римляне — прибить гвоздями к кресту. Говори же, дядюшка, что, по-твоему, хуже? Что бы со мной ни случилось, долго я мучиться не буду. А как только смерть настигнет меня, я тут же отправлюсь с паромщиком дальше, навстречу следующей жизни!

Лицо дядюшки немного прояснилось; похоже, у него на душе стало легче. Мне удалось подбодрить его, даже несмотря на то что меня самого начали одолевать тревожные мысли. Раз уж сам дядюшка Кельтилл проявляет беспокойство, то мне есть над чем задуматься. С другой стороны, вот уже несколько лет он пил слишком много вина. Я по себе знаю, что этот напиток придает мужества и отваги, но как только его действие проходит, человек становится пугливым и робким, словно лань. Я схватился обеими руками за железную ручку, которую Кельтилл забил в ствол дуба, чтобы мне было удобнее подниматься с земли, и встал на ноги.